Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

– Хорошо… Не смею настаивать. Так и запишем: предъявленный труп потерпевшего не является вашим сыном.

Леди кивнула в сторону бывшего мужа.

– А что этот недоумок признал в бродяге своего сына?

Полицейский спросил:

– Простите, под словом «недоумок» вы кого имели в виду?

Светлана Львовна не ответила, а вот Малишевский зато строго указал дознавателю, так сказать, поставил на подобающее ему место:

– Вы отлично поняли, кого из присутствующих имела в виду Светлана Львовна! Не стройте из себя дурака!

Полицейский впервые позволил себе улыбнуться, но улыбка, признаться, получилась кривая.

– Дураку проще жить.

– А, – представитель свиты, – обреченно махнул рукой, – что с ним разговаривать… Пойдемте отсюда.

Господа пошли в сторону двери. Полицейский уже в спины им сказал:

– Но вам следует подписать протокол опознания.

Малишевских, не обернувшись, бросил:

– Перебьешься…

– Не могу…

– Нарочным доставишь, нарочным… Я позабочусь! Гарантирую! А Светлана Львовна еще посмотрит, подписывать вашу бумагу или нет.

Они вышли. Савелий Иванович покачал головой.

– Придется, господа, за хамов принести мне извинения… Не понимаю, что у них за отношения, но не совестно, видать, власти ходить в пристяжных у какой-то владелицы швейной мастерской. Глядите, они связь не скрывают, нагло демонстрируют. Не боятся.

Патологоанатом спросил:

– А чего им бояться? Кого бояться? Нас, что ли?.. Вот вы нас назвали «господами». Но какие, скажите на милость, мы господа? – Помолчав, сам же и ответил на свой вопрос. – Быдло мы, а они господа так господа. Люди голубых кровей. Люди, имеющие бабки. И считают, что всё и вся в их руках. Люди, думающие, что вместе с деньгами будут счастливы даже на том свете.

Полицейский испуганно (очевидно, уже готовился к проблемам по службе) молчал и, пожалуй, строил планы, как выкрутиться и выйти из передряги с наименьшими потерями. Кто-кто, а он, простой дознаватель, понимал, что у сильного, то есть у богатого, всегда бессильный, то есть не купающийся в бабках, виноват. Он не был бойцом и не собирается им быть.

Воспоминания

Савелий Иванович Низковских утешает себя, что вот приедет частный детектив, с которым заключил договор, и разберется в непонятной истории исчезновения Димки, найдет его и все встанет вновь на свои места и он, отец, больше не будет спускать с сына глаз. Верит в чудо и надеется на лучшее. Ждать не долго: остается несколько дней. Детектив объяснил, почему он не может тотчас же выехать в Ирбит: в пятницу, то есть двенадцатого октября, бракосочетание его сына и он весь в хлопотах по этому торжественному случаю. Эта чужая радость больно кольнула Савелия Ивановича. Потому что его Димка старше на год, а не женат, не учится. И неуклонно сползает вниз. Через год, глядишь, частный детектив станет дедом, а он? Даже не представляет, когда ему Димка подарит внука или внучку. И дочь от второго брака пока что по этой части не обнадёживает. Какие ее годы, а все равно… Понятно: нет ничего противнее, как ждать и догонять, но что тут поделаешь? Возникла мысль, что приглашение на опознание, которое состоялось в понедельник, – есть не что иное, как реакция полиции на пинок под зад со стороны городской прокуратуры.

Словом, набравшись терпения, ждет Савелий Иванович. К тому же, как объяснил Фомин, недельная пауза, вероятнее всего, даст возможность прокуратуре повлиять на ход розыска Дмитрия Низковских. Надежд, это верно, у Савелия Ивановича почти никаких, но ведь «почти» – вовсе не значит, что их не осталось.

А пока он весь в прошлом, возвращаясь в оное, он мучительно роется в памяти и пытается ответить на вопрос: за что так его ненавидит бывшая любимая им жена. Вот и в понедельник, в морге, облаяла его. Чем виноват и так ли уж виноват перед ней? Савелий Иванович не отрицает, что в распаде семьи есть и его вина. Он часто слышит по телевидению ставшую расхожей фразу: в разрыве брачных уз не бывает виноват кто-то один – виновны как муж, так и жена; в разной мере, но виновны. Значит? Несомненно, виновата и она, Светлана Львовна. Но… Он не злится и, тем более, не оскорбляет ее, держит себя в рамках приличий. Да, сдерживать эмоции тяжело, однако ему пока удается. Не позволил себе ни разу сорваться.

Горькие, но воспоминания раз за разом Савелия Ивановича посещают. Не оставляли раньше, а сегодня тем более. Евдокиюшка, наверное, догадывается, но ничем этого не показывает, с расспросами не пристает. Потому что понимает, в какой тяжелой ситуации оказался муж. А понимать, как выразился один умный человек, есть не что иное, как простить. Вот и молчит Евдокиюшка, хотя глаза ее постоянно на мокром месте. Значит? Вместе с мужем переживает. Переживает, но сутками под ухом не зудит.

…1987 год. Заканчивается весна. Скверы и парки Ирбита в полном великолепии; заканчивает буйное в тот год цветение черемуха, а на смену ей пышно распустила фиолетовые бутоны сирень, насыщая своим терпким запахом воздух уральского провинциального города. Кое-где появились белоснежные шапки цветущей рябины, возвещающие ее богатый урожай.

Позади последний экзамен по истории СССР, который Савва сдал на «отлично». А вот и выпускной. В его аттестате ни одной тройки. За успехи в учебе и примерное поведение даже получил почетную грамоту.

Прощание со школой прошло на «ура». После торжеств и скромного застолья в столовой (в советские времена старались не шиковать, тем более, не запасаться спиртным, а также надо иметь в виду, что в ту пору вовсю буйствовала антиалкогольная кампания, в ходе которой, кстати говоря, были вырублены многие виноградники) Савва и его одноклассники отправились в парки. Савва до сих пор не может понять, как это случилось? Что именно? А то, что именно тогда, в тот самый вечер Савва «положил глаз» на ничем особо неприметную и прежде не привлекающую его внимание одноклассницу Светку Сергиевских, перебивавшуюся с тройки на двойку, однако аттестат, в котором красовались одни троечки, все-таки получила.

Итак, как бы сегодня сказали подростки, случилась «химия». Подростков потянуло друг к другу. Савва и Светка расстались только под утро. Что послужило побудительным мотивом? Никто не знает, а одноклассники, узнав о близких отношениях (не в нынешнем понимании этого слова) только пожимали плечами, особенно злились девчонки, многие из которых буквально «сохли» по, как они ласково называли, Саввушке. Еще бы? Хорошист в школе, рослый и спортивно скроенный волейболист на спортплощадке, наконец, воспитанный ухажер, никогда не распускающий (надеюсь, все понимают, о чем речь?) руки.

Савва знал, что осенью отправится в армию. Возраст такой. Оставшиеся полгода он мог использовать по-разному. Например, подать документы в Уральский университет имени Горького[7 - В настоящее время является составной частью Уральского федерального университета имени Б. Н. Ельцина.] (подумывал о стезе историка) и тем самым получить отсрочку от призыва. В том, что сдаст вступительные экзамены и пройдет по конкурсу, даже не сомневался.

На состоявшемся семейном совете родители признали этот вариант наиболее подходящим. Как выразился его отец Иван Андреевич, армия никуда не денется и кстати напомнил, что в университете есть, как он прослышал, военная кафедра. Стало быть, что? Прямая дорога в университет. Из него выпустится не только специалистом-историком, а и получит воинское звание лейтенанта. Конечно, потом будут военные сборы месяцев на пять, но это уже, по словам отца, пустяковина. А мать? Твердо держала сторону Ивана Андреевича. Не перечила еще и потому, что очень уж ей хотелось, чтобы любимец-сын получил университетское (именно университетское) образование, то самое, которое ей оказалось недостижимой мечтой.

Мог, конечно, Савва поступить (по примеру других призывников) эти месяцы пропинать воздух, прошляться по кабакам, то есть перед армией погулять от души.

Парень решил другое: понимая материальные трудности далеко не богатых родителей (Иван Андреевич работал слесарем в сборочном цехе знаменитого на весь Советский Союз мотоциклетного завода, обязанный славою мотоциклу марки «М-72» с коляской, за которым буквально люди гонялись и готовы были заплатить двойную цену, а Анастасия Егоровна, мать, после окончания медучилища всю жизнь за гроши проработала в заводской амбулатории медсестрой), пошел в отдел кадров того же мотоциклетного завода, написал заявление и стал работать подсобным рабочим – какие-никакие, а деньги.

А что же Светка Сергиевских? В институт или университет? Да кто же ее ждет с ее трояками в аттестате? Там, в отличие от школы, за уши вытягивать на вступительных экзаменах не будут. Перспектива была одна: профтехобразование. Ну и подала заявление в училище: стала учиться на швею-мотористку. Шаляй-валяй и тут училась.

После возникшей «химии» Савва и Светка продолжали встречаться. Светка понимала, что лучшего парня в мужья ей во век не сыскать, поэтому изо всех сил старалась привязать к себе. Ей это удалось: через три месяца Савва был уже влюблен в Светку и говорил открыто о женитьбе. Что родители? Понимали, что сын по уши влопался и теперь отговаривать бесполезно. Значит? Остается примириться с выбором сына. Родители молчали, но опасались, что свадьбу придется играть перед уходом в армию, а за последующие два года мало ли что может случиться с оставленной молодой женой.

Савва тут успокоил родителей. Он так однажды и заявил:

– Решил так: свадьбу будем играть после армии.

Мать осторожно поинтересовалась:

– А как невестка к этому относится?

– Сначала разнюнилась, – ответил сын, – а потом я убедил ее, что так будет правильнее. Два года, сказал ей, – это будет период проверки наших чувств. Ты, сказал ей, остаешься свободной от каких-либо обязательств по отношению ко мне, а когда вернусь, если ты дождешься меня, то сразу встану на колени и попрошу руки и сердца.

Отец спросил:

– Легко согласилась?

Сын кивнул.

– Да, согласилась, но легко ли – я этого не знаю.

Отец вновь спросил:

– А ты, сынок, действительно без Светки жить не можешь?

– Не могу, пап! Я ее очень-очень люблю!

Иван Андреевич, бросив взгляд на жену, только и сказал:

– Твое счастье – это и наше счастье…. Будем молиться…