Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова

– И всё это время я буду сидеть здесь?

– Нет. Вас отправят этапом в другую тюрьму. Куда – я не знаю.

– Ну вот Вы и ответили на свой вопрос. Оттянуть свою смерть на месяц, на полгода, на год или на десятки лет. Зачем? Конец один. Мучиться вместе со своей совестью? Не могу и не хочу. Так что извините, Павел Кондратьевич, я хочу только одного, чтобы поскорее всё это закончилось.

– Ну тогда ещё одна формальность. Вам нужно подписать акт об отказе в помиловании.

Адвокат вынул из папки напечатанный листок бумаги и показал, где нужно поставить подпись. Константинов не читая подписал.

– Ну вот и всё. Моя работа завершена. Прощайте Юрий Иванович. С Вами мы больше не увидимся. Надеюсь, я Вас ничем не обидел? А если что не так, то простите меня.

– Ну что Вы, Павел Кондратьевич, мне было очень приятно общаться с Вами. Большое спасибо за фотографию. Прощайте.

Адвокат пожал скованные руки Константинова и вышел. Вот и всё. На душе стало как-то легче.

***

Через несколько дней после обеда в камеру вошёл Трофимыч.

– Что ж, горемычный, пришло время собираться. Завтра по этапу отправишься к своему месту.

– Завтра? Как-то мне, Трофимыч, страшновато. Я привык здесь.

– Ничего, привыкнешь и там. Везде люди живут. Так что собирайся.

– Да что мне собирать. Всё на мне, больше ничего нет.

– Как в Писании. Голый пришёл, голый и ухожу. Книжку в библиотеку нужно сдать, – со вздохом сказал Трофимыч, – а у тебя там твои сыновья.

– А куда мне деть фотографию?

– Аккуратно сверни и засунь под стельку в башмак. Хотя могут и там найти. А может, повезёт, не станут тебя обыскивать, что с тебя взять.

– Спасибо, Трофимыч.

– Ладно, шконку я отпущу, отдыхай. Готовься в путь.

Трофимыч вышел, а Константинов лёг, положил руки под голову и стал смотреть в потолок. Вспомнился институт, его коллеги. Как они с Людой приехали на полигон. Молодые, счастливые. Вспомнилась Оля. Она была готова сблизиться с Константиновым. Он не захотел. Испугался? Да, наверное. Он не мог себе представить в своей квартире, утыканной контрольными метками, постороннего человека. На душе было гадко. Ну почему? Почему он стал таким? Что привело его к этому? Ни семьи, ни друзей, никого, о ком бы он сожалел. Оля, которой он доставил столько неприятностей. Она должна его ненавидеть. Константинов спрашивал у следователя, что с ней. Это было незадолго до суда. Александр Александрович ответил, что суд по её делу уже прошёл. Что генералу Тимофееву не удалось доказать, что она является соучастницей преступления Константинова. Она получила два года условно, и её выслали из Москвы куда-то за Урал. Куда, он не знал.

