Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша

И славим Краса-ту,

В Тебе сокрыта Сила, Которой равной нет!

О, Ра! О, Ра! О, Ра!

Мы ждём Тебя всегда – Ты только к нам приди!

О Ра! О Ра! О Ра!

Хоры в Огонь сливались и к Солнцу устремлялись, оно ответную любовь в Долину посылало – и Краса-тою всё пылало; сам дух тут воспарял и ликовал, и на его крылах люди тут, как птицы, выше гор самих летали. Да ещё и Лестница в Мир Высший уходила, блистая радугой цветов, – по ней спешили души и вверх, и вниз, чтоб знаний новых поднабраться.

Сатанэля затрясло от зависти и злобы, когда всю эту Краса-ту он увидал и песнопенья услыхал: добро бы славили его, а то ведь Ра превозносили, который здесь лишь редким гостем был, и ревнивой местью он разом запылал: Доброславию всю эту в пыль и прах он превратит, а этих доброславов в рабов он обратит – пусть славят лишь его, Властителя планеты! Пора здесь навести порядок и руку тяжкую Хозяина явить. Везде он статуи свои наставит, что небо будут подпирать, и статуи он сделает как если бы живыми, чтоб видели и примечали всё и с неба изрекали истины его, и Ужас будут всем внушать: он всех заставит трепетать пред яростью великою своей. Ра ждут? Они его дождутся! В обличье Ра к двуногим он придёт и мудрости своей учить начнёт, и так научит, что тошнёхоньким покажется им Свет: он сознание им так перевернёт, что чёрное для них вдруг белым станет, а белое чернее чёрного им будет! Вот явится для Ра сюрприз: те, кто Богами должен стать и Краса-ту тут воспевать, проклинать её начнут, а вместе и Властителя Миров.

Такие мысли и иные – одна черней другой – сознание Хозяина планеты когтями драли, требуя ломать, крушить и в прах всё обратить. Так распалился гнев его, что стоило трудов немалых себя унять, но многие из доброславов увидели вдруг в ясных небесах лик страшный Чёрного Дракона: красные глаза его пылали чёрной злобой и такой, что многие сознанье потеряли, цветы чудесные увяли, а деревья так дрожали, что кроны растеряли, почти что голые стояли, а травы наземь пали, и ночь беззвучно пролежали – ни живы, ни мертвы.

Несмотря на Солнце, впервые туча непроглядная накрыла небеса и сквозь тучи драконовы пылали ужасные глаза, а из-за мрака тяжкого прорвался дикий хохот, и Долина вся от ужаса тряслась, и алый взор средь жутких туч сверкал, и много бед он обещал. Лик Дракона весь день на небе проторчал, а в ночь опять его глаза великой злобою пылали, и дети многие от ужаса кричали.

Чарами Богов доселе Доброславия охранена была от всех врагов, которые могли вдруг объявиться: Имя Ра стране Щитом служило, и это Имя, как сто тысяч солнц, в сердцах людей пылало:

Имя Ра – в нём крылья расправляли небеса, сияя синим цветом;

Имя Ра – трепетала Явь от радости великой;

Имя Ра – и затихали буйные ветра;

Имя Ра – оно творило жизни чудеса;

Имя Ра – в нём пламя сокровенное горело, что звёзды зажигало по ночам; в нём ритм Вселенной бился и звенел, в нём Разум Высший снисходил до самых маленьких существ: то Имя Крепью было тем Мирам, где Любовь, Добро и

Краса-та совместно в Истине предстали;

– О, Ра! – шептали Звёзды;

– О, Ра! – стрелою мчались мысли, Добро неся, Любовь и Краса-ту.

Имя Ра доселе защищало сей заповедный край, но хитрый ум Властителя планеты едва ли не случайно в тайну светлую проник, и вот теперь он злобно ликовал. Оставшись сам в засаде, мыслями своими он Драконом и Кощеем управлял. Всё получилось так, как он замыслил: он станет Яви полным Властелином, ведь только Чаша все планы путала его. Как понял он, в той Чаше сознанья высшего Огонь горел, и Светом Краса-ты людей он насыщал, и нет, чтобы десятки воплощений пережить, здесь люди сразу дар получали мыслить и творить и в шаге от Богов стояли. Ра гениально всё продумал. Да не учёл лишь одного: мнение забыл спросить Властителя планеты, а у него есть мнение своё – божкам на Яви не бывать! На Миры иные пускай идут плясать! Здесь будет Драконат – планета яростных драконов, он так решил, и так оно и будет!

И будет Бог один – он! – Яви Властелин!!!

Чем больше Сатанэль на Доброславию глядел, тем больше завистью горчайшею чернел, и только крепкой волей гнев свой ярый подавил: что говорить – он славился умом могучим, который льда был холодней, работал, как машина, не знающая сбоев. Вулкан устроить, Долину лавой огненной залить и в пепел всё в Долине обратить? Но это слишком просто. Решенье чёрной молнией блеснуло: погром устроить в сознании людей, чтобы как будто всё само собой случилось. Ждут люди Ра – так он в обличие его придёт, своё Ученье принесёт, которое во Тьму их уведёт… потеха славная то будет! И Чаше примененье он лучшее найдёт, чем просто так её Огню гореть. Силою Огня, когда он овладеет, то власть свою на Яви полностью он утвердит и станет равным Ра и даже посильнее, тем более на помощь Сила Хаоса придёт. Мощью двух Огней владея, он станет во Вселенной всех сильнее, грознее грозных всех Царей!

Но для начала надо Явью овладеть и показать тому же Ра, кто здесь на самом деле Властелин. Нет, Ра совсем зарвался: всю чёрную работу на него взвалил, а сам на Радж-планете наслаждается любовью с богиней Ур. Он за него тут пашет, а славят все Владыку Ра!? Такой насмешки, более чем горькой, в своей он жизни не терпел. Мелкие обиды в который раз иголками большими в его сознание вонзились и раздраженье яро распалили. Нет, Ра хорош! Едва ли не Богов себе он сразу сотворил, а ему оставил с гоблинов и орков дело начинать – всё равно, как если бы с червей или микробов. Скорее сам тут динозавром станешь, пока подымешь всех хотя б до уровня людей. Зло, ядовито Властитель Яви смеялся горько над собой.

А в Чаше высшего сознанья Огонь серебряный горел, сияние своё над Явью разливая, Зло тёмное всё выжигая. Казалось, в Чаше Сердце билось – и Сатанэль уж знал, чьё Сердце то, и в ярости слепой клыками скрежетал не в силах Сердце то схватить и с наслажденьем раздавить своей когтистой лапой!

На Яви, как, впрочем, и везде, всё в себе Огонь несло, и радугой Огня оно над всем сияло: «Я мыслю, я живой!». Чтоб лучше Яви силами владеть, её Властитель свой дух на мелкие осколки раздробил, в деревья, травы, камни поселил и так материю он изучил, чтоб полным стать Хозяином планеты, чтобы дышать и жить она могла лишь только повелением его. Познал и подчинил себе Стихии все на Яви, за исключением Огня: тот недоступен был никак – гореть горел, но тайн своих не раскрывал – молчал угрюмо иль искрами стрелял и волю Властителя планеты над собой никак не признавал, дух Сатанэля в свои глубины не пускал, мощь ярую свою плащом он тайны сокрывал.

Ещё был повод гневаться Хозяину планеты: его могучий интеллект, которым он гордился, вдруг забуксовал пред огненной стихией. И потому за Чашей Огненной он долго наблюдал, ведь неспроста Долина Волшебством цвела и на Радж-планету похожей так была. А Чаши Огнь энергией высокой ауру планеты насыщал и низшим не давал энергиям пробиться. Да, и здесь его Ра превзошёл: всё сделал просто, грамотно, умно. Этим доброславам оставалось только славить Ра и, как в масле сыр, кататься: воображение напряг слегка – и вещь вдруг сразу появлялась! Ну чем не сказка жизнь такая?!

Когда предназначенье Чаши понял Сатанэль, то мысль созрела сразу в нём – похитить Чашу! Сейчас, немедленно и сразу! А эти доброславы были простаки: хоть Лик драконий свой в стране их проявлял и изрядно всех пугал, но они подумать даже не могли, что Чашу могут из-под носа унести. Что ж, пожили славно, хорошо, теперь с горчинкой жизнь начнут, пусть дальше славят Ра и Дев прекраснейших его. Да, кстати, а где же сами Боги? Тут воду замутили, а сами, как водится, в Миры свои сбежали в их дивной Краса-те купаться и лёгкой жизни радостями наслаждаться.

А в это время его злодеи Чашу подхватили, но возвращаться почему-то не спешили, над Долиной всё кружили, Страх и Ужас наводили. Надо было срочно их обратно отзывать, а то Волшебники могли и зубы показать, в себя от паники придя и Чашу Огненную не найдя. А лиходеи уже деревья запалили, что вокруг скульптур Богов росли, и на скульптуры устремились; дракон огнём пылал, Кощей воинственно мечом махал, чтоб на Богов его обрушить, ревя восторженно от удали своей. Но тут фигуры серебряным покрылись светом, луч огненный метнулся вверх – и задымилась чешуя драконья, а пламя охватило плащ Кощея. От страха Кощей про Чашу позабыл, её он обронил. Но Яви Властелин за всем внимательно следил, он Чашу астральной лапой подхватил и в Башню утащил.

Два лиходея от ужаса и боли, завывая, в озеро ближайшее свалились и в тину погрузились. Вода не потерпела присутствия в себе злодеев, и вся куда-то утекла, оставив только пар. Но гады жидкой были рады грязи и в ней возились, шипя, ревя, дымя, пока огонь не затушили. Потом на Запад понеслись на зов Хозяина из Маракары, оставив в небе грязный след. Густая тишина застыла над Страной…

Глава 4

Гибель Совета

После Кощеева погрома жизнь в Долине как будто умерла: испуганная затаилась над нею тишина, в которой стыли звуки, ветер песенки свои не пел, и Звёзды слепо вниз глядели, Доброславию не узнавая: на чёрных крыльях Драконом над ней сам Ужас уж летал, и Мрак её впервые накрывал. Сами доброславы в растерянности пребывали, ничего не понимали, на их глазах Мир Счастья рухнул навсегда: впервые Радость над Долиной не витала, впервые ночь мрачная стояла, впервые Звёзды не блистали, впервые страхи здесь гуляли…

И только утро засветилось Солнышка лучом, весёлым радостным огнём, как Доброславы устремились все на Холм, где остов Лестницы прекрасной печально высился теперь, где кедры сучья чёрные вздымали и от боли причитали; под ними фигуры обгорелые Богов стояли, но Чаши не было уже в руках у них, – и в это трудно было всем поверить. И бросились её искать среди кустов и меж камней, но Чаши не было нигде, и обнаружился лишь только чёрный меч, который обронил Кощей ужасный; меч этот по рукоятку вниз ушёл, кровь чёрная вокруг него кипела, дымясь и пузырясь, зловонье источая. Из доброславов кто-то молодой схватил тот меч своей рукой и дико закричал от боли, тряся обугленной рукой. Добрина ему сознанье быстро отключила и тут же руку мыслью залечила, а меч же мыслью дружною сожгли, хотя, признаться, было сделать это трудно: заклятья чёрные лежали на мече, и дикий рёв стоял, пока тот меч сгорал, и многие со страху на землю пали, и даже вниз с Холма сползали, и в панике домой бежали, и сам Ужас гнался вслед за ними.

Те, кто всё-таки остался, безмолвною толпою стеснились у обугленных фигур Богов под Лестницей, что обгорела и скрипела тяжко под ветра дуновеньем, и плакали навзрыд (а слёз здесь отродясь не знали), страшась уже того, что неизбежно грянет, прощаясь с жизнью прошлой, и даже дети хмурились всерьёз, хотя ещё не понимали ничего. Многие с надеждой глядели на Добрея, но тот молчал, и только брови белые топорщились вперёд, и под ними сверкали искры пламенные глаз, в которых гнев и боль кипели пополам. Когда молчанье стало нестерпимым и уж начало сознанье жечь людей, Добрей сказал негромко:

– Творить Молву нам надобно Богам. Всем миром вместе.

На колени никто тогда не становился, а просто лишь к Солнцу руки протянули и Молву от сердца дружно все пропели:

– О, светлый Ра могучий! О, Ур прекрасная! О, Лада славная! Беда пришла внезапно к нам! И просим Вас совет свой дать, что делать нам, как Чашу Светлую вернуть? О, Ра! О, Ра! О, Ра!

Руками, сердцем и душой тянулись доброславы к Солнцу, мечтая там увидеть Ра и скорый получить ответ. Но Светило, медленно всплывая над дальней синею горой, меж тем молчало, и недоумённо вниз взирало, и понять пыталось: что там случилось у людей на Яви и почему же Радости здесь прежней нет?

Добринка малая купалась в солнечных лучах, ощущая Света лучиком себя, и ей казалось – это Ра ей нежность посылал. Не отрывая глаз, на Солнышко она смотрела, нисколько не боясь ослепнуть, и, бывало, с ним подолгу говорила, а сама как Солнышко она была – такая ж круглощёкая и с капельками синих глаз – её частенько Лучиком так прямо называли. А Солнце-Pa нередко ей являлся в видениях ночных: то был огромный светлый Богатырь с широкой русой бородой и синими-пресиними глазами, в которых солнца два блистали, он ласковое что-то всегда ей говорил иль даже пел, но это забывалось, только радость в сердце оставалась; ещё, бывало, Ра на ладонь её себе садил и так носил среди Садов межзвёздных, среди Красы такой, что не хватало слов и даже чувств, чтоб выразить её, и там – в пространствах светлых – они внимали музыке высоких сфер, в которых лишь одна Любовь звучала и в искры превращалась Краса-ты.

Добрёнок тоже Солнышко любил не менее сестрёнки, и по ночам во снах оно ему являлось и в Деву часто превращалось, которая, блистая удивительной Красой, мечом драконов поражала, а то и за руку его брала и за собой вела по горным тропам, и до Светила рукой подать уж было, и там, в горах высоких, беседовала с ним о том, как Чёрного им победить Дракона, который всем грозил бедой, и дух его пылал мечтой всё Зло на Яви истребить и Краса-ту восстановить. Но кем была та Дева, что Солнца лик имела, Добрёнок знать не знал, но дед Добрей его рассказам бережно внимал и одобрительно кивал, а бабушка Добрина лишь по головке гладила его и говорила: «Поживём, увидим». Может, снами теми будущее прорывалось, спеша мальчонку подготовить к событиям лихим?

Добрёнок и Добринка всю ночь не спали: рассвета ждали, чтоб вместе с бабушкой и дедом на Холм скорее прибежать и всё самим там увидать. И когда считай что первыми на Красный Холм взлетели, то в ужасе немом застыли: Богов фигуры обгорелые стояли, и Чаши не было в руках у них…

Никто не знал, что дальше будет, что времени река к ним принесёт. Старейшины пытались через Навь и даже Правь узнать у Предков, что на Небесах пред воплощеньем новым отдыхали: они на что-то намекали, трёхслойно мысль позакрутив и в образы её таинственные обратив, – попробуй разберись, так это, или эдак, иль завтра будет, или грянет через тыщу лет, но ясно было, что-то будет: об этом Звёзды смутно говорили; всё чаще Явь сама тряслась от ярости подземного огня; гудели сами Небеса – в них мысли злобные летали, пространство заражали, сознание людей терзали то в снах, то наяву.

Добрей с Добриной в Царство Тёмное не раз летали, в Доброславии оставив плоть, и самолично наблюдали, как сила злобная растёт и Чёрная Страна буквально яростью клокочет на всё и вся: вот-вот она взорвётся и лавой чёрной потечёт – и прямо на Север и Восток, где люди проживали и бед ещё не знали. В центр самый Драконата Добрей с Добриной забирались – так Маракару Хозяин Яви называл, и мысли чёрные его читали и духом содрогались от злобных помыслов его: Хозяин Яви людей так яро ненавидел, что когда про них он слышал или видел, то в ярость приходил и чёрный огнь, и смрад он изрыгал из нескольких пастей своих. Однажды Добрей с Добриною посольство снарядили к Властителю планеты от мира человеков, чтоб по душам поговорить, но только чудом от злобной ярости его спаслись. И главное – им были непонятны причины ярости такой: никак драконам люди не мешали и жили сами по себе, но, выходит, тем мешали, что на Яви проживали…

Добрей с Добриной обшарили всю Маракару, которой не было конца – на Юг и Запад простиралася она, вулканами кипя, громами ярыми гремя, ветрами всё и вся снося, и Мрак всё гуще накрывал её. Всё глаз Старейшин Доброславов примечал и отмечал, но вывод должный не сделали они: ведь Чашу Враг украл, а можно было б это всё предвидеть и спрятать Чашу от Врага – да только вот куда? Глаз Чёрного Дракона всюду проникал, пространства он пронзал и мысли Доброславов, кажется, читал: многим виделось, как Чёрный Коготь сознанье их царапал и Ужас нагнетал, а потом злорадно хохотал – детей особенно он этим доставал.

Доброславы, глядя на своих Старейшин, молчали хмуро, не зная, что им думать, тем более сказать. Безмолствовало Солнце наверху, взбираясь выше, выше, чтоб разглядеть всё и понять: впервые сегодня доброславы не пели гимн ему, и тень тревоги серой над Долиной свои простёрла крылья и на них кружила, себе ища покоя. Одни лишь только Горы стояли ещё крепко, и Ветер, над толпою полетав, со вздохом к ним умчал. Тогда Добрей сказал:

– Всем предлагаю разойтись, а вечером для обращенья к Ра сюда сойтись, а чуть позже Совет здесь соберётся, чтобы подумать, как Чашу нам вернуть: её потеря большими бедами для нас грозит.

И все с Холма пошли, но не сразу, а с оглядкой на Богов, чьи обгорелые фигуры теперь торчали сиротливо на фоне Лестницы разбитой. Добрёнок малый, который с дедом шёл всех позади, сказал ему сердито:

– А что тут говорить, когда нам надо драться со Злодеем и Чашу нашу вы-ручать! А то вдруг Солнце, дед, погаснет – что делать будем мы тогда?

Добрей внучонка руку взял – и ток горячий побежал по жилам всем его. «Огня-то сколько в малыше!» – Добрей подумал, ища глазами внучку, которая бежала к ним вприпрыжку – в гору иль под гору, ей было всё равно, лишь только бы бежать или летать, и глазёнки ярче Солнышка сияли у неё; Добрей души не чаял в ней, такой весёлой, умной и простой, искринкой счастья, радости, любви как будто бы сама Богиня Лада воплотилась в ней – такая мысль не раз к нему уж приходила: когда-то эоны лет назад Добрей с Богиней Ладой повстречался, и дух его запомнил дивную Красу её, и когда на внучку малую свою глядел, то восторгом тем же наполнялся. Добрей с Добриной не раз узнать пытались у предков в Прави, что за дух в малышке этой воплотился, и у Звёзд, и даже в Хрониках Акаши они ответ искали, и про Добрёнка также вопрошали, да всё без толку было: молчания глубокого завеса ту тайну покрывала. Ну а внуки деда обожали и повсюду бегали за ним.

Деда с бабой до дома проводив, что под Холмом стоял, Добрёнок и Добринка к речке поспешили – на песке друзья там собрались и поджидали только их.

Детишки, слетевшись в стайку у Быстринки-речки, повели неспешный и даже взрослый разговор: конечно, о Драконе и о Чаше, а также о Богах, которые Огнём ударили внезапно и едва Дракона не сожгли. Поговорив о том немного, детишки сразу к делу перешли: как Чашу им спасти? Об этом шёл горячий разговор. Решений много предлагалось, и пыл воинственный в сердцах всех малышей лишь только возгорался. Поблизости русалки в омутке плескались, разговору их внимали и ещё советы кой-какие подавали.