Александр Македонский. Гений или каприз судьбы?

Что же влекло Александра к этому нищему бродяге? Если присмотреться внимательнее, то в обитателе глиняной бочки и в царе можно найти много общих черт: оба презирали смерть, были равнодушны к женщинам, непритязательны в быту и пище… Но главное, Диоген имел огромную власть над умами соотечественников, философа окружала небывалая слава, его имя и странные поступки были на слуху у греков и давали пищу античным анекдотам. Александр, несомненно, завидовал ему и пытался постичь механизм влияния на человеческие души, столь необходимый ему для обретения высшей власти. Видимо за этим царь и пришел к сумасбродному философу.

После визита к Диогену Александр направился в Дельфы. Там находился знаменитый храм Аполлона, построенный в 9 в. до н. э., но не древностью и богатством был он знаменит. Из расселины скалы, над которой возвышался храм Аполлона, поднимались одурманивающие испарения. Прорицательница, избиравшаяся из девушек (ее называли пифией), некоторое время вдыхала дурманящие пары и затем произносила слова, которые жрецы толковали, как пророчества. За словом пифии ехали цари и военачальники не только Греции, но и самых дальних стран античного мира; пророчества ее чрезвычайно ценились. Если они были благоприятными, то самые радужные мечты казались высокопоставленным просителям уже сбывшимися.

Александру не повезло: его приезд совпал с одним из несчастливых дней, когда закон не позволяет давать предсказания. Однако после беседы с Диогеном молодой царь не собирался обращать внимания на условности, он потерял страх не только перед людьми, но и перед богами. «Сначала Александр послал за прорицательницей, ? излагает Плутарх дальнейшие действия нетерпеливого царя, ? но так как она, ссылаясь на закон, отказалась прийти, Александр пошел за ней сам, чтобы силой притащить ее в храм. Тогда жрица, уступая настойчивости царя, воскликнула: «Ты непобедим, сын мой!» Услышав это, Александр сказал, что он не нуждается больше в прорицании, так как уже получил оракул, который хотел получить».

7. Киликийские врата

«И не думай, что их влечет жажда золота и серебра: эта дисциплина до сих пор крепка, ибо создана бедностью: постелью уставшим служит земля, еды им достаточно той, которую они раздобудут; а время их сна ? неполная ночь»

    (Руф Квинт Курций. История Александра Македонского)

Мы поведали о болезни Александра, приключившейся с ним в Киликии, позволили себе рассказать о его свидании с Диогеном, однако пора вернуться к делам военным. Именно в Киликии состоялась встреча враждебных армий, во многом определившая судьбу грандиозной восточной компании Александра… Впрочем, начнем с самого начала.

Даже сам Александр не надеялся попасть в Киликию без упорной борьбы, ? эта часть персидской территории была окружена непрерывной крутой горной цепью, практически недоступной для вторжения вражеских армий. Попасть сюда можно было через узкий проход среди гор. «Местные жители называют его теснины «воротами»; по своей природной форме они напоминают укрепления, созданные человеческими руками», ? описывает Курций Руф очередную непростительную глупость персов и небывалую удачу Александра. Арсам, правитель Киликии, вдруг «вспомнив о советах Мемнона вначале войны, решил применить на деле, хоть и поздно, его спасительный план: он опустошает Киликию огнем и мечом, чтобы оставить врагу пустыню, уничтожает все, что может оказаться полезным неприятелю, чтобы голой и бесплодной оставить землю, которую он не мог защитить. Гораздо полезнее было бы закрыть большим отрядом войска узкий проход, открывающий путь в Киликию, и завладеть скалой, удобно нависающей там над проходом, с которой он без риска мог бы остановить или уничтожить приближающегося врага. Теперь же, оставив немногих для охраны горных проходов, он отступил, став разорителем страны, которую должен был спасти от разорения. Поэтому оставленные им, считая себя преданными, не захотели даже увидеть врага, хотя и меньшее число людей могло бы защитить проходы…

Александр вошел в горный проход, называемый «воротами». Рассмотрев окружающую местность, он особенно удивился своему счастью: он признался, что мог бы быть завален камнями, едва бы нашлось кому сбрасывать их на идущее внизу войско. Дорога едва давала возможность идти по ней только четырем воинам в ряд: гора нависала над дорогой, не только узкой, но и обрывистой, а также часто пересекаемой потоками, текущими с гор».

Персы в это время были заняты тем, что поджигали богатый город Тарс, расположившийся недалеко от прохода. Александр послал вперед Пармениона с отрядом легковооруженных воинов. Они отогнали персов от Тарса. Таким образом Александр спас город, который пытался уничтожить его же правитель.

