Извивы судьбы. Современный любовный роман

Даже Соловьева прошибло подобное недоверие.

– Ну, знаете ли… Слово же офицера, – он полез в портфель, порылся внутри, достал и протянул девушкам большую фотографию. – Сами смотрите… Вот, – он ткнул пальцем в Осинцева, стоящего рядом с Верховным, мой товарищ, так сказать, сличите. А во втором ряду – я, крайний справа. Не рядом с Верховным, а все равно приятно.

– Сколько хорошеньких женихов! – разглядывая внимательно фотографию, воскликнула Вера.

Соловьев щелкнул каблуками туфель.

– Двое из них – перед вами, девочки. И, между прочим, не худшие. Извольте любить и жаловать.

Ирина спросила:

– За что честь?

– По нам не видно, да?

– Блеску много, а что внутри? – многозначительно спросила Вера.

Хотел что-то сказать Осинцев, но его опять-таки опередил Соловьев.

– Он, – Соловьев кивнул в сторону Осинцева, – золотой медалист, отличник боевой и политической подготовки…

– А ты? – перебив, спросила Ирина.

– Ну… Тоже… Не медалист, однако, если направлен на прием в Кремль, не самый худший выпускник нашего военного училища.

– Богатыри, – протянула Ирина. – Не жизнь, а сказка: тут тебе Никита, тут тебе и Алеша. Не хватает для полноты картины Васнецова Ильи Муромца. Где вы его-то оставили?

Вера откинулась на капот «Волги». Подол легонького сарафанчика взлетел вверх, обнажив на секунду еще больше стройные ноги. Осинцев увидел и от волнения облизал вмиг пересохшие губы. Он подумал: «Хороша! Куда как красивее пединституток!»

Соловьев, показывая своим видом, что большой знаток, осмотрел сверкающую черным лаком «Волгу» и прищёлкнул пальцами.

– Отличная тачка… Чья будет?

Ирина поспешила с ответом.

– Отца… – и лишь после паузы уточнила, – Верочки.

– А… Кто ж за рулем? – спросил Соловьев и опасливо заозирался по сторонам: судя по всему искал Вериного отца.

– Верочка наша, – ответила Ирина.

– Но…

– Год назад обзавелась правами. После курсов. А водит машину по доверенности. Отец-то у нее, – Осинцев заметил, как, взглянув на подружку, Вера, подобравшись, насторожилась: видимо, боялась, чтобы та не сболтнула лишнего, – опасается садиться за руль, – Осинцев обратил внимание, как Вера облегченно вздохнула и расслабилась. «Ждала явно другого… Чего-то не хотела, чтобы Ирина говорила», – подумал он. – Короче: на самом-то деле, это ее машина… В полном ее распоряжении.

– А ты, Алексей, везунчик, – завистливо заметил Никита. – Сразу и – в дамки. Судя по элитным номерам, машина-то…

– Не мели, – остановил его Алексей. – Мало ли что могут подумать девушки.

– Девочки наши – умницы…

Вера, ехидно улыбнувшись, прервала.

– Ваши? Уже?!

Соловьев не смутился.

– Нет, что ли?

Вера решительно отрезала:

– Нет!

Ирина смягчила ответ и поправила подружку:

– Всего лишь пока.

Подружки обменялись многозначительными взглядами и расхохотались. Алексей, в который уж раз, подумал про себя: «Смеются и смеются… Что тут смешного? Не понимаю… Легкомыслие». Алексей давно спросил бы, но опасается попасть впросак: может, полагает он, у него напрочь отсутствует чувство юмора. Вон, Никита – юморит, ведет себя естественно, расслабленно.

Соловьев картинно поклонился.

– Благодарю покорно, Иринушка… Ты оставляешь мне надежду.

– Но-но! Не обольщайся очень-то! – откликнулась Ирина, а Соловьев даже глазом не моргнул в ответ на щелчок по носу.

Алексей завидует, как легко общается с девчонками Никита. Он, Алексей, так не может. Знакомы – всего ничего и сразу…

Соловьев опять за свое.

