Когда мы научимся летать

Они оба ничего не умели делать вполсилы и вот за эту душевную прямоту и бескомпромиссность особенно любила сына Ольга Павловна. Любила, но и даже побаивалась одновременно, как будто чувствовала, что однажды подобное решение сына может стать роковым для них обоих. Нет, их отношения никогда не были чересчур благодушными. Они были как полет двух птиц: они вместе пока в такт машут крыльями и одинаково рвутся вверх.

– Выкладывай, что там у тебя стряслось? – торопит она, пытаясь шуткой развеять напряженное молчание сына.

– Да ничего, мам, просто мне приснилось, будто мы летали над лугом, а потом над рекой. И так хорошо это было, я до сих пор помню это чувство.

– Значит, ты растешь. Это всегда так: когда растешь ночью, кажется, что летаешь. И я тоже летала в детстве.

– Да я не об этом, мама! – упрямо мотает он головой. Его уже не устраивает подсказанный матерью выход, – я представил, что когда-нибудь люди научатся летать. Просто так, понимаешь, не на самолетах или ракетах, а просто так – подумал и полетел.

– Ну, ну, – подбадривает его Ольга Павловна, а он уже и сам загорелся, и куда только делась его всегдашняя стеснительность и угловатость.

– Ты, конечно, подумаешь, что это просто детская фантазия, и, возможно, будешь права. Но не это главное в моем сне. Я думал вот о чем. Что делают люди с Землей? Разрушают горы, рубят леса, загрязняют океан – природа меняется, и никто пока не знает, что будет с нашей планетой через несколько столетий.

Современному человечеству, для того, чтобы оно развивалось, необходимы уголь, нефть, газ, металлы, ну, а что произойдет, когда все полезные ископаемые будут добыты? Начнут сверлить Землю насквозь или летать на другие планеты. А когда и там все кончится?

Все это ты знаешь – читала – и я тебе ничего нового не сказал, а повторил вот зачем: а что, если выбранный человечеством путь развития приведет к тупику, кризису цивилизации? Ты меня спросишь: а где же выход? Что же предстоит людям в будущем? Возвращаться в пещеры и каменному топору? Нет, ни в пещеры и ни к топору, хотя может быть и это, но уже людям не глупым, а умным, научившимся управлять природой.

Но каким же образом управлять? Опять с помощью техники? Ведь, если подумать, то окажется, что и нефть, и газ и уголь нужны для производства техники: машин, производящих новые машины и так без конца. Создавая технику человек не стал ее хозяином. Больше того, он создал себе господина, очередное божество.

А что если человечество научится управлять природой без техники? Ведь тогда все производство, вся промышленность будут совершенно не нужны. И будет чистый воздух, чистая вода и луга, и леса. Все будет так, как будто и нет человека, и все это будет для него. Но что это может быть за способ – управлять природой без орудий труда, без техники? А вот как: прежде всего люди научатся управлять своим телом и мыслями.

Но для этого наука должна будет сильно измениться, и изучать не отдельные процессы и явления, а пытаться найти всеобщие закономерности, которым подчиняется все во Вселенной. А ведь человек – это тоже часть Космоса, поэтому и законы, которым подчиняется и природа, и человек должны быть одни и те же.

Я не знаю, когда люди дойдут до этого, но я верю, что человечество может это сделать, ведь не даром верят, что Человек – это венец Природы.

Тяжело дыша, как будто после нелегкого подъема в гору, сжав кулаки и нахмурив брови, Валерка стоял перед матерью, ожидая ее ответа. Ольга Павловна смотрела на него и думала, что же ему ответить, чтобы он не обиделся и не подумал, что она его жалеет или поучает.

«А ведь он хорош сейчас и почти красив», – отметила она про себя, а вслух произнесла:

– И ты всерьез веришь, тому, что сейчас наговорил?

Валерка ожидал чего угодно, но только не этого. Он уже готовил аргументы, чтобы защищать придуманную им теорию, если она начнет возражать, боялся насмешки, и верил, что мать не будет посмеиваться над ним, но все-таки в душе готов был к отпору и топорщился, как еж. Но тут он не выдержал и широко, совсем по-детски улыбнувшись, махнул рукой на серьезность минуты и придуманные им обиды, с размаху плюхнулся на диван, к матери «под бочок». Она была уже гораздо ниже его, и он прижался к ней, обняв рукой за плечо.

– Конечно, нет. Просто я представил себе, как хорошо должны жить люди в далеком будущем. И первое, что я решил про себя: они должны научиться летать. Потом я начал думать о том, что значит летать по желанию. Это значит усилием воли преодолевать силу земного притяжения. Но тогда они и все остальное должны научиться. И не будут нужны ни заводы, ни шахты, ни самолеты. Потом я начал фантазировать какими будут наука и обучение. Ведь тогда все будет по-другому. Все будут учеными и будут творить «чудеса». Только этому нужно будет научиться, и учеба будет не такая, как сейчас. Ведь мы в основном зубрим. А тогда нужно будет понимать.

