Как я потерял танк

Жду колонну. Зарождается прекрасный солнечный день. Граждане проходят вдоль дороги и по переходу, заходят и выходят из подъездов, лавочек, пивных. День весенний, журчат ручейки, поют птицы.

Не хочется портить идиллию, но очевидно, мне хочется в туалет по-большому. Я в шинели в каске, с автоматом (правда, без боевых патронов). Проклятье, сколько не ешь первый год службы, все жрать хочется, вот и нажрался перед выездом каши, картошки и кильки в томате. Понятно, почему хочется в туалет. Уже становится трудно терпеть. Ну, пусть дождусь я колонны, потом дождусь газ 66, а в нем и обделаюсь, пока ехать будем. Хотя нет, остановят на дороге, не звери же. Однако все одно терпеть уже не возможно. Хрен с ней с колонной. Нет нигде, черт возьми, укромного места, везде люди.

Как наблюдали за мной чехи, ведь такие действия не скроешь:

– С поста срывается вооруженный российский солдат с белым от страдания лицом. Быстрым шагом почти бегом устремляется на поиски ЧЕГО ТО. Скрывается за открытым на все стороны баком для мусора. Предпринимает, мельтеша необходимые действия для того чтоб присесть. Слава зимнему обмундированию, главный срам скрыт за полами шинели. Некоторое кол-во времени солдат неподвижен, лишь АК-47 боевой, незаряженный, медленно сползает с плеча, и падает в смесь мусора и мокрого снега, зачерпнув стволом некоторое кол-во воды. Ну да ничего!

Солдат встает. Подбирает автомат. И чуть ли не строевым шагом, чувствуется военная выправка, возвращается на пост. Сейчас без его внимания и мышь не пробежит.

Потом прошла колонна, потом через 8 часов моего угрюмого топтания на перекрестке прошла обратно, и меня забрал ГАЗ66.

Вот так я видел лицевую сторону Чехословакии.

Гл. 6 О малой Родине

Мы в пути к очередной сортировочной станции. Сейчас, я опять наблюдаю лишь полосу отчуждения, деревья и кустарники вдоль железки. Вообще, растительность в Чехии особенно вдоль дорог мало чем отличается от растительности вдоль дорог в средней полосе России. Те же потрепанные березы, вязы и ивы, в оврагах грязный камыш, пожалуй, чуть меньше борщевика, от которого у нас задыхаются окраины лесов и пролески. Состав идет медленно. Глаза устремлены в одну точку и не реагируют даже на изредка стоящие в растительном заборе большие ели. Глаза смотрят в себя. Вспоминается «гражданка». Славный город Люберцы. Любимая школа. Бассейн при школе где я занимался спортом и выполнил норматив КМС.

Здание Школы № 42 в Люберцах в новом районе строилось как экспериментальное. Таких школ не было даже в Москве. С огромным актовым залом, с отдельно стоящим бассейном. С огромной пришкольной территорией, где занимались ботаникой ученики средних классов, с большим плацом где проводили показательные пионерские линейки и с большим стадионом, на котором занимались люберецкие спортсмены. К таковым спортсменам принадлежу, и я! До моего призыва в Советскую армию спорт в Люберцах стал культом среди молодежи. Спортивная школа Спартак где в основном преподавали виды спорта, связанные с единоборствами, славилась школа волейбола, и мы пловцы не отставали. Наши воспитанники принимали участие в чемпионате России, а это о многом говорит. Но не о том. Как раз в год моего призыва созрели идеи «правильной» люберецкой молодежи. А именно: – Бей панков, металлистов, фанатов, спасай Москву. До отбытия на призывной пункт некоторое количество раз я приобщился к движению «Люберов». Ездили мы большими группами несовершеннолетней молодежи на электричках в Москву в Парк Горького драться со всеми, кто попадется под руку. И слава богу, что вовремя офицеры, работники военкомата вспомнили про то, что мне 18 лет и прислали мне повестку. А то кот знает, возможно чалился бы сейчас где нить в Воркуте или …

Хм. Вспомнился в этой связи мне случай такой. Уже дедушка я. В новый призыв пригнали из «учебок» большую партию молодых, конечно и нам в батарею «дерзких» определили. Несколько круглолицых казахов, двое из центральной России, один татарин из набережных челнов. И такой он был прям бойцовый. Дедушек игнорировал, приказы сержантов по боку. «Дерзкий», одним словом.

