– Так точно, и даже империалистическую захватил. Служил в звании подпоручика.
– Видать, и это припомнили? Молчите? Значит, припомнили.
– Но в Гражданскую я был красным командиром!
– Это уже мало волнует тех людей, которые решили отправить вас сюда. Вполне вероятно, донос на вас накатал какой-нибудь ваш заместитель, метящий на ваше место.
– Егоров? Нет, что вы, он точно не мог.
– Ну, может, правда когда-нибудь и вскроется, но не факт, что вы уже будете в состоянии отомстить негодяю. В лучшем случае отделаетесь лагерями, хотя и там есть шанс протянуть ноги. Ещё не подписали признательные показания?
– И не буду! Почему я должен клеветать на самого себя?!
– Будете. Никто ещё не выдерживал их пыток… Опять же, за редким исключением. Говорите, вас ещё не били? Вот как начнут бить, так сразу вспомните мои слова… А у вас тут, кстати, как спят, в пересменку?
– Да, по очереди, мест на всех не хватает. Но вы новенький, после допроса, думаю, вам уступят.
В общем, определились с местом моего ночлега, и вскоре, несмотря даже на тусклый свет из-под потолка лампочки в пятнадцать свечей, я провалился в первый свой сон в прошлом.
Глава 2
То ли снилось что-то, то ли нет… Утром, когда раздался стук в железную дверь, возвещающий о прибытии утренней баланды, которую блатные обзывали шлюмкой, я всё ещё сладко дрых, аки невинный младенец. Впрочем, таковым и являлся, как и большинство несчастных, оказавшихся со мной в одной камере Бутырки. Не обращал даже внимания на «парашютистов», то бишь клопов, изрядно покусавших свежее тело. Проснулся, когда меня кто-то легко потрепал за ногу. Оказалось, давешний комбриг.
– Я в вашу посуду каши взял, правда, она уже остыла.
Пшёнка и мутный чай. Не мой привычный завтрак с тостами и кофе, но я так проголодался, что и совсем чуть-чуть подсоленную кашу на воде схомячил за один присест да ещё и ложку облизал до состояния идеальной чистоты.
Пока ел, Кржижановский негромко проинформировал, что всю ночь он и ещё один товарищ, бывший военный инженер Куницын, присматривали, чтобы уголовники чего со мной во сне не учинили. Комбриг даже подобрал брошенную мной заточку. Но Костыль и его поредевшая банда никаких инсинуаций в мой адрес не предпринимали. Пока, во всяком случае.
Кстати, в камере имелось ещё несколько уголовных элементов, но те были мелкими сошками, сами побаивались Костыля и старались от него как-то дистанцироваться, кучкуясь собственной компанией. Это хорошо, иначе, объединись они с костылёвскими, мне и моим новым товарищам пришлось бы тяжко.
– Тогда давайте меняться, – сказал я. – Вы ложитесь на моё место, а я буду за вами приглядывать… Нет-нет, заточка мне не нужна, оставьте себе, я и без неё справлюсь, если что.
Тем временем за столиком у окошка Костыль и его два подельника, опасливо косясь в мою сторону, курили в круг самокрутку и играли в карты. Святцы – всплыло в памяти жаргонное название игральных карт. Да, теперь придётся их запоминать, словечки-то блатные, могут и пригодиться. Если, конечно, не расстреляют, чего мне категорически не хотелось бы.
Делать было нечего, почему бы не продумать линию поведения на грядущих допросах? Шляхман обещался сегодня наведаться, и предчувствие этой встречи поселило в моей груди неприятный холодок. Бить будут однозначно, но и помимо этого у нынешних палачей богатый арсенал. Кое-что из когда-то прочитанного о методах допроса в годы репрессий отложилось в моей памяти, и эти знания оптимизма мне не прибавляли.