– Девочки наши – умницы и в их хорошенькие головки глупостям вход запрещен. Кстати, почему бы не прокатить нас с шиком по городу, а?

Вера слегка улыбнулась: видимо, предложение более решительного Никиты ей пришлось по вкусу и соответствовало ее настроению.

– Почему нет? Люди – из провинции. В Москве – впервые. Есть смысл в экскурсии. Стоит показать столицу и расширить гостям провинциальный кругозор. Как, Ириш?

– Я, Верунчик, только – за, – не мешкая, отозвалась Ирина, – тем более с такими блестящими провинциалами.

И вот Алексей – на первом сидении, справа от водителя, то есть Веры. Сзади – устроилась другая парочка и, судя по всему, чувствует себя там превосходно. Воркует, будто знакома тысячу лет. Он, Никита, уже (Алексей завистливо поглядывает на парочку в зеркало) за талию держит Ирину. Алексею – не повезло в очередной раз. Нет, он тискать сразу же за талию все равно бы не стал, рановато, однако… Поговорить с девушкой, расспросить об учебе, о музыке (сам-то в этом деле – ни бельмеса, дуб дубом, медведь на ухо наступил; знает лишь названия семи нот да про скрипичный ключ, читал про некоторых музыкантов, дважды перечитал роман Виноградова «Осуждение Паганини», слушал в первый заход Моцарта в филармонии и во второй – седьмую симфонию Шостаковича – и все), не мешало бы разузнать о родных, соответственно, о ее ближайших знакомых. Вокруг (Алексей косит ревнивый глаз) такой-то девчонки явно вьется туча поклонников. Алексей молчит. Понимает: внимание Веры отвлекать нельзя. Вон, какое движение! Зевнешь и сразу поцелуешься с кем-нибудь. Алексею (чего скрывать?) хочется… Нестерпимо хочется… Ну, вот (хотя бы!) ладонью прикоснуться к ее чуть-чуть оголенному коленку (сарафанчик-то короток), ощутить тепло, кожу. Робеет. Смущен от одной мысли. Опасается получить (в ответ на наглость) по рукам. Вера, судя по всему, – не Ирина. За Верой не заржавеет. Алексей замечает, как Вера иногда скашивает в его сторону глаза и улыбается. Алексею даже кажется, что Вера понимает его нынешние проблемы и даже сочувствует. Взгляд новой знакомой (возможно, ему всего лишь чудится) поощрительный, говорящий: все, мол, у нас еще впереди. И от этого по сердцу течет ручьями истома. Он – пессимист и не верит в лучшее будущее. Но помечтать (хотя бы) ему не может никто запретить. Осинцев уверен, что влюбился. Сразу. С первого взгляда. Оттого и необычайная его робость, болезненное стеснение. Такого с пединституточками никогда не было. Алексей понимает: он – попался, он – в сетях Амура. И конец! Точка. Всё. Он нашел то, что так долго искал. И ничего ему больше не надо. Впрочем… Он, да, нашел. А она как? Тот ли он принц, который нужен этой принцессе? Есть большое сомнение.

Что ж, ему, лейтенанту Осинцеву, предстоят обширные и затяжные бои, причем, на всем протяжении любовного фронта, предстоят сражения за свое счастье, за свою первую и, как он уже себе представляет, вот эту, единственную в мире любовь. Спешит? Это он-то? Никита – другое дело. Еще чуть-чуть и очарует Иринку. Вон, как у той блестят глаза и с лица не сходит улыбка.

Глава 3

Культпоход

Осинцев сидит за старинным письменным столом, уткнувшись носом в роман Толстого «Анна Каренина». Вчера купил, заскочив в огромный книжный магазин на Новом Арбате.

Рядом – тетрадный лист и простенький копеечный карандаш. Привык еще с суворовского: читая, тотчас же записывать особенно понравившиеся мысли литературных героев или самого писателя, мысли, которые трогательны ему, для него близки и понятны, родственны его душевному настроению или мироощущению. Так удобно, – считает он. Прохудилась память, выветрилось из нее, глянул в записи и восстановил.