Тактика выжженной земли, которую решил применить сатрап Киликии, была тем более бессмысленна, что Александр не собирался задерживаться в этих краях. Он немедленно отправил Пармениона к горному проходу на границе Киликии и Ассирии, велев его захватить и удерживать до подхода всей армии. Македонский царь теперь решил померяться силами с войском Дария.

Пока Александр бродил по окраине Персидского царства, Дарий собрал невиданное для античного мира войско. (Времени на это хватала: битва при Гранике состоялась в мае 334 г., а в Киликию Александр вошел в сентябре 333 г. Удивительно, но Александр больше года бродил по Персии, а со стороны Дария не было никакой попытки остановить зарвавшегося наглеца с немногочисленным, в общем-то, войском.)

Арриан определяет численность войска Дария в 600 тысяч воинов. У Вавилона на равнинах Месопотамии собрались армии десятков народов, проживавших на просторах от Средиземного до Каспийского моря. По сведениям Курция Руфа только персов было 100 тысяч, из них 30 тысяч всадников, мидийцев ? 10 тысяч всадников и 50 тысяч пехотинцев. Здесь были армяне и барканцы, гирканцы и дербики; кроме множества неизвестных древним историкам племен, на стороне Дария сражалось 30 тысяч греческих наемников.

Менее всего у Дария ощущался недостаток в количестве солдат, немудрено и возгордиться взирая на бесконечное людское море. Однако нашелся человек, не ставший повторять дифирамбы придворных льстецов и не разделявший радужные надежды царя. Дарий «обратился к афинянину Харидему, опытному в военном деле и ненавидевшему Александра за свое изгнание из Афин по его приказу, и стал расспрашивать, не считает ли он его достаточно сильным, чтобы раздавить врага. Но Харидем, забывший о своем положении и гордости царя, ответил:

«Ты, может быть, не захочешь выслушать правду, но если не теперь, то в другой раз я не смогу уже ее высказать. Эта столь вооруженная армия, состоящая из стольких народов со всего Востока, оторванная от своих очагов, может внушить страх своим соседям: она сверкает золотом и пурпуром, поражает богатством вооружения, которое невозможно представить себе, не увидев собственными глазами. Македонское же войско, дикое и без внешнего блеска, прикрывает щитами и копьями неподвижный строй и сомкнутые ряды крепких воинов. Этот прочный строй пехоты они называют фалангой: в ней воин стоит к воину, оружие одного находит на оружие другого. Фаланга обучена по первому же знаку идти за знаменами, сохраняя ряды. Солдаты исполняют все, что им приказывают: сопротивляются, окружают, переходят на фланги; менять ход сражения они умеют не хуже полководцев. И не думай, что их влечет жажда золота и серебра: эта дисциплина до сих пор крепка, ибо создана бедностью: постелью уставшим служит земля, еды им достаточно той, которую они раздобудут; а время их сна ? неполная ночь. А фессалийскую, акарнанскую и этолийскую конницу ? эти непобедимые в сражении отряды, разве отразят пращи и обожженные на огне копья? Тебе нужны равноценные им силы: ищи их для себя в той земле, которая их породила, пошли твое золото и серебро для найма солдат», ? такую оценку македонскому войску дал Курций Руф устами Харидема.

Правда дорого обошлась смелому греку.

«Дарий по характеру был мягким и отзывчивым, но счастье часто портило его податливую натуру. И вот, не снеся правды, он приказал увести на казнь преданного ему гостя, давшего столь полезный совет. Грек, не забывший и тогда о своем свободном происхождении, сказал:

«Уже готов мститель за мою смерть, за пренебрежение моим советом тебя накажет тот, против которого я предостерегал тебя. А ты, будучи самовластным царем, так быстро изменился, что послужишь потомкам примером того, как люди ослепленные удачей, забывают о своей природе».