Может, сразу сознаться, не дожидаясь, пока сделают инвалидом? Один хрен напишут сами всё за меня, если уж приспичит. Просто, наверное, этому Шляхману по кайфу заставить меня сдаться, сломаться, доказать саму себе и своим подручным, что он крутой следак. М-да, положение – не позавидуешь. Почему не закинуло в XIX век, например, или вообще во времена Владимира Мономаха? А лучше – во времена хрущёвско-брежневской «оттепели», там точно было бы полегче. А теперь в лучшем случае лагерем отделаешься – что-то не очень обрадовался Шляхман известию о моём прибытии из будущего. Тем более какой-то Реденс там фигурировал, видно, он и дал команду этому следователю с нерусской фамилией взяться за меня со всей ответственностью. То есть до товарища Сталина мне, судя по всему, не добраться. Хотя не факт, что и он мне поверил бы. Чего доброго, вообще дал бы приказ расстрелять. Нет человека – нет проблемы.
– Череп, бороду шьёшь, – донёсся до меня голос Костыля.
Я повернул голову. Это он к лысому подельнику, похоже, обращается, который тут же растопырил пальцы:
– Костыль, ты чё?! Чё за гнилой базар, в натуре?
– Думаешь, я не просёк, что у тебя бубновый туз в шкерах заныкан?
– Гонишь, нах! На, гляди, где туз?!
И картинно задрал штанины, обнажая волосатые ноги, обутые в стоптанные ботинки без шнурков. Неизвестно, чем бы у них там всё закончилось, но в этот момент распахнулась входная дверь, и нарисовавшийся в проёме надзиратель крикнул:
– Сорокин, на выход!
В груди неприятно кольнуло и, к моему удивлению, вместе со мной к двери направился ещё один мужичок.
– Сорокин Ефим, – уточнил надзиратель.
Понятно, это мой однофамилец рванулся. Я был бы, честно говоря, не против, если бы вызвали не меня, но и мой однофамилец, услышав имя, облегчённо вздохнул. Ладно, бедолага, буду отдуваться за нас двоих. А второму Сорокину я порекомендовал приглядеть за всё ещё спавшим Кржижановским. Мол, если что – толкай комбрига, а ежели не углядишь, вернусь и спрошу по полной. Мужичок закивал, обещая всё чётко выполнить.
На этот раз обошлось без наручников. Странно, в прошлый раз я продемонстрировал, что меня лучше не трогать, поскольку могу дать сдачи. Откуда такая самоуверенность?
В комнате для допросов я обнаружил не только Шляхмана с обиженным на меня Рыковым, но и какого-то сотрудника НКВД, сидевшего в сторонке, нога на ногу. Исходя из моих скромных познаний, три ромба в петлице соответствовали званию комиссара госбезопасности какого-то там ранга. В любом случае званием он был повыше моего следователя, потому что Шляхман поглядывал на него уважительно. Внимание привлекали и наколки на его руках, особенно якорь на правой. Из моряков, что ли… Небось был каким-нибудь анархистом.
– Ну что, Сорокин, подумали?
– Над чем, гражданин следователь?
– Над тем, стоит ли признаваться в антигосударственной деятельности. Троцкизм или шпионаж? А? Что молчите? Кстати, мы тут потрясли кое-какие архивы, отыскали трёх Ефимов Николаевичей Сорокиных примерно вашего возраста, однако ни один под внешнее описание не подходит. Так как ваша настоящая фамилия?
Мне это уже начинало надоедать. Всё по кругу, решили, видимо, измором взять. Как-то мне довелось проходить в числе подозреваемых в деле со смертью делового партнёра. Там тоже следак попался дотошный, всё предлагал мне взять вину на себя. Мол, в организме покойного обнаружен сильнодействующий яд, а его смерть вам была выгодна по ряду причин. Признайтесь – и получите минимальный срок. Не уболтал, тем более что я действительно никого не травил. Потом выяснилось, что его на тот свет отправила собственная жёнушка, заподозрив в измене. А вот возьми я вину на себя – и чалился бы по «мокрой» статье, пусть даже с минимальным сроком. И бизнесу моему пришёл бы трындец, и пятно на биографии на всю жизнь.
– Сорокин моя настоящая фамилия, Ефим Николаевич. И от своих прошлых показаний я не отступлю.
– А почему в камере представились инструктором РККА? Да ещё и подследственному Фомину ключицу сломали.
