Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

– Мальчик, если бы я захотел смотреть футбол, я таки пошёл бы на стадион, – с игривой интонацией произнёс Натан.

– Шо, поц, тебе лень подняться и постучаться в дверь, как делают все приличные люди? – продолжал раздражаться Гершель, ещё пребывая в темноте и, видимо, планируя всё же доспать положенный часик после обеда.

Наконец-то Толик Скворцов, как чёрт из табакерки, показался в окне своей квартиры.

– Яшка, чего кричишь, я сейчас доем и выйду, – прошипел сверху пацан, стараясь не увеличивать уровень шума во дворе. Паренёк смахнул рукавом остатки окрошки, и его голова опять скрылась с своём скворечнике.

Довольный Яшка посмотрел на старых евреев глазами, полными любви.

– Извиняюсь, дядьку, – в последний раз выплеснув поток молодецкой энергии на старичков, он радостно подпрыгнул на месте, развернувшись на сто восемьдесят градусов.

Не прекращая стучать мячом о землю, мальчишка вприпрыжку поскакал на ближайший заброшенный пустырь, служивший для всей местной ребятни импровизированным футбольным полем. Там, между двумя вертикально стоявшими кирпичами-воротами, ждала друзей красавица Клара Розенфельд.

Девчушка с распущенными каштановыми волосами и настолько тонкими чертами лица, что об них можно было ненароком порезаться, жутко нравилась обоим мальчишкам. Частенько, играя в мяч, они любили выкаблучиваться перед единственной и самой важной в их жизни болельщицей. Ребята показывали перед ней свою ловкость в укрощении «маленькой кожаной планеты», накачанной мирным одесским воздухом восьмидесятых годов…

Пройдут годы, пролетят, словно непоседы-голуби, десятилетия. Красотка Клара уедет за границу, так и не выбрав между двумя её почитателями спутника жизни. А Яшка и Толик, сидя на замысловатых, таких, с первого взгляда, бессмысленных, а со второго – ужасных – конструкциях из стали, выкрашенных в тёмно-зеленый цвет, будут напевать до боли знакомую песню.

«Почему всё не так? Вроде всё как всегда: то же небо – опять голубое…» – будет чеканить слова майор Скворцов, поправляя бело-сине-красный лацкан.

«Тот же лес, тот же воздух и та же вода…» – продолжит старшина Яшка-футболист, перебирая струны желтоватой с синими отливами гитары.

И соревноваться в талантах друг с другом уже взрослые мужчины будут не на одесском пустыре, где клубы песка взлетали каждый раз после ударов по воротам и оседали толстым слоем на разодранных штанинах. А на настоящем и безжалостном поле боя.

– Шо, доигрались? – слышится голос дедушки Шл?мы, бывшего гвардии лейтенанта, воевавшего на Первом Украинском фронте в далёком сорок пятом. Голос приглушённый, спокойный, наполненный космической мудростью. Так можно говорить только оттуда, откуда наш мир наверняка кажется игрушечным, очень похожим на двор-колодец из далёкого детства.

Молясь однажды, погрузившись в свет…

Молясь однажды, погрузившись в свет,
Увидел я, в углу как воздух сжался.
И, наполняясь смыслом, силуэт
Из Нави в Явь воочию рождался.

Детали внешности он отвергал
И семицветьем не тревожил личность.
Он утешенья в плоскости искал,
Храня в себе скупую символичность.

Цинично пряча в простоте секрет,
Лишь намекая на полёт фантазий,
На белом фоне чёрный силуэт
Никак не мог нащупать с миром связи.

Разорванностью в сладость упоясь,
Условность ставя впереди телеги,
Он вёз арбу печали, норовясь
Достичь идей от Альфы до Омеги.

Но час пробил, и пелена сползла,
Настал и мой черёд постичь фатальность.
Присев на край печального крыла,
Решил я сбросить всю свою сакральность…

Я окунул в таинственность сюжет,
Читатели мои, не зубоскальте.
Возникший в ореоле силуэт
Моей был тенью на седом асфальте.

«Михаил Сотников»

Лица, лица, лица…
Уходящие от нас.
И Бог, подаривший человеку память,
возвращающую их обратно.
* * *
Посвящается морякам, служившим на гидрографическом судне «Михаил Сотников».