Войско Дария больше походило на огромное праздничное шествие. «Походный строй был таков, ? описывает Курций Руф процесс выступления персидского войска на решающий бой. ? Впереди на серебряных алтарях несли огонь, который у персов считается вечным и священным. Маги пели древние гимны. За ними следовали 365 одетых в пурпурные плащи юношей, по числу дней в году. Затем белые кони везли колесницу, посвященную Юпитеру, за ней следовал конь огромного роста, называемый конем Солнца. Золотые ветви и белые одеяния украшали правящих конями. Недалеко от них находилось 10 колесниц, обильно украшенных золотом и серебром…

Далее шли те, кого персы называли «бессмертными», числом до 10 тысяч, ни у кого больше не было столь по-варварски пышной одежды: у них были золотые ожерелья, плащи, расшитые золотом, и туники с длинными рукавами, украшенные драгоценными камнями. На небольшом расстоянии шли так называемые «родичи царя» числом до 15 тысяч. Эта толпа с ее почти женской роскошью в нарядах выделялась больше пышностью, чем красотой вооружения. Следовавшие за ними придворные, которые обычно хранили царскую одежду, назывались копьеносцами. Они шли перед колесницей царя, в которой он возвышался над остальными. С обеих сторон колесница была украшена золотыми и серебряными фигурами богов, на дышле сверкали драгоценные камни, а над ними возвышались две золотые статуи, каждая в локоть высотой: одна ? Нина, другая ? Бела. Между ними находилось священное золотое изображение, похожее на орла с распростертыми крыльями…

За колесницей шли 10 тысяч копьеносцев с богато украшенными серебром копьями и стрелами с золотыми наконечниками. Около 200 приближенных вельмож следовало справа и слева от царя. Их отряд замыкало 30 тысяч пехотинцев в сопровождении 400 царских коней. За ними на расстоянии одного стадия колесница везла мать царя Сисигамбис, в другой колеснице была его жена. Толпа женщин на конях сопровождала цариц. За ними следовали 15 повозок, называемых гармаксами: в них находились царские дети, их воспитатели и множество евнухов, вовсе не презираемых у этих народов. Далее ехали 360 царских наложниц, одетых тоже в царственные одежды, затем 600 мулов и 300 верблюдов везли царскую казну: их сопровождал отряд стрелков. Следом за ними ? жены родных и друзей царя и толпы торговцев и обозной прислуги…

Если бы кто мог тогда же увидеть македонскую армию, она представила бы собой совсем иное зрелище: люди и кони блестели в ней не золотом и пестрыми одеждами, но железом и медью. Эта армия не была перегружена поклажей или прислугой, готовая к походу или к остановке, она чутко отзывалась не только на сигналы, но даже на знаки полководца. Ей хватало и места для лагеря, и провизии для воинов. Стало быть, в войске Александра не было недостатка в солдатах. Дарий же, повелитель такой огромной армии, из-за тесноты поля боя свел ее к той самой малочисленности, за какую презирал врага».

Дарий избрал для развертывания своего войска ассирийскую равнину ? очень удобную для действий конницы и вообще позволявшую использовать в сражении всю гигантскую армию. Наиболее дальновидные персидские военачальники советовали не покидать равнины. Однако на свою беду Дарий получил обнадеживающие вести о болезни Александра. Придворные льстецы твердили, что македоняне не покинут Киликии, что они стоят там в нерешительности подле умирающего царя, и Дарию осталось только войти в окруженную горами область и растоптать врагов конницей.

Через один из проходов Дарий ввел свое неповоротливое войско в Киликию. «И, пожалуй, какая-то божественная воля повела его в такое место, где большой пользы ему быть не могло ни от конницы, ни от множества его людей с их стрелами и дротиками, где он не мог показать свое войско во всем блеске, и он своими руками поднес Александру и его войску легкую победу», ? делает вывод Арриан.

В то время как Дарий входил в Киликию, Александр покидал ее через проход на границе с Ассирией у городка Исс. «Когда Александр услышал, что Дарий стоит у него в тылу, то известие это показалось ему невероятным, и он послал кое-кого из «друзей» на тридцативесельном судне обратно к Иссу посмотреть, соответствует ли известие действительности» (Арриан). Посланные «привезли Александру известие, что Дарий у него в руках».

8. Битва при Иссе: победа Александра или Пармениона?

«Александр сражался не столько как полководец, сколько как солдат, стремясь прославиться убийством Дария…»

    (Руф Квинт Курций. История Александра Македонского)

Согласно Курцию Руфу Александр не сразу понял свою огромную удачу.

В такой ситуации на македонском совете обсуждались два варианта действий: идти дальше или ждать свежие силы из Македонии. И только Парменион «высказал мнение, что нет другого более удобного места для сражения. Ведь здесь силы обоих царей будут равны, узкий проход не сможет вместить большого количества людей, а его людям надо избегать равнин и открытых полей, где их могут окружить и перебить в бою на два фронта. Он боялся, что македонцы будут побеждены не силой врага, но из-за своей усталости: если они станут более свободным строем, то свежие силы персов будут непрерывно наступать на них. Разумные доводы его легко были приняты, и Александр решил дожидаться врага среди горных теснин».

Далее Курций Руф рассказывает историю, которая, казалось бы, не имеет отношения ни к будущей битве, ни к дальнейшему походу. Однако именно с нее начала стремительно развиваться подозрительность Александра, которая вскоре превратится в маниакальное преследование ближайших сподвижников, обеспечивших ему самые великие победы.

Увы! Больше не стало Александра, который, не колеблясь, доверил свою жизнь врачу, обвиненному в измене. Точно так же без колебаний и сомнений он расправлялся с теми, на кого пала тень подозрения в неверности ему.

«В армии Александра был перс по имени Сисен, когда-то присланный царю Филиппу правителем Египта; получив дары и почести всякого рода, он променял родину на изгнание, последовал за Александром в Азию и значился среди его верных друзей». Присутствие соотечественника в свите Александра решил использовать Дарий. Он послал Сисену письмо. Послание персидского царя попало в руки македонян, но после прочтения гонцам Дария приказали передать его тому, кому оно и предназначалась. Сисен хотел вручить злосчастное письмо Александру, но несколько дней не представлялось подходящего случая. Это расценили как измену, и ни в чем неповинный перс «в походе был убит критянами, без сомнения, по приказу царя».

В это же время произошел аналогичный случай, о котором рассказывает Диодор Сицилийский. Олимпиада, мать Александра, продолжала опекать царя из далекой Македонии. «В письме к Александру мать его, давая ему много полезных наставлений, между прочим, посоветовала остерегаться Александра-линкейца. Он отличался мужеством, был преисполнен гордости и, находясь в свите Александра среди его друзей, пользовался его доверием. Обвинение это подтвердилось множеством других основательных улик. Александр был схвачен и в ожидании суда посажен в оковах под стражу».

Не казнен был Александр Линкест вовсе не по доброте Александра. Дело в том, что он приходился зятем Антипатру, который правил Македонией в отсутствие царя. «Опасаясь, что если Линкеста казнить, то в Македонии начнется восстание, Александр приказал заключить его в темницу», ? дополняет Диадора другой античный историк ? Юстин.

То есть, положение Александра в Македонии было настолько непрочным, что он не мог открыто расправиться с ближайшими врагами. Фактически страной правил Антипатр, и только огромная персидская добыча, из которой Александр подкармливал македонскую знать, позволяла номинально сохранять трон за сыном Олимпиады.

Мы не знаем, насколько велика вина второй жертвы доноса, но если военачальнику изменяют его приближенные и воины ? это говорит о многом. Ганнибалу хранили верность разноплеменные наемники в его фантастически трудных походах. Цезарь перешел Рубикон и объявил войну римскому сенату и республике; ни один легионер не покинул его ? все пошли за Цезарем сражаться против собственной родины.

Однако вернемся к событиям, развернувшимся у городка Исс. Персидский царь, полагаясь на свое несметное войско, упрямо рвался в бой. Он не мог представить, что в ближайшей битве судьба столкнет везение Александра и глупость Дария, а общее количество участников поединка значение иметь не будет.

Перед входом в горное ущелье Дарий занял покинутый войском Александра Исс. Персы захватили несколько больных и раненых македонян, которые не смогли последовать за войском. «У них у всех по подстрекательству придворных с варварской жестокостью отрезали и прижгли руки, и Дарий приказал провести их по стану, чтобы они видели его армию и, осмотрев достаточно все, могли рассказать своему царю о виденном» (Курций). Искалеченные люди и принесли Александру самые последние сведения об армии Дария и о том, что она движется к теснинам.

Известия Александра обрадовали. «Впрочем, как всегда бывает, когда наступил решительный момент, его уверенность сменилась беспокойством, ? рассказывает Курций Руф. ? Он боялся той самой судьбы, по милости которой он имел столько успехов, и от мысли о ее благодеяниях он, вполне естественно, перешел к мысли об ее изменчивости: ведь только одна ночь оставалась до исхода великого столкновения».

Спокоен был Парменион: план его успешно воплощался в жизнь, и численное превосходство персов уравняли горные теснины. Проход был настолько узок, что македоняне навстречу персам могли двигаться только по 32 человека в ряд. Только в месте встречи с войском Дария горное ущелье расширилось и позволило разместить фалангу более широким строем, а с флангов ее прикрыла конница. Персам же пришлось строиться «бесполезно глубоким строем».