И вот после двух месячной акклиматизации стали «дерзкие» заступать в караул. И так с ними и сяк ну нет желания у них родине служить как следует. Но случай помог. Обуздал я их своим авторитетом.

Был год расцвета «люберецкого» движения. Я в армии, а мои друзья на малой родине, начали уже пошаливать рэкетом и прочими противозаконными действиями. Например, делили Рижский рынок с Долгопрудненскими. Появились уже измайловские, борисовские и прочие. Группировки «правильной» молодежи зарождались не только в Москве, но и, например, в Набережных Челнах, потому, видимо, и был столь дерзок вновь прибывший татарин.

Очередной караул. Отдыхающая смена, я в одной смене с татарином. Доставили свежую прессу. Журнал «Огонек», за январь, главный редактор Виталий Коротич. В «Огоньке» статья – «Контора люберов», как я потом, уже узнал статья, наделала много шума по всей России. Читаем. Практически все, уже наслышаны на «гражданке» про «люберов» и большинство присутствующих бойцов относятся к ним с симпатией, потому как все служащие в Советской Армии есть «правильные пацаны», а все неправильные, типа панков и металлистов от армии косят. Статья в сущности написана от лица «товарища из ВЛКСМ», и обсуждение неформальных молодежных организаций идет в преддверии ХХ съезда ВЛКСМ, но заинтересованные слушатели буквально проживают ситуации:

– Что вы здесь делаете?

– Хиппарей ждем. У них сегодня тусовка. Разгоним,– отвечает парень лет семнадцати, назвавшийся Борисом Тарановым.

– А зачем?

– Хиппи, панки и металлисты позорят советский образ жизни. Мы хотим очистить от них столицу.

Или вот:

– Зачем вы приезжаете в Москву?

– Мы приезжаем, чтобы бить панков, хиппи и металлистов и брейкеров тоже…

Или вот, тоже:

– А вы наш гимн слышали?

И цитирует первый куплет:

Родились мы и выросли в Люберцах.

Центре грубой физической силы.

И мы верим, мечта наша сбудется:

Станут Люберцы центром РОССИИ.

В конце статьи фраза, которая стала судьбоносной (в рамках срока службы конечно) для меня и моих молодых сослуживцев:

«Кто они, эти ребята, которые каждый вечер отправляются в Москву в первом вагоне семичасовой электрички? Кто скрывается под кличками: Заяц, Шкаф, Утюг, Рыхлый?»

Здесь я делаю для всех небрежный и ленивый комментарий:

– Заяц, неоднократный чемпион России по бодибилдингу, я с ним частенько в баню ходил. Заяц огромный парень у него жигули семерка, помню, когда он в нее влезал машина опускалась до минимального клиренса. А сиденье было заново установлено и приварено так чтоб здоровенные ноги не мешали баранку крутить.

Вижу недоумение, недоверие в лицах товарищей по оружию, а в то же самое время и нескрываемый интерес к моему комментарию.

– Шкаф тоже качёк, но жировой, Заяц более сухой, красивый! Утюг мастер спорта по вольной борьбе. Я с Зайцем к нему на соревнования ездил. Видел его победы. Крутой мужик. Сейчас он один из лидеров «люберецкой конторы». Рыхлый он и есть рыхлый, единственный минус водку жрет много, но пацаны контролируют.

Закончив последнюю фразу и взглянув на «молодых», я сразу понял, что все преграды, возведенные теми обстоятельствами, что мы сослуживцы разных призывов исчезли. Друзья, да теперь, уже друзья глядели на меня с таким уважением и с такой завистью, что меня даже передернуло. Передернуло так, как это бывает, когда с дикого бодуна утром вливаешь в себя глоток огуречного рассола. А главное татарин, тот самый татарин, «Дерзкий» удивительным образом переменился. Стал зачитываться уставом, интересовался у меня тонкостями караульной службы, как не замерзнуть на посту до смены, как не заснуть, как не обосраться наконец. Его поведение меня забавляло и в то же время весьма радовало. Но посудите, зачем мне «дедушке» ненужные конфликты к концу службы. Догадываюсь я, что татарин верил, что «любера» для малолеток из Набережных Челнов есть старшие братья, а как водится у всех без исключения народов, старший брат – авторитет.