– Может, я и есть инструктор РККА и служу в секретном подразделении? Настолько секретном, что не имею права разглашать сведения о себе.
– А вы интересный фрукт, – наконец произнёс сидевший в тени незнакомец. – Позвольте представиться: первый заместитель наркома внутренних дел СССР Михаил Петрович Фриновский.[1 - С падением Г. Г. Ягоды и назначением 26 сентября 1936 г. наркомом внутренних дел Н. И. Ежова уроженец села Наровчат Пензенской губернии Михаил Петрович Фриновский 16 октября 1936 г. назначен заместителем наркома внутренних дел СССР. С 15 апреля 1937 г. Фриновский являлся первым заместителем наркома внутренних дел СССР и возглавлял Главное управление государственной безопасности НКВД СССР. Один из организаторов Большого террора.] Я тут, честно говоря, немного по другим делам заезжал, но встретил Василия Иосифовича, который рассказал мне о вашем случае. И он меня заинтересовал. Не каждый день к нам попадают путешественники во времени, так что решил заглянуть на допрос. Конечно, в фантастические истории такого рода поверить достаточно трудно, но, что интересно, даже по отпечаткам пальцев следствию пока не удалось выяснить ваше прошлое. Словно и в самом деле прибыли из XXI века. Кстати, как там, в будущем? Через сколько лет коммунизм установится на планете?
Издевается, что ли, или впрямь интересуется? Во всяком случае, по его непроницаемой роже трудно было определить.
– Хотите правду? Что ж, слушайте.
И вкратце рассказал, что через четыре года на СССР без объявления войны нападёт фашистская Германия. Что самая кровопролитная война в истории продлится почти четыре года и мы потеряем 20 миллионов людей. Однако Советский Союз восстанет из руин и станет одной из сильнейших держав в мире, во многом благодаря своему ядерному статусу, а нашим главным соперником будет ещё одна ядерная держава – Соединённые Штаты. Что в странах Восточной Европы установится социалистический строй. Что в 1953-м не станет Сталина, а ему на смену придёт Хрущёв, который тут же возьмётся за развенчание культа личности вождя народов и реабилитацию невинно репрессированных (ну извини, Никита Сергеич, ежели я тебя подставил). О расстреле Берии, как и о высшей мере его предшественнику Ежову, я решил умолчать, мало ли… Что затем Хрущёва сменит Брежнев, это будут самые спокойные годы в истории СССР. Пусть «эпоха застоя», однако многие мои современники пенсионного возраста, да и некоторые помладше, не отказались бы в неё вернуться.
Что в середине 80-х Горбачёв затеет перестройку, которая станет началом конца моей страны, а довершит всё Ельцин. Наши бывшие союзники по соцлагерю тут же переметнутся на сторону новых, западных «друзей». И Россия, которая скатится до состояния страны третьего мира, реально станет колоссом на глиняных ногах, и лишь наличие ядерного арсенала всё ещё будет оставаться сдерживающим фактором.
– А затем Ельцина сменил выдвиженец силовых структур Владимир Путин, и страна начала укреплять свои позиции на международной арене. На момент моего попадания в это время Путин был у власти, почитай, семнадцатый год, если не считать четыре года символического нахождения в роли Председателя Правительства Российской Федерации, когда он всё так же, по существу, управлял страной.
На какое-то время в допросной воцарилась тишина. Я даже слышал раздающиеся за дверью шаги надзирателя.
– Да-а, интересные вещи вы нам рассказали, гражданин Сорокин, – нарушил молчание Фриновский. – Записал всё, Шляхман? Что же это, выходит, товарищ Сталин устроил культ личности? И якобы невинных людей велел расстреливать и ссылать в лагеря?
– Не все из них, конечно, были невинными, но сотни тысяч пострадали ни за что. Если верить нашим историкам, – тут же добавил я.
– Историкам, значит… Ну-ну.
Фриновский поднялся и, заложив руки за спину, остановился в метре от меня. Мне пришлось глядеть на него снизу вверх. Ничем с виду не примечательное лицо чуть полноватого человека с короткой стрижкой. Вот только в глазах сквозил такой металл, что я словно почувствовал исходящий от этого человека могильный холод.