Был ещё один человек, с которым многое было связано – Анатолий Васильевич. Боже, как его ненавидел Константинов. Этот молодой выскочка перешёл ему дорогу. Константинов, а не Анатолий Васильевич должен был стать начальником лаборатории. Но Анатолий Васильевич сумел втереться в доверие к Леониду Парфёновичу. Конечно, Анатолий Васильевич был неплохим учёным, но как руководитель он сильно раздражал Константинова. Началось с того, что Анатолий Васильевич начал задвигать Константинова на вторые роли. И если при Леониде Парфёновиче Константинов был ведущим сотрудником лаборатории, с которым все советовались, который был правой рукой и неформальным заместителем начальника, то при Анатолии Васильевиче он стал никем. Тот позволял себе тыкать Константинову, несмотря на то что он был и старше его и опытнее. Анатолий Васильевич мог принародно сделать ему замечание, причём в какой-то насмешливой, унизительной форме. Константинов стал замечать, что сотрудники лаборатории, которые ранее «смотрели ему в рот», стали относиться к нему как-то пренебрежительно, без должного уважения. А ведь он был единственным старшим научным сотрудником лаборатории. И его по-прежнему приглашали на всевозможные технические совещания, которые проводил Главный. Но со временем и это стало меняться. Все неудачи на испытаниях с их системой Анатолий Васильевич ловко списывал на Константинова. Мол, Юрий Иванович не досмотрел, Юрий Иванович не додумал, Юрий Иванович не предвидел. Однако все заслуги в удачах приходились, естественно, на Анатолия Васильевича. Постепенно всякое упоминание о роли Константинова в разработках изделия прекратилось. Это был тяжёлый удар по самолюбию. И только сотрудничество с дядей Колей спасало Константинова от неминуемой хандры и даже, возможного увольнения. В его жизни появилась цель. Он стал кому-то нужен. А неизбежный риск в работе как-то внутренне взбадривал его. Он стал не такой, как все. Стал богат, хотя своё богатство он никак использовать не мог. Но тем не менее. Когда однажды он пришёл на работу в новом пуловере, который купил в комиссионке и который стоил половину зарплаты, он уловил на себе завистливые взгляды сотрудниц лаборатории и даже на лице Анатолия Васильевича промелькнуло удивление. Потом он услышал шёпот двух девушек, стоящих за кульманами: «Живёт-то один, а зарплата хорошая». Пусть, пусть завидуют ему. Он заработал право носить хорошие вещи. Своим, более чем пятнадцатилетним трудом в лаборатории. И пусть ему платит не государство, а неизвестный заказчик, он это заработал.

***

Лёжа на шконке, Константинов вспомнил очную ставку с Анатолием Васильевичем, которую проводил следователь. Когда его ввели в кабинет, Анатолий Васильевич был уже там. Он сидел на стуле у стены. Был в хорошем костюме, с галстуком. Видимо, специально так оделся, когда вызвали к следователю. На работу он ходил в другой одежде. Когда он увидел Константинова, в замусоленной рубашке и неглаженных брюках, распрямился, всем своим видом выражая презрение, не поздоровался, а повернул голову к следователю, чтобы не видеть его. Александр Александрович задал формальные вопросы, затем спросил: «Юрий Иванович, Вам знаком сидящий напротив Вас человек?»

– Да, это начальник лаборатории Анатолий Васильевич.

– Анатолий Васильевич, Вам знаком сидящий напротив Вас человек?

– Да, знаком. Это бывший сотрудник лаборатории Константинов Юрий Иванович, предатель и изменник Родины, – гневно ответил Анатолий.

– Меня не интересуют Ваши определения, Анатолий Васильевич, – спокойно сказал Александр Александрович, – предатель он или нет, решать будет суд, а пока что Юрий Иванович просто подозреваемый. И почему бывший сотрудник? Он что, написал заявление об увольнении?

– Нет, но его уволили, как предателя.

– Уволить его могут только по решению суда. А если его суд оправдает? Придётся восстанавливать на работе, – с ухмылкой сказал Александр Александрович.

– Как оправдает? Весь институт только и говорит о его предательстве, все сотрудники его осуждают, он подорвал безопасность нашей Родины, – гневно начал Анатолий Васильевич.

– Сотрудники института должны заниматься своими непосредственными обязанностями, а вопросами безопасности, с Вашего позволения, будем заниматься мы, – грубо прервал его Александр Александрович.

Константинов почувствовал, что Александру Александровичу чем-то не понравился Анатолий Васильевич. Он, видимо, тоже это ощутил и как-то сник, сгорбился и смотрел больше в пол, а не на следователя и Константинова. Допрос продолжался.

– Анатолий Васильевич, объясните, пожалуйста, как могло случиться, что под Вашим, простите меня, носом Юрий Иванович занимался шпионажем, выносил из института секретные материалы, а Вы, его непосредственный руководитель, ничего не знали?

– Простите, но как я мог знать? У меня своих обязанностей выше головы. Предстоят очередные полигонные испытания изделия. И, чего уж греха таить, на Юрии Ивановиче был достаточно большой объём работ по системе, и с его арестом эта работа тоже повисла на мне, – ответил Анатолий Васильевич.

– Вы, видимо, плохо поняли мой вопрос. Речь идёт не о настоящем времени. Гражданин Константинов сотрудничал с иностранной разведкой почти три года, а Вы ничего не видели?

– Каюсь, не увидел. Да и как я мог увидеть? Ведь он хорошо маскировался, – дрожащим голосом ответил Анатолий Васильевич.

– Каяться не нужно, Вы не в церкви. А на допросе у следователя нужно признаваться, – повысив голос, сказал Александр Александрович.

– Признаваться? В чём?

– Да в том, что Вы покрывали, мягко сказать, деятельность гражданина Константинова, – Александр Александрович встал из-за стола и подошёл вплотную к сидящему на стуле Анатолию Васильевичу, – а точнее сказать, что Вы, Анатолий Васильевич, являетесь соучастником преступления.

– Да Вы что такое говорите? Я и понятия не имел, что он шпионил. Я не слежу за своими сотрудниками, это, знаете ли, не моё дело. Для этого есть специальные компетентные органы, – сбивчиво затараторил Анатолий Васильевич, а потом добавил: – Это не входит в круг моих обязанностей.

– Заблуждаетесь! – почти крикнул Александр Александрович. – Следить за соблюдением режима секретности – это Ваша первейшая обязанность, как начальника лаборатории. Ваш сотрудник задерживается на работе после окончания рабочего дня, оставляет у себя секретные документы, а Вы, вместо того чтобы поинтересоваться, что он делает вечерами в лаборатории, водите молодых сотрудниц в рестораны. Если бы Вы, Анатолий Васильевич, интересовались, чем занимаются Ваши сотрудники на рабочем месте, особенно после работы, то, возможно, Юрий Иванович отделался бы выговором с увольнением, а не обвинением в государственной измене.

– Ну, знаете ли. Так можно до многого договориться.

– Это ты виноват, это из-за тебя я пошёл на преступление! – внезапно закричал, соскочив со стула Константинов. – Если бы ты не появился в лаборатории, то всё было бы по-другому!

– Да ты что несёшь! – так же встав, крикнул Анатолий Васильевич, – ты что говоришь?

– Сидеть! – громко прикрикнул на Анатолия Васильевича Александр Александрович. – Продолжайте, Юрий Иванович.

– Ты подсидел Леонида Парфёновича, ты стал начальником лаборатории совершенно незаслуженно, ты меня постоянно унижал при всех, потому что я лучше тебя. Я был честнее. Я ни перед кем не лебезил, как ты. Я не хватал лаборанток за плечи. Я не прятался за чужие спины, как ты. Когда случался провал в работе, я отвечал за это. Сам. Ни на кого не ссылался, – Константинов говорил быстро, жестикулируя. Он стоял перед Анатолием Васильевичем. Между ними находился Александр Александрович и внимательно смотрел на Анатолия Васильевича.

– Какой бред ты несёшь. Вы только послушайте его, это же полная ерунда, – как бы оправдывался тот.

– Это для тебя ерунда, а для меня не ерунда. Когда ты мне постоянно тыкаешь, делаешь замечания, порой совершенно не заслуженно, при подчинённых. Это не ерунда. И когда мне представился шанс стать выше тебя, стать значительнее, я его использовал.

– Конечно, стал шпионить за деньги, – вскричал Анатолий Васильевич.

– Да, хотя деньги не главное. Предложили работать мне, а не тебе. Потому что я настоящий учёный, а ты просто втёрся в лабораторию и ничего из себя не представляешь.