Откровенно говоря, я несколько приврал в своем комментарии из всех перечисленных имен я знал только Зайца. Действительно ходил с ним пару раз в баню, знал, что у него есть семерка жигули. Остальное вранье во благо.

Гл. 7 Гречневая каша

Оторвался от воспоминаний о «родинке», оторвался от окна. Проголодался, надо бы поесть.

То время, когда хотелось есть все что можно глотать, прошло. Солдатско-столовская пища приелась, и вызывает у моих вкусовых рецепторов негодование. А вот в вагончике, тушенка, гречневая крупа, печка буржуйка, уголь, вода – будем варить гречневую кашу. Предвкушаем ее употребление с салом. К слову сказать, я, не подготовленный солдат, и гречку варить не умею. Но я смело, кипячу в кане воду, закидываю литровую банку гречки. Через некоторое время воды в кане нет, добавляю воды, через некоторое время воды нет, добавляю еще, и ее нет. Решил помешать, наблюдаю не кашу гречневую, а кашу каши гречневой. Ни двое «черпаков» и что самое смешное ни «кусок» наш гречневую кашу варить не умеют. Не подсказали мне. Ничего, съели с удовольствием, добавили тушенки, сала, но главное – это вкус продукта, приготовленного на открытом огне.

Гл. 8 Любовь к чтению

Поели, трясемся дальше. Настроение прекрасное книжку читаю. Я вообще люблю читать. В библиотеку в полку записан. Записаны, то мы, правда, все. Да вот читать по-русски не все умеют. 26 человек батарея, одиннадцать национальностей. Для многих задача выучить устав караульной службы не выполнима, им не до чтения. А я люблю. Правда, эта любовь не всегда на пользу в краткосрочной перспективе. В дальнюю, то конечно: из армии приду и в институт.

А тут вот как может быть:

Располагалась батарея на «точке». Позиция, специально оборудованная для охраны аэропорта противозенитным комплексом КУБ. Месяц боевого дежурства. Караульная служба нон стоп. Лето. Середина дня. Солнечно. Я на вышке с автоматом, заряженным боевыми патронами. И с книжкой, как сейчас помню, читал, Федора Абрамова – «Деревянные Кони». Увлекся, про деревню, про грибы, и прочее. А комбат в свою очередь решил до обеда прогуляться не за тем, чтоб посты проверить, так свежим воздухом подышать.

Гуляет, значит, комбат, – на вышке солдат с автоматом, все чин чинарем. Гуляет дальше, опять все чин чинарем. Когда гуляет на третий раз, закралось подозрение у командира батареи, чёй-то солдат так уж неподвижен, и смотрит все в одну точку, как бы под себя. Не случилось ли чего.

Я читаю себе, отрываюсь, наконец, поднимаю взгляд. Вот блин, прямо предо мной метрах в 7-8 от вышки комбат стоит и криво так улыбается.

«Дочитал? – говорит – Пять суток ареста!»

Но по прибытии в полк я пять суток не отсидел. Я ж комбата по команде «учебная тревога, общий сбор» на танке в «поле» везу, ему нет нужды боеготовность полка ставить под угрозу. Я первый прибываю к танку и машину завожу. Когда комбат прибудет, сразу выдвигаемся на позиции. А на «губе» я не кормленный, не спавший, такого за рычаги сажать нельзя. Накосячу «отдрючат» комбата, да и жить ему еще не надоело. Вот и не сидел ни разу я на губе. Хотя объявляли в сумме суток 20.

Гл. 9 Полевые учения

В поезде, «команда отбой». Команды, конечно, никакой нет в вагончике. Но устали все, работы много было, марш-бросок до железки, погрузка, крепеж танка на платформе, общение с командирами, словом нервозная обстановка. Спать. «Кусок» только, по-моему пьяный вечерует. Скотина, в одну харю … Ну, ничего впереди очередная сортировочная станция, сбегаем за chladn? nаpoj.

Утро, проснулись, разумеется, кто, когда хочет. Я вышел в открытый тамбур умыться. Холодно и запах креозота. Я вообще думаю, что этот запах будет всегда со мной. Как напоминание о службе. Как человек воспоминает о любимой девушке по запаху ее духов. Девушки уже нет рядом, а запах встречается и как нахлынет, как нахлынут воспоминания. Так прям грудь щемит.