Когда поймет человек, что он живет не один, а вокруг него много людей и он не сможет пожелать зла никому – тогда он поднимется на первую ступень развития и научится устраивать самое простое «чудо»: летать или создавать деревья, или цветы. Потом будет еще несколько ступеней и высшая – это та, когда человек поймет свое единство со всем миром, почувствует гармонию Вселенной – тогда откроются ему все силы природы

Ольга Павловна покачала головой. Это снова был ее Валерка, каким он был еще в детстве, когда таскал домой облезлых кошек и больных голубей: «Жалко их, мама». А когда подрос немного, не стал жестоким, как это бывает с подростками, не мучил животных и никогда не дрался, несмотря на то, что был хоть и неуклюжим, но очень сильным.

– Ах, Валерка, Валерка, маменькин сынок, – думает Ольга Павловна, проводя рукой по жесткому ежику волос сына, – что-то будет у тебя в жизни? Мой милый «гадкий утенок»!

Теперь Валерка говорил торопливо, будто опасаясь, что его прервут и заглядывал матери в глаза:

– Понимаешь меня, понимаешь?

И находил в ее глазах грустную поддержку:

– Хорошо, сынок, это немного наивно, но все равно – хорошо.

Когда он перестал говорить, мать и сын сидели некоторое время молча. Наконец, Ольга Павловна нарушила молчание:

– Валер, а та девушка, с которой ты летал – это была Таня?

Он помолчал немного, а потом ответил со всей искренностью, на которую был способен:

– Ты знаешь, мама, еще вчера я был в этом почти уверен, а сейчас я уже не знаю.

С этого дня полеты больше не снились Валерке и проблемы будущего человечества как-то потеряли для него прежнюю остроту.

– Валер, ну, ты как, еще не научился летать? – спрашивала его иногда с ехидцей Наташка.

– Учусь, сестра, учусь. Есть кое-какие сдвиги, – заученно отвечал Валерка, но уже не сердился как прежде.

В конце июня на острове расцвели диковинные цветы. Они были похожи на мальву, но это были дикорастущие дельфиниумы: высокие стебли, усыпанные великолепными синими розетками. Пахли они необычайно сильно и сладко. Валерка отправился вглубь острова за букетом, принес цветы домой и представлял себе с каким выражением примет такой букет Таня, которая незадолго до этого уехала на каникулы к тетке в далекую Россию. В тоскливом ожидании прошло больше месяца.

Но и после своего возвращения девочка ни разу больше не появилась в квартире Козловых. Пришлось Валерке сменить свою тактику. Теперь он стал регулярно, как на дежурстве, просиживать на берегу долгие часы. Но что бы он ни делал, нет-нет, да и взглянет – не появится ли на пляже знакомая девичья фигурка. Ее появление он чувствовал почти инстинктивно и по внезапному сердцебиению узнавал, что это она. Таня была выше всех, у нее был самый красивый купальник и самая элегантная походка. – она шла, высоко подняв голову с опущенными почти неподвижными руками.

Так проходил день за днем, уже и август почти перевалил за половину, – но единственное, что он страстно хотел: хотя бы просто подойти и поздороваться, нет – это было выше его сил. Оставалось только надеяться на случай.

Как и многие мальчишки в городке, в детстве Валерка очень любил парады. Больше всего нравилось ему смотреть, как проходят колонны военных. Он помнил себя совсем еще маленьким, когда с мамой за ручку он приходил на главную улицу напротив штаба. Мама выводила его вперед, и он с замирающим сердцем следил за тем как торжественно и весело маршируют знакомые и не знакомые дяди, среди которых был такой же, как и все, непривычно нарядный, даже какой-то чужой и в то же время удивительно родной – его папа.

Но особенно торжественным ему представлялся парад в День Авиации.

В тот день, Валерка с Наташей вышли вслед за матерью смотреть парад. И когда, также, как и много лет назад мать приподнялась на цыпочки, и, сделавшись на мгновение удивительно молодой, взмахнула руками едва не вскрикнула: «Вот он, вот». Валерка почувствовал вдруг как в носу у него защипало, и он отвернулся. А мать уже немного смущенно взглянула на сына снизу вверх.

– Смотри, смотри! Наш папка все такой же стройный и молодой.

Сестра стояла рядом, с рассеянным видом грызла семечки и, казалось, не обращала ни малейшего внимания на эти сантименты. Когда парад закончился, Ольга Павловна заметила идущую рядом Валю Соловову тоже с детьми и окликнула ее. Они подошли друг к другу, заговорили и пошли рядом.

Сердце у Валерки забилось радостными толчками. Он представил, как направится сейчас к ним Таня, взглянет прямо в глаза и протянет руку, как это было во время их последней встречи. Но что это? Девочки как будто и не собирались здороваться. Вот они окинули друг друга холодными отсутствующими взглядами, постояли мгновение, затем повернулись и пошли в разные стороны. Валерка почувствовал этот брошенный мельком взгляд, обращенный даже не на него, а просто в сторону, как будто там, где он сейчас стоял было просто пустое место и понял, что это конец. Больше никогда он не будет стоять к ней так близко, чтобы видеть, как она широко улыбнется ему, обнажая белые зубы с щелочкой спереди. В несколько шагов он догнал ушедшую вперед сестру, тронул за локоть.

– Наташка, ты разве больше не дружишь с Таней?

Удивился, увидев ее тронутые ледком глаза.

–А тебе какое дело? Мы раззнакомились, – и сказала после паузы, – к тому же она все равно скоро уезжает.

– Как уезжает? – не понял Валерка, – насовсем?

– Очень просто. Как уезжают? Отцу предложили на Дальнем Востоке полковничью должность, вот они и уезжают.