Во главе македонян стояли те же лица, что и в битве при Гранике. Никанор, сын Пармениона, командовал правым флангом. На левом фланге были Кратер и Парменион, «но Кратеру было приказано повиноваться Пармениону». Именно старому военачальнику и предстояло выдержать главный удар персов, ибо Дарий построил против левого фланга македонян самую боеспособную часть своего войска ? конницу. Именно здесь был простор для ее действий и возможность разорвать строй Александра.

«АЛЕКСАНДР СРАЖАЛСЯ НЕ СТОЛЬКО КАК ПОЛКОВОДЕЦ, СКОЛЬКО КАК СОЛДАТ, СТРЕМЯСЬ ПРОСЛАВИТЬСЯ УБИЙСТВОМ ДАРИЯ…» (Курций). Македонский царь первым бросился в самую середину персидской конницы, окружавшей Дария. Невиданную ярость Александра, казалось, ничто не могло остановить: возле колесницы Дария лежали изрубленные командиры многочисленных армий Дария, в том числе, правитель Египта. «У македонцев тоже были убитые, хоть и немного, но очень храбрые мужи; сам Александр был легко ранен мечом в правое бедро» (Курций).

Безумная храбрость и поспешность Александра едва не привели македонян к поражению и стоили им новых жертв. «Как только дошло до рукопашной, левое крыло персидского войска обратилось в бегство; Александр и его воины одержали здесь блестящую победу, но правое крыло его разорвалось ИМЕННО ПОТОМУ, ЧТО ОН ПОСПЕШНО БРОСИВШИСЬ В РЕКУ И ЗАВЯЗАВ РУКОПАШНУЮ СХВАТКУ, ПРОГНАЛ ВЫСТРОЕННЫХ ЗДЕСЬ ПЕРСОВ. Македонское войско, находившееся в центре, не так поспешно вступило в дело; солдаты, часто оказываясь в обрывистых местах, не смогли держать прямую линию фронта: образовался прорыв ? и эллинские наемники Дария бросились на македонцев как раз там, где они видели, что строй наиболее разорван. Завязалось жаркое дело: наемники старались столкнуть македонцев в реку и вырвать победу и для своих, уже бегущих, соратников; македонцы ? не отстать от Александра с его явным успехом и не потемнить славу фаланги, о непобедимости которой все время кричали. К этому прибавилось соревнование между двумя народами, эллинским и македонским. Тут пал Птолемей, сын Селевка, человек большой доблести и около 120 не последних македонцев» (Арриан).

Положение спасло правое крыло македонян, которым командовал Никанор. Сын Пармениона обратил в бегство стоявших против него персов и пришел на помощь теснимому греческими наемниками центру. Удар с фланга похоронил последние надежды Дария; его отряд, совершивший успешный прорыв центра, теперь погибал на глазах повелителя Востока. Разбитые персы перемещались на левый фланг македонян; они больше думали о бегстве, чем о битве. Начатое сыном дело завершил отец: «Конница, высланная Парменионом, преследовала бегущих по пятам, и случайное бегство привело всех именно на его фланг» (Курций).

Но более всего македонянам в этой битве помогла трусость Дария. «До тех пор исход сражения был сомнителен, ? сообщает Юстин, ? пока Дарий не обратился в бегство». Персидский царь страшно испугался первой же неудачи и рвавшегося к нему Александра. Царь для восточных народов был чем-то вроде серебряного орла для римских легионеров, и как только «знамя» повернулось спиной к неприятелю, войско последовало его примеру.

Александр бросился преследовать бегущих персов; он страстно желал настигнуть самого Дария. Македонский царь преследовал сотни тысяч персов с отрядом «не более тысячи всадников». «Но кто считает войско в час победы или бегства? ? справедливо замечает Курций Руф. ? Персы, как овцы, бежали от столько немногочисленных врагов, но тот же страх, который заставлял их бежать, сковывал теперь их движения. Греки же, сражавшиеся на стороне Дария во главе с Аминтой (он был полководцем Александра, а теперь стал перебежчиком), ускользнули, отделившись от других, но это не было бегством…»

Избиение персов было ужасным: число убитых, согласно Плутарху и Арриану доходило до ста десяти тысяч человек. «Птолемей, сын Лага, следовавший тогда за Александром, рассказывает, что когда они, преследуя Дария, оказались у какой-то пропасти, то перешли через нее по трупам» Арриан.

Дария спасла лишь наступившая ночь, настолько темная, что дальнейшее преследование среди пропастей и гор стало невозможным. В руки Александра попала брошенная колесница персидского царя со щитом, луком и верхней одеждой.

Древние авторы называют персов варварами, но каким словом можно назвать македонян, которые принялись пожинать плоды довольно легкой победы?