В полудрёме погрузив днище и винты в воду, гидрографическое судно «Михаил Сотников» отдыхало у причала военно-морской базы Каспийской военной флотилии. Дислоцированный на Апшеронском полуострове в городе Баку, флот защищал южные морские рубежи Союза – государства, в котором даже такие небольшие суда, как «Сотников», были пронизаны идеями высшего порядка. И это было в то время настолько само собой разумеющимся состоянием, что превращалось в обыденность. Люди и окружающие их корабли, самолёты, заводы и фабрики, незримо наделённые разумной сущностью, знали, для чего они существуют, чего хотят и что будут делать завтра. И это было ни хорошо и ни плохо, это просто было…

Поэтому, не вдаваясь в глубокие рассуждения о правильности мироустройства, «Михаил Сотников», закрыв глаза, мирно посапывал во сне. Небольшие волны, накатывающиеся на корпус корабля, еле заметно качали его, словно ребёнка в люльке. Море возле причала было сплошь покрыто переливающимися коричнево-синими пятнами мазута. Они вальяжно, словно прогулочные лодки, то подплывали, то отплывали от борта судна, распространяя специфический запах. Но «Сотникова» это не особенно беспокоило, он привык осязать «ароматы» Каспия. Они ему даже в какой-то степени нравились…

Переведённый много лет назад из далёкой Польши на Кавказ, корабль никак не мог насладиться южным солнцем, щедро делящимся теплом с окружающим миром. По странному стечению обстоятельств, когда он только сходил с верфей Гданьска, его называли «Юг». Видимо, сам Господь Бог, зная наперёд судьбу странника морей, то ли в шутку, то ли всерьёз нарёк его по-простому.

Во сне корабль видел, как проплывают в розовой дымке картинки: высокий шпиль городской ратуши, выполненной в готическом стиле, средневековые красные и жёлтые дома с полукруглыми крышами, изящный аббатский дворец с огромным прудом, Оливский собор с доносящейся органной музыкой. Величавая мелодия спускалась на Землю откуда-то сверху, освящая её своими божественными проникновенными вибрациями. На самой высокой ноте, когда мурашки по железному телу пронеслись, словно рыцари Тевтонского ордена на конях вороной масти, «Сотников» приоткрыл глаза.

Возвратившись в знойный Баку, он улыбнулся. Перед глазами моментально возникли широкие просторные проспекты, старая крепость с серыми стенами и загадочная Девичья башня, возвышающаяся прямо возле бульвара. Балтийское дождливое детство было далеко. И «Сотников», глубоко выдохнув, уютно прижавшись к пристани, продолжил сладкий сон. Последующие грёзы отражали происходящее уже в Союзе, когда высшее начальство решило, что как-то неприлично такому солидному судну иметь имя, состоящее всего лишь из двух букв.

Ему дали новое – «Михаил Сотников». В честь Героя Советского Союза, гидрографа Каспия, старшины второй статьи Сотникова Михаила Трифоновича, геройски погибшего в сорок пятом году. Жена командира полуглиссера с пронзающим номером 111 не так давно посещала судно, названное в честь её мужа. На этом моменте кадры сна корабля начали путаться и обрываться. Он окончательно проснулся…

В это время солнечные лучи беспардонно нагревали его вытянутый корпус, проникая в самые потаённые места. «Им можно», – подумал про себя «Сотников», не боясь снизить свою секретность. Гидрографический трудяга был задействован для исследовательских нужд, а также участвовал в военных действиях в качестве боевой единицы. Вот и сейчас корабль ожидал начала морских учений, которые всё откладывались. «Сотникову» не терпелось вонзить задранный нос в самое сердце Каспийского моря и с честью выполнить поставленную перед ним боевую задачу. «Как же без меня? Без меня никак. Кто же будет ставить буи, прокладывать фарватеры, собирать сведения для корректировки морских карт, помогающих безопасному передвижению судов?» «Сотников» немного перевозбуждённо встрепенулся, но, вспомнив, что всё это будет завтра, опять улёгся на мягкие волны отдыхать и набираться сил.

На корабле из экипажа осталась только небольшая дежурная команда. Даже командир, капитан-лейтенант Виталий Айриян, сошёл на берег. Сквозь тишину, обласкивающую корабль, был слышен оживлённый разговор двоих людей, доносившийся из каюты радиста. Это был сам начальник радиостанции Юрий Крикун и я, семнадцатилетний пацан, его шурин. Юра взял меня на экскурсию, чтобы я воочию увидел морские военные учения. Мы решили не возвращаться на ночь домой, как сделала большая часть экипажа, а переночевать на корабле.

А что принято делать в приятной мужской компании, особенно когда ветерок с моря весело влетает в каюту через открытый иллюминатор? Рядом слышны крики чаек, летающих в поисках добычи, и всё приправляется плеском игривых волн. Конечно, тогда на сцену под бурные аплодисменты публики должны выходить армянский коньяк, бутерброды с докторской колбасой, два красных сладких азербайджанских помидора, грузинское «Боржