Разрешите стать вашим слугой

ОТЕЦ. Никто не решается, а ты решись!

ЮНОША. Ну почему я?!

ОТЕЦ. Мой сын – трус! Кто бы мог подумать!

ЮНОША. Ну, хорошо, я – трус! Ты доволен?

ОТЕЦ. Нет, не доволен! Ты хочешь опозорить славное имя древнего нормандского рода Дебрианов?!

ЮНОША (саркастически). А если этот толстяк сшибёт меня с лошади, это не будет позором для древнего рода Дебрианов?

Ну что ж, вновь покинем на время в покое последних представителей славного рода Дебрианов, и перенесёмся в палатку доблестного сэра Гамильтона.

А вот и он сам, в доспехах, но без шлема, сидит, развалившись в кресле, невысокий толстячок с круглым лунообразным лицом. Подле него в почтительной позе стоит довольно молодой ещё человек приятной наружности в чёрном облегающем одеянии, по всему видно, его слуга. На голове у слуги бархатный берет с пером, тоже чёрный.

Они негромко разговаривают между собой, и мы вполне можем послушать занимательную их беседу.

СЭР ГАМИЛЬТОН (довольным голосом). Так ты говоришь, я их всех сшиб с первого раза?

СЛУГА. Именно так, мой господин. Как всегда!

СЭР ГАМИЛЬТОН. То-то! Знай наших! (Некоторое время оба молчат.) Я им всё припомню, все обиды! Особенно этому, сэру Макхинси!

СЛУГА. Осмелюсь доложить вам, мой господин, что доблестный сэр Макхинси три раза изволил перекувыркнуться через собственную голову, и лишь потом слуги утащили его с ристалища в бессознательном состоянии.

СЭР ГАМИЛЬТОН. То-то! (С кряхтеньем встаёт.) И что, больше никого нет?

СЛУГА. Боятся, мой господин. Вы нагнали на них страху…

СЭР ГАМИЛЬТОН. То-то! (Снаружи слышится звук рога.) Кто там ещё? (Выглядывает из палатки.) Да это молокосос Дебриан! Ну, с ним-то мы быстро разделаемся…

СЛУГА (почтительно). Именно так, мой господин! Позвольте?

СЭР ГАМИЛЬТОН (благодушно). Давай!

Слуга подходит к сэру Гамильтону и тут происходит нечто совершенно невероятное. Слуга входит в господина и совершенно исчезает в нём. Сэр Гамильтон вздрагивает, лицо его искажается, в нём происходят какие-то быстроменяющиеся изменения, на какое-то короткое мгновение оно даже становится лицом слуги. Потом всё это заканчивается, сэр Гамильтон нахлобучивает шлем и твёрдой походкой выходит из шатра.

Сквозь щели шлема он отчётливо видит своего соперника. Юноша сидит на лошади, которую отец юноши ведёт, даже, можно сказать, тащит за узду.

Послушаем же продолжение диалога юноши и его отца.

ЮНОША. Пап, если меня убьют…

ОТЕЦ. Не будем о грустном, сын мой!

ЮНОША. Нет, будем! Папа, он уже садится на лошадь!

ОТЕЦ. Будь мужественным, сын мой! Помни, десять поколений графов Дебрианов смотрят на тебя с небес!

ЮНОША (обречённо). Ничего, скоро я с ними встречусь. Что им передать от тебя, папа?

Ничего на это не отвечая, старый граф Дебриан отпускает поводья и с силой хлопает лошадь сына по крупу. Молодой граф Дебриан (впрочем, он ещё не граф, а, скорее, виконт) пулей вылетает на ристалище, дабы встретить там свою печальную судьбу…

В это самое время прямо перед графом отцом возникают как будто непосредственно из воздуха семь странных фигур. Все они с ног до головы закутаны в чёрные балахоны, широкие капюшоны низко надвинуты и полностью скрывают лица пришельцев. Странно, но сам граф их, кажется, совершенно не замечает, как, впрочем, и все прочие зрители сего увлекательного турнира.

Семеро смотрят в сторону ристалища, где оба рыцари занимают исходные позиции, и не просто смотрят, а обмениваются при этом репликами на каком-то совершенно непонятном языке. Впрочем, у нас с вами, уважаемые читатели, есть одно маленькое преимущество: мы можем понимать странный сей язык.

– Он здесь, мессир!

– Вижу, Виниул!

– Да, но он под защитой!

– Знаю! Мастер, мы можем хоть как-то блокировать его защиту?

– Только на короткое время.

– Надеюсь, этого будет достаточно для исполнения нашего плана.

– Да, мессир, но расстояние слишком велико…

– Ну что ж, тогда нам следует подойти поближе.

– Да, но нас же заметят!

– Нас никто не заметит! Неужели ты ещё этого не понял?!

– Но он то нас заметит, мессир!

– Пускай! Он уже ничего не сможет предпринять!

Семеро, плавно скользя над самой поверхностью земли (а, может, и, касаясь её, кто знает) направляются прямо к, сидящему на лошади, молодому Дебриану. Ничего вокруг не замечая и почти ничего не соображая от волнения, молодой граф (точнее, виконт) творит молитву.

– Пресвятая дева Мария, – шепчут его дрожащие губы. – Помоги мне одолеть этого громилу! Даже нет, сделай так, чтобы он не слишком сильно меня покалечил! Если я всё же останусь жив, пресвятая дева Мария, я поставлю в твою честь сто толстых свечек, а если я всё же одолею его, тогда я… я тогда дам обет целибата и стану смиренным послушником любого нищенствующего монашеского ордена, того, на который ты мне укажешь, о, благословенная дева Мария!

Трубит рог и молодой Дебриан, опустив забрало и выставив перед собой копьё, обречённо скачет навстречу противнику. Семеро, вытянувшись в ряд, скользят вслед за ним.

Сэр Гамильтон, а точнее, Слуга в его теле, тоже несётся навстречу Дебриану, выставив перед собой копьё. Вдруг, сквозь щели забрала он замечает зловещую семёрку, стремительно приближающуюся с вытянутыми перед собой руками.

– О, нет!

Семеро ярких зелёных лучей ударяют ему прямо в глаза и Слуга, вылетев из тела господина, описывает в воздухе широкую дугу и тяжело шлёпается на траву.

– О, нет! – шепчет он со стоном. – Только не это!

Но, увы, произошло именно это. Сэр Гамильтон, внезапно очнувшийся и обнаруживший себя в седле, словно ополоумел. Он заорал что-то визгливым, срывающимся голосом, выронил копьё со щитом и, уцепившись обеими руками в лошадиную гриву, попытался просто удержаться в седле. Возможно, ему это и удалось бы, если бы не копье Дебриана…

– О, нет! – в третий раз прошептал Слуга, в отчаянии закрывая глаза.