Мои литературные святцы

– Очень, – говорю, – мне ваш пуп нужен. Можете, – говорю, – им подавиться. Не в пупе, – говорю, – счастье.

Швырнул это я, значит, пуп и домой пошел. А по дороге расстроился.

– А вдруг, – думаю, – я пупы перепутал? Вместо чужого свой отдал?

Хотел было обратно вернуться, да плюнул. Шут, – думаю, – с ним. Пущай пользуется. Может, у него ещё что сопрут, а я отвечай!

Братцы мои! Дорогие читатели! Уважаемые подписчики!

Никакого такого случая со мной не было. Всё это я из головы выдумал. Я и в баню сроду не хожу. А сочинил я для того, чтобы вас посмешить. Чтоб вы животики надорвали. Не смешно, говорите? А мне наплевать!

А вот пародия на стихи В. Луговского:

И так сочиняются ритмы и метры.
Про ветры и гетры и снова про ветры.
Как ветер лечу я на броневике
С винтовкою, саблей и бомбой в руке.
И голосом зычным поэмы слагаю
Назло юнкерью и назло Улагаю.
То ямбом, то дактилем, то анапестом,
Наотмашь, в клочья, с грохотом, треском.
От первой строки до последней строки
Ветер играет в четыре руки.
Талант, говорят,
Кентавр, говорят,
Не глаза, говорят,
Фонари горят.
Ветер крепчает. В груди весна.
Строфы разворочены. Мать честна!
Эх, жить начеку
Молодым парнишкой.
Пулемёт на боку,
Маузер подмышкой.
До чего ж я хорош —Молодой да быстрый,
Под папахой вьётся клёш,
Да эх, конструктивистский.
Ветер, стой! Смирно! Равняйсь!
На первый-второй рассчитайсь!
Кончается строчка.
Стоп!
Точка!.

Умер этот волшебник перевоплощения 12 октября 1938 года. (Родился 16 ноября 1889.)

***

Уж и не знаю, что перевешивает в наследии Павла Николаевича Лукницкого (родился 12 октября 1902 года), – его стихи и проза или его дневниковые записи, его книга «Акумиана – встреча с Анной Ахматовой», изданная уже после смерти автора – в 1990-е годы?

Или его уникальная коллекция рукописных материалов поэтов Серебряного века, переданная семьёй Лукницкого в 1997 году в Пушкинский дом?

Или его трёхтомник «Ленинград действует», вобравший огромный фактический материал? В нём Лукницкий как бы отстраняется от демонстрируемого материала, не комментирует его.

Или, наконец, собирание и хранение архива Гумилёва, хлопоты по реабилитации расстрелянного поэта?

Лично мне очень нравятся воспоминания Павла Николаевича, его дневниковые записи, раскрывающие много интересного, как, например, вот эта – разговор с Ахматовой:

Заговорили об Анненском, о трагедиях его, в которых АА нашла сходство с «Путём конквистадоров». Не в «которых», впрочем, а в одном «Иксионе», потому что мотивы Лаодамии и Меланнипы были Николаю Степановичу в 4—5 годах чужды. А Иксион, человек, который становится богом, – конечно, задержал на себе внимание Николая Степановича: это так в духе Ницше, которым Николай Степанович в ту пору увлекался. АА сделала заключение, что поэмы «Пути конквистадоров» сделаны как-то по типу притчи-трагедии, но из неё вынуто действие. И АА заговорила о том, что в поэмах «Пути конквистадоров» нет действия не из-за неопытности Николая Степановича и неумения вложить его в стихи, а совершенно сознательно.

С 11 лет Лукницкий начал вести дневник.

Вообще-то он автор более 30 книг. Романы «Мойра» (1930), «Всадники и пешеходы» (1933), «Земля молодости» (1936), «Ниссо» (написан в 1939—1941, опубликован в 1946-м), «Делегат грядущего» (1970). Повести «Дивана» (1936), «Застава Двуречье» (1940). Многие сборники рассказов, очерков, повестей.

В Великую Отечественную он – военный корреспондент ТАСС. Помимо прочего, о блокаде Ленинграда есть ещё одна его книга «Сквозь всю блокаду», опубликованная в 1988-м – через пятнадцать лет после его смерти (умер 22 июня 1973 года).

Начинал он со стихов. В конце двадцатых – начале тридцатых выпустил две стихотворные книжки. Много стихотворений обращено к А. А. Ахматовой. Например, вот это четверостишие 1925 года:

Ангел мой, Анна, как страшно, подумай,
В чёрном удушье одна ты, одна,
Нет такой думы, угрюмой, угрюмой,
Которую не выпила б ты до дна…

Не скажу, что эти стихи мне нравятся, но они могут рассматриваться как пророческие. Судьба Анны Андреевны предсказана точно.

***

Мне кажется, что Пушкин хорошо относился к Александру Петровичу Сумарокову. Наверное, не зря он сделал Петрушу Гринёва последователем и подражателем Сумарокова, который, как сказано в «Капитанской дочке» читал стихи Гринёва и «очень их похвалял». Или стихотворение Пушкина «Французских рифмачей суровый судия…», строки из него:

О вы, которые, восчувствовав отвагу,

Хватаете перо, мараете бумагу,

Тисненью предавать труды свои спеша

Постойте…

Они написаны в такой ритмико-синтаксической форме, за которой явно проступают строки очень известной в то время сумароковской «Эпистолы о стихотворстве»:

О вы, которые стремитесь на Парнас,

Нестройного гудка имея грубый глас,

Престаньте воспевать!

Да и написано пушкинское стихотворение по тому же поводу, что «Эпистола» Сумарокова, который в ней сражался за чистоту профессии, против пустозвонства и неграмотности коллег.

Кстати, «Эпистола о стихотворстве» была ещё и ответом Ломоносову, который неодобрительно отнёсся к тому, что Сумароков писал любовные песни, широко расходившиеся в списках. Ломоносов был убеждённым сторонником гражданской поэзии, а из лирики признавал только оду.

Вместе с любовными песнями Сумарокову снискали известность его стихотворные трагедии «Хорев» (1747), «Гамлет» (1748), «Синав и Трувор» (1750). Фактически с пьес Сумарокова начинается театр в России. Директором первого постоянного публичного театра был сам Сумароков. В 1772 году он написал лучшие свои комедии «Рогоносец по воображению», «Мать – совместница дочери», «Вздорщица», а годом раньше – самую известную свою трагедию «Димитрий Самозванец».