Встретимся в раю, дорогой

– Да ноне ночи теплые, можно и на ельнике покемарить… Ладно, ладно, сделаем, епта! Шучу я, шучу! Уже и пошутить нельзя…

Лабиринт располагался на обширной площадке, на опушке леса в прямой видимости шаманского чума. Он был выложен большими белыми камнями, и потому хорошо различался, казалось, прямо светился на фоне темной почвы да в сгущающихся сумерках. Лабиринт занимал довольно обширную площадь, но, на беглый взгляд Сан Саныча, был совсем простым. Обыкновенная спираль, ничего выдающегося. Даже не понятно, как посреди этого можно заблудиться? Что здесь вообще такого? Разве это вообще лабиринт? Какая в нем тайна, какая магия?

Он уже хотел выразить свое удивление, и даже разочарование, вслух, как неизвестно откуда к нему пришло понимание, что все совсем не так просто, как кажется на первый взгляд.

– А ведь это только видимая его часть, – указывая на Лабиринт, сказал он Арикаре. – А ведь есть еще часть невидимая, правильно я понимаю? И она самая важная?

– А ты проницательный, начальник, – усмехнулся Арикара. – Я в тебе не ошибся. Другой бы, как спутник твой, и не заметил ничего, а ты вон, зришь в корень. Он помолчал, нахмурился. Прошелся вдоль внешнего края камней, остановился там, где в линии имелся проем. – Вот он, вход, – сказал. – Только войти туда сейчас, значит попросту сгинуть. Он голодный теперь, лабиринт, и потому плохо, можно сказать, совсем не управляемый.

– В каком смысле? Я не понимаю.

– Все просто на самом деле. Лабиринт инструмент магический. Ты можешь этого не знать, можешь не верить, но это так. И для своего правильного функционирования, для точной наладки и настройки ему нужна магическая энергия. Ну, не знаю… Как, скажем, мечу, чтобы стать настоящим боевым оружием, нужно пригубить крови. Так и Лабиринт, ему нужно наесться магии. Самое простое – заполучить человека, живого, естественно, потому что человек, чтоб ты знал, начальник, прежде всего сгусток магической энергии.

– Ну да, всегда и везде все монстры старались сожрать человека.

– Именно. И не только монстры. Те же жертвоприношения, черные мессы. А когда это все запретили, официально, остались маньяки и убийцы. Они не умеют магию извлекать и ей пользоваться, но они ее чувствуют, и пьянеют от этого чувства.

– И что же, Арикара хочет скормить меня монстру-лабиринту?

– Арикаре придется скормить себя этому монстру, чтобы ты смог им воспользоваться. Понял, товарищ командир?

– Пошутил я, пошутил. Неужели обиделся, товарищ Арикара? Ну, не сердись…

– Шутники, однако, собрались… На букву х…

– Жизнь такая, без зубоскальства не выдержишь. А, с другой стороны, вопрос-то не праздный. Я ведь должен знать, что происходит, раз уж вверяю себя, свою жизнь вам – и этому, монстру. А я ведь даже не знаю, кто из вас двоих больший монстр, – добавил он мысленно.

Шаман усмехнулся.

– Арикаре нравится твоя прямота, начальник. Ответ будет такой же прямой, как полет камня. Арикара и сам не знает, кто из них двоих больший монстр. Можешь расценивать это как шутку, ответную, но в каждой шутке лишь доля шутки, верно? И все же, нам придется выяснить, кто из нас круче. Чтобы лабиринт сработал, его нужно накачать энергией. Магической, или какой-то другой – не в этом суть. Роль шамана в том и заключается, чтобы передать лабиринту нужную ему для работы энергию. Тут все зависит от силы шамана, и от его мастерства. Но та задача, которую ты поставил… Еще никогда Лабиринта не отправлял никого в Лимб, в эту область предположений. Это очень далеко, слушай. Слишком далеко. Это так далеко, что никто не знает наверняка, существует то место, или нет. Теоретически оно где-то может быть. Но как туда, что существуеь лишь в вероятности, проникнуть? Шаману нужно ясно представлять себе место, в которое он хочет перенестись сам, или отправить кого-то, понимаешь? Видеть его в своем воображении. Как можно проникнуть туда, о чем не имеешь никакого представления? Это невозможно, и в этом основная сложность. Надо увидеть своими глазами, понимаешь, а увидеть Арикара сможет только, если боги смилостивятся, если им понравится его танец, если они примут его служение.

Он замер, глядя остановившимися глазами в центр Лабиринта, будто там ему действительно начало мерещиться то, о чем он говорил. Потом, очнувшись, перевел взгляд на Сан Саныча.

– Короче, начальник, Арикара гарантий дать не может. Никаких. Что получится, то получится. Но можешь быть уверен, он сделает все, что от него зависит. Для начала, это Ночная церемония, о которой ты знаешь. Она необходима, чтобы насытить лабиринт энергией. Потом, когда туманы рассеются, и дали начнут открываться, Арикара поведет тебя сквозь них. Ну, а там, если хватит сил, все будет зависеть от нашей с тобой удачи. Если хватит сил.

– От нашей удачи?

– Точно так, гражданин начальник, от нее. Ведь мы оба с тобой рискуем жизнью, Арикара здесь, ты – там, в конце. Не передумал?

– Нет.

– Вот и хорошо. Еще одно. Лабиринт потребует у тебя плату за услугу.

– Плату? Что еще за плата? Ты же говорил, долг отдаешь…

– Арикара одно, а Лабиринт – другое. Он в этом плане сам по себе. У него свои расчеты. И никто не знает, что ему от тебя понадобится, что он потребует. Но ты должен приготовиться, плата будет немаленькой. Обычно, насколько Арикаре известно, он забирает самое ценное, что у тебя в данный момент есть. Лабиринт заберет, что пожелает, не спрашивая. Ты потом узнаешь, чего лишился. Так что, смотри сам, думай, прикидывай, чем готов рискнуть. Дело Арикары предупредить. Ну, что, по-прежнему не боишься? Не откажешься? Не отменишь?

– Черт, нет! Что он может забрать? У меня ничего нет! Жизнь, разве что. Но тогда это уже не услуга, а что-то другое.

– Может, и жизнь. Может, для кого-то и услуга.

– Хрен с ним.

– Ну, как скажешь, начальник…

После всего увиденного и услышанного, несмотря на усталость, подполковнику долго не спалось. А ведь перед тем казалось ему, что стоит только забраться в палатку, и все, провалится в сон – пушками не разбудишь. Но нет, сон лишь поманил, подразнил, коснулся глаз легкими крыльями и улетел, к тому, должно быть, кто больше в нем нуждался. К Макару, например. Ишь, как нахрапывает…

Макар… Тоже, человек… Вот, никогда не узнаешь, что у кого на уме. Так и этот. Во время ужина, уже после возвращения от Лабиринта, протягивает Сан Санычу сверток.

– Что это?

– Держи, держи. Это Лидушка, жена, собрала. Для шамана, отдашь ему, когда камлать начнет. Так положено. Должно помочь.

Вот, как с этими людьми? Не просишь, а помогают. Последнее отдают.

– Не знаю, зачем тебе это, Сан Саныч, правда, не знаю. Закон, в моем разумении, один, живое – живым, а мертвое пусть остается мертвым. Что ушло, то ушло. И нечего туда раньше времени соваться. Но, видимо, тебе очень надо. Припекло, епта. Возьми, пусть поможет, раз нужно.

Вот как ему что объяснить?

Замучившись от бесплодных усилий заснуть, Сан Саныч выбрался из палатки. Подбросил веток в костер, поправил угли. Когда огонь ожил, зашумел, он закутался в одеяло и подсел к нему ближе. Закурил. Потом долго смотрел на пламя, будто хотел разглядеть в нем, прочитать ответы на свои непростые вопросы. А, может, именно этого и хотел, только ничего не получилось. Будущее даже и в огне виделось туманным, беспроглядным.

Тогда, вздохнув, он достал из-за пазухи Макаров сверток, развернул его. На чистой тряпице лежало несколько крупных кусков самородной бирюзы, да три орлиных пера. Подношение для шамана. Собираем магию, с мира по нитке. По камешку и по перышку.

Он заморгал, почувствовав, как защипало в уголках глаз. Что за сантименты, одернул себя, прекрати! Не хватало еще раскиснуть. Он завернул сверток и снова спрятал его за пазухой. Ладно, обратного пути нет. Пусть идет, как идет. Одна надежда, что удастся найти Лили.

Почему он назвал ее – Лили? Странно. Как-то само выскочило. Варвара. Варюшка. Барбара. Ба. Иногда еще он звал ее Белкой, – потому что блондинка, и потому что медичка, в белом халате. Дразнил, говорил: не думал, что по-трезвому белочку поймаю. Белочку. Лили? Так только раз да и то в шутку. Впрочем, а почему нет? Какая, вообще, разница? Как ни назови, лишь бы была рядом, была жива. Лишь бы была…

Он еще долго сидел у костра, курил, посматривая в сторону Смерть-горы. Над ее вершиной во тьме плясали огоньки, и он пытался понять: это какие-то отдельные, самостоятельные огоньки, или то искры из кострища невидимого поднимаются в ночное небо и заводят там хоровод? И так задумался, так испереживался, будто от его вывода что-то зависело. Вот если б его спросили, он бы сказал – пусть будет то и другое. Зачем выбирать? Пусть будет… Если б спросили.

Но не в этом же дело, верно?

А в том, что не осталось у него никакой надежды. Практически. Что когда-нибудь еще раз ему выпадет увидеть ее. Его Белку. Прикоснуться, обнять, почувствовать тепло тела, ощутить запах… Беда в том, что, если отнять все, что у него осталось, отнять память и тень надежды, то и вовсе жить незачем. Если б спросили… Так спросите! Почему никто не спросил раньше?

Эй, с кем тут поговорить? Можно…

Похоже, все, кто имел что сказать, предпочли отмолчаться.

О том, какая веская личная причина имеется у Сан Саныча, чтобы так, невзирая ни на что, прорываться в этот мифический Лимб, он, конечно, помалкивал. Скажут еще: э, брат, да ты просто подвинулся разумом от любви своей несчастной. Понимаем, понимаем, все может быть… Но, блин, уж ты-то, господин начальник Особого отдела легиона, держи себя в руках, ладно? Ты по должности не можешь, не имеешь права сходить с ума, понял? Ни от каких причин. Так что, зажмись, и держись.

Зажмись и держись – девиз его жизни.

Холодный разум, горячее сердце, помнишь такое? Так вот, забудь. Сердце тоже должно быть холодным. Иначе не сдюжить.

Нет-нет, о личном он помалкивал. Личное, оно потому и личное, что для индивидуального пользования. Только шамана не проведешь, он как раз что-то такое чувствовал, что-то подозревал. Знал, что скорей и прежде всего именно обстоятельства личные могут подтолкнуть к такому безрассудству.

– Неужели ты, начальник, по чистой служебной надобности на тот свет рвешься? Ой, не верю. Как хочешь, но не верю.

– Понимаешь, колдун, как жизнь устроена. Если имеется хотя бы незначительная возможность уничтожить мир, кто-то непременно попытается ей воспользоваться, – отвечал он. – Оказалось, что такая возможность есть. И спрятана она как раз на том свете. Я должен ее исключить. Моя должностная обязанность такая, следить и противостоять.