Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова

– Я не представляю? Это ты неудачник, который не смог ничего добиться. Даже закрепить за собой место начальника лаборатории. Да тебя никто не уважает. Ты просто учёный хлюпик, который ничего не значит в институте. А меня все знают, уважают, и в лаборатории, и в институте. У меня есть будущее, а у тебя его не было, нет и не будет.

– Ты, Анатолий Васильевич, делаешь своё будущее, шагая через людей, – уже спокойнее начал Константинов, – ты перешагнул через Леонида Парфёновича, доказав руководству института, что тот уже стар и ему пора на пенсию, перешагнул через меня, хотя я проработал в институте почти пятнадцать лет и имею целый пакет изобретений, которые вошли в нашу систему. Кто следующий? Начальник отдела? Ты, не создавший ничего, говоришь о своём будущем? Да, оно у тебя есть, в отличие от меня.

Константинов опустил голову, из глаз текли слёзы. Александр Александрович подошёл к столу и сел на стул.

– Всё. Прения сторон закончены. Мне всё ясно. Свои соображения я доложу руководству управления, которое курирует ваш институт. Вас, Анатолий Васильевич, я попрошу никуда из города не отлучаться. Вы нам ещё понадобитесь.

– Не понял, меня в чём-то подозреваете? – тихо спросил Анатолий Васильевич.

– Ну, во-первых, Вы не препятствовали совершению преступления, во-вторых, – Александр Александрович замолчал и внимательно посмотрел на Анатолия Васильевича, – руководитель всегда в ответе за подчинённых.

– Это бред какой-то. Из-за одного подонка теперь весь институт будет виноват? – процедил сквозь зубы Анатолий Иванович.

– Вы лучше переживайте о собственной персоне, за институт переживать будут другие, – Александр Александрович нажал кнопку звонка, вошёл конвоир. – Проводите свидетеля на выход, потом зайдёте.

Анатолий Васильевич вышел, уже из двери оглянулся и посмотрел на Константинова, а тот продолжал сидеть и смотреть в пол. Александр Александрович что-то писал за столом.

***

Завтра его отправляют на этап. Последняя ночь в тюрьме прошла без сна. Что его ждёт на новом месте, он не знал. Ночью в камеру вошёл Трофимыч: «Всё, горемычный, собирайся, пошли, – он присел на табуретку, – надеюсь, зла на меня не затаил? Прости, если что не так. Не вини никого, кроме себя. Не обижайся на ребят, которые били тебя. Это они от глупости своей, не со зла. И запомни: никому не верь, никого не бойся и ни у кого не проси. Кроме Бога».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИЗМЕНА

2.1. КАПИТАН ВИТЁК

Колёса стучат на стыках рельс. Они, словно метроном, отсчитывают мгновения его жизни. Только звук метронома был равномерный, размеренный. Тук, тук, тук, тук. А колёса стучали по-другому. Тук, тук, пауза, тук, тук, пауза. Сильно затекли ноги и шея. Полка в вагоне была простой, деревянной. Без матраца, подушки и одеяла. Константинов открыл глаза. Была ночь. По всему коридору горели тусклые лампочки. Слышался храп заключённых, которые спали в своих купе. В углу вагона на откидном стульчике сидел солдат и курил. Поскольку купе, где ехал Константинов, было первым, ему хорошо было видно этого солдата. Несмотря на то, что окно в коридоре было приоткрыто, запах табака доставал и до Константинова. А в вагоне было душно, очень душно. Стоял запах десятков людских тел.

***

Константинов вспомнил ужас посадки в вагон. Его привезли ранним утром на какой-то железнодорожный тупик. Там уже стояло несколько машин для перевозки заключённых. Слышался лай собак. Конвоир хотел вывести Константинова из машины, но к нему быстро подошёл офицер и громко сказал: «Вы почему опаздываете, Вашего должны были загрузить первым, до приезда основного контингента? Теперь будете ждать, пока не погрузим всех. Ваш будет последним».

– Что случилось, – спросил второй конвоир, который сидел вместе с Константиновым. Он выпрыгнул из машины на землю.

– Опоздали, говорят. Пока не выводим, – и захлопнул железную дверь машины.

Константинов остался стоять у зарешёченного окна на двери. Теперь ему была видна вся площадка. Утренние сумерки подчёркивались светом нескольких фонарей, висящих на столбах. Небо только начало сереть. На площадке, перед стоящим вагоном, сидели на корточках заключённые. Их было много. Вокруг стояли солдаты с автоматами. Было несколько больших собак, которые постоянно лаяли и пытались кинуться на сидящих. Их сдерживали на поводках конвоиры. Несколько заключённых, которые оказались ближе всего к машине, на которой привезли Константинова, повернулись в его сторону.

– Это КГБшный воронок, – услышал он их разговор.

– Наверное, политический?

– Вряд ли, скорее всего фарцовщик.

Константинов понял, что горят про него. «Откуда они узнали, что машина из КГБ?» – подумал он. Но быстро всё понял сам. Разные погоны были у конвоя. У всех они были красного цвета, у его – синие. Он вновь прислушался к разговору сидящих заключённых.

– Хватит трепаться. Была малява, что с нами этапируют расстрельного.

– А по какой статье?

– Больше ничего не знаю.

– Заглохли все, – кто-то громко сказал с другого края, – предатель это, братва.

– Прекратить разговоры, – громко крикнул подошедший офицер. Все замолчали.

– Витёк, привет! – раздался голос из центра, – вот снова свиделись.

Офицер остановился и стал вглядываться в сидящих.

– Червонец, ты, что ли?

– Я, Витёк, я.

– Опять со мной?

– Да куда ж вы без меня. Это правда, что народ говорит? Тогда давай предателя к нам в купе, – все засмеялись.

– Знаешь, без сопливых скользко. Сам знаю кого куда, – громко ответил офицер, – ты уже хочешь в карцер, Червонец? Могу устроить на всю поездку.

– Да ладно, Витёк, это я так, пошутил, – ответил Червонец и громко крикнул, – ша, братва, всем молчать.

Вскоре началось какое-то движение. Офицер достал списки и начал по одному выкрикивать фамилии. Кого называл, тот вставал. Двое солдат подходили к вставшему и под руки подводили к двери вагона. Там он выкрикивал свою фамилию, статью и срок. После чего поднимался в вагон. Через некоторое время площадка перед вагоном опустела.

– Давайте Вашего, – громко крикнул офицер в сторону машины, где сидел Константинов, – но имейте в виду, если ещё раз опоздаете, заключённого не возьму. Нечего мне контингент будоражить.

– Выходи, – сказал конвоир и открыл дверь.

Константинов медленно спустился по железным ступенькам на площадку.

– На корточки! – крикнул конвоир с красными погонами и ткнул его стволом автомата.

Константинов послушно присел. Офицер листал списки, которые достал из портфеля. Затем, найдя нужную бумагу, выкрикнул: «Константинов!»

– Я, – ответил он и приподнялся на ноги.

– Отставить! – прикрикнул на него офицер. – Громко фамилия, статья и срок.

– Константинов, шестьдесят четвёртая, расстрел, – громко ответил Константинов и сам удивился, как легко он всё это произнёс.

Все конвоиры повернулись к нему и стали разглядывать, как какую-то диковинную вещь. Затем подошли двое, взяли под руки и довели до вагона. «Поднимайся», – сказал один из них. Константинов поднялся в тамбур, там стояли еще двое конвоиров.

– Товарищ капитан, куда этого? – высунувшись из вагона, спросил конвоир.

– Соловьёв, я же объяснял, КГБэшного в первый.

– Он что, один поедет?

– Один, – ответил капитан, – ещё вопрос задашь, поедешь вместе с ним.