Кочевая кровь

– Не каждую неделю и даже не каждый месяц, – возразил я. – Рыбы тоже не каждый день к новому морю плывут.

– Я не хочу быть рыбой, – поставила Лариса точку в наших отношениях.

Сейчас она живет с приемщиком стеклотары. Меха, золото, автомобиль «Волга». Девичьи мечты о сытой благополучной жизни сбылись.

«А я-то о чем мечтаю, о любви или о теплой стайке и корыте, полном свежих помоев? Мне стоит успокоиться и перестать твердить каждому встречному, что я – враг условностей, или продолжить метаться в поисках неизвестно чего? Что такое любовь, не объяснил ни один поэт, ни один философ. Любовь бывает разная, и, наверное, у каждого своя: кто страдает от любви, кто-то поет песни, кто-то плачет в одиночестве, а кто-то скачет от счастья. Я упустил тот миг, когда мои чувства к Наталье были истинными. Сейчас я пытаюсь вернуться к исходной точке, но тщетно. Я не могу понять, когда я был по отношению к ней по-настоящему искренним. Я даже не могу понять, мои чувства к Наталье – это любовь или это неосознанное влечение к женщине, с которой можно смело создавать семью и не заботиться о воспитании детей и быте? Пришла бы она сейчас и объяснила мне: скотина я или тряпка. Если я скотина, то все еще поправимо. Я откажусь от должности в городе и вернусь в Верх-Иланск, но если она считает, что я сошелся с Маринкой в силу обстоятельств, то между нами все кончено».

В коридоре раздался женский смех. Я угадал. Сегодня наши заводские рыбины повернули в сторону винного магазина. Сейчас посмеются, походят туда-сюда, и начнется выяснение отношений: кто у кого мужика отбил.

«Я городской житель. Я родился и вырос в городе. Для меня остаться в Верх-Иланске – это поступок, это решение, которое перечеркивает всю мою дальнейшую карьеру в милиции. Если здраво рассудить, то даже начальник районного отдела милиции в сельской местности – это должность менее престижная, чем начальник ОУР в городском райотделе. Если мне оставаться в поселке, то должен быть сильный побудительный мотив – любовь, любовь, и ничего более любви! Могла же она сказать: «Я передумала, я хочу быть твоей женой». Могла, но не стала. А может, времени не было и все еще впереди?»

От этой мысли у меня все внутри похолодело. Я ясно и зримо представил, как в комнату врывается Наталья, отталкивает сестру и с размаху бьет меня по щекам: «Подонок, тварь, предатель!» О, по щекам – это было бы нормально! Это чувства, это любовь. Вот если она вернется и одарит меня презрительным равнодушием, то тут – все, тут конец.

«Что выбрать: город, жену, с которой я буду «просто» жить, или Наталью с ее непонятным отношением ко мне? Что лучше: быть как все или искать свою половинку? А если я до седых волос не встречу женщину своей мечты, тогда как?»

В коридоре что-то грохнулось, у мужского туалета грузчик Иванов витиевато выругался матом, у соседей снизу заплакал ребенок, на секунду-другую в общаге повисла тишина и… многоголосый женский хор тоскливо и протяжно затянул: «Жить без любви совсем непросто, но как на свете без любви прожить?»

«Тьфу ты! И так на душе паскудно, так еще и они завыли, как по покойнику. То спят со всеми подряд, то страдают по большой и чистой любви. Анжелкин же голос солирует. Пробы на ней ставить некуда, а все туда же, жить ей непросто! Конечно, непросто: два аборта за год, и оба зачатия неизвестно от кого».

По шагам я определил, что возвращается Марина. Скрипнула давно не смазанная дверь, подали свой голос рассохшиеся половицы. Марина обняла меня сзади и затряслась в пьяных рыданиях. Горячие слезы потекли мне на шею. Сквозь всхлипывания она шептала:

– Андрюшенька, я так люблю тебя. Я буду любить тебя вечно. Я все тебе прощу.

– Что ты собралась мне прощать? – напрягся я.

– Все, все, что ты успел сделать, я все тебе прощу. И Ингу, и Лариску, и даже ее.

– Кого «ее»? – спросил я металлическим голосом.

– Не знаю кого, но чувствую, что между мной и тобой была женщина. Забудь про нее. У тебя есть я, и больше ты ни о ком не думай.

– Никого между нами не было! – я повернулся к Марине и поцеловал ее соленые от слез губы.

Будильник на полке показывал десять вечера. Я недвижимо простоял у окна три часа. Все это время моя душа металась по планете Земля, но так и не нашла, с кем бы посоветоваться и получить ответы на мучившие меня вопросы. Наталья была далеко, Марина – рядом. Я перешагнул через себя и остался с ней.

Наступил новый, 1984 год. По настоянию Марины мы встречали его у моих родителей. Отец с матерью были очарованы моей избранницей. Особенно понравилось моей матушке стремление Марины поступить в институт и получить высшее образование. Согласно теориям моей мамаши, у мужа и жены должно быть одинаковое образование. Она искренне считала, что если у меня диплом юриста, то с пэтэушницей я никогда не создам нормальной семьи. «Вам будет не о чем разговаривать», – убеждала меня мать. Я всегда относился к ее ретроградским теориям скептически, но какое-то рациональное зерно в них было.

Хотя если брать в пример Верх-Иланск, то высшее образование у женщины там ценилось гораздо ниже, чем умение делать вкусные заготовки на зиму. Что говорить, прав Карл Маркс: «Бытие определяет сознание». Зачем доярке диплом гуманитария? Рассказывать коровам, почему в произведениях Алексея Толстого нецензурные слова пишутся с точками посередине, а у Маяковского – без всяких точек?

«Ели ты женишься на Марине, то сделаешь правильный выбор!» – внушала мне мать.

«Женюсь, когда с жильем определимся», – отвечал я.

В марте к нам в гости, буквально на полчаса, приехала Наталья. После расставания в больнице я видел ее в первый раз. Наташка вела себя так, словно между мной и ею никогда ничего не было. Мои худшие опасения сбылись – она стала равнодушна ко мне.

– Желаю вам долгой счастливой жизни! – прощаясь, сказала Наташа.

– Спасибо! – я по-родственному чмокнул ее в щечку.

Марина поморщилась. Видать, кое-что про Верх-Иланск она все-таки знала, а если не знала, то догадывалась, а если не догадывалась, то могла догадываться. Словом, Наташа была холодна ко мне, а Марина не очень-то обрадовалась визиту сестры.

Наверное, пожелания Натальи не были искренними. «Счастливо жить» с Мариной у меня не получилось. Наши разногласия начались едва ли не с первых дней совместной жизни.

В январе 1984 года от Кировского райисполкома мне выделили ордерную комнату гостиничного типа в общежитии на улице Металлистов. Комнатушка была крохотная – 12 квадратных метров, но как жилье, вполне пригодная: окно выходило на солнечную сторону, в санузле белел фарфором унитаз, в сидячую ванну можно было напустить горячей воды и блаженствовать, распаривая больные ребра.

Марина, осмотрев комнату, жить в ней категорически отказалась.

– Андрей, мне из Кировского района до работы добираться часа полтора, не меньше. В смену я больше не работаю, только в день. Во сколько я должна вставать, чтобы успеть на завод к девяти часам?

– В Кировском тоже есть хлебозавод, отчего бы тебе не перевестись туда? – возразил я.

– Никуда я переводиться не буду. Здесь я в смену пойду работать, а на своем хлебозаводе я через год-два стану главным технологом. Зачем мне идти на понижение?

– Что ты предлагаешь? – помрачнел я.

– Давай обменяем эту комнату на другую, в Заводском или Центральном районе.

– Марина! – я еле сдержался, чтобы не нагрубить ей. – Ты прекрасно знаешь, что Кировский район – это гетто, никто сюда меняться не станет. Кировский район – самый непрестижный в городе, мы даже с доплатой отсюда не выберемся.

– Тогда давай дождемся, когда мне дадут гостинку, и две КГТ обменяем на однокомнатную квартиру, где-нибудь поближе к заводу.

– Здорово! Если тебе добираться до работы полтора часа, то это катастрофа, а если мне – то в самый раз. Марина, ты отработала день и пошла домой, а я в любой день могу на работе допоздна задержаться. Ты обо мне нисколько не думаешь?

– Ты мужчина, ты все выдержишь, – она прильнула ко мне, ласково замурлыкала, и я уступил.

Временно мы пустили в мою КГТ квартирантов, а сами стали снимать квартиру в Центральном районе. Летом Марина получила обещанную ордерную гостинку, и мы стали прорабатывать варианты обмена, но, как я и ожидал, переехать в Кировский район желающих не было. Я бы сам туда по доброй воле ни за что не поехал, но меня никто не спрашивал, что я хочу, а чего нет.

Как-то, проштудировав газету с объявлениями об обмене жилплощади, я подумал:

«А не пора ли нам разбежаться: Марина – в свою комнату, а я – в свою? Общую квартиру мы никогда не выменяем. Если кто и предлагает обмен, то с солидной доплатой. О, доплата! Это вариант, это страховка».

Под предлогом накопления денег на доплату при обмене я стал с получки по десятке оставлять себе. Марина не возражала, да и как ей возражать, если о своей зарплате она вообще передо мной не отчитывалась?

Дальше – больше, но пока все так, по мелочи. К примеру, пошли мы с Мариной в кино. Ей захотелось посмотреть нашумевший фильм «Вокзал для двоих». Вышли мы из кинотеатра, Марина спрашивает:

– Как тебе фильм?

– Полная чепуха! Посуди сама, мужика осуждают за дорожное происшествие. Статья у него легкая, предусматривает отбытие наказания в колонии-поселении. Скажи мне, что он в зоне за колючей проволокой делает? За что ему режим наказания изменили? Он, по фильму, положительный мужик, не «баклан» и не фраер, так за что же его в колонию упекли?

– Андрей, ты ничего не понимаешь! – возмутилась Марина.

– Это я-то не понимаю? Марина, режиссер фильма вешает зрителю лапшу на уши, а я должен ему верить? С маленькой лжи начинается большое недоверие. Скажи мне, этот же режиссер снял «Иронию судьбы»? Вот где полный бред! Никогда не мог понять этот фильм. Предположим, все вокруг дураки, один Женя Лукашин умный. Он, напившись до бесчувствия, каким-то таинственным образом проникает в самолет. Да кто бы его туда пьяного пустил? Как бы он регистрацию на рейс прошел? Но это так, придирки. Теперь суть – Лукашин перед отлетом пьет смесь водки с пивом. Он «ерш» пьет. Все, дальше фильм снимать не надо. Любой, кто хоть раз в жизни попробовал «ерша», знает, что после такого пойла Лукашин спал бы всю новогоднюю ночь мертвецким сном, а не скакал по незнакомой квартире в поисках счастья. Представь нормального человека в состоянии тяжелого похмелья. Он что будет делать? Перезрелой Барбаре Брыльске в любви признаваться? Да ничего подобного! Он либо блевать всю ночь будет, либо похмелится и дальше спать ляжет. Теперь о хозяйке квартиры. Она входит и видит в своей кровати незнакомого мужика. Зачем ей из чайника его поливать? А если это вор, он проснется и зарежет ее? Барбара Брыльска должна была позвать соседей на помощь, скрутить Лукашина и сдать его в милицию. Ты бы как поступила? То-то! Не пойду больше на советские фильмы, в них одно вранье. На той неделе Бельмондо покажут. На него лучше сходим.

Или вот еще. Наводя уборку в квартире, Марина нашла ложку, подаренную мне стариком Кусакиным, автором учения о роли синусоиды в жизни человека.

– Зачем ты хранишь всякий хлам? Давай выбросим эту уродливую ложку.

– Марина! – взорвался я. – Даже не смей об этом говорить! Эту ложку я держал в руках, когда душа старика Кусакина устремилась к звездам. Если бы не эта ложка, то я и твой отец до конца бы не поняли друг друга и сейчас я бы не сидел с тобой, а лежал бы на Верх-Иланском кладбище под двухметровым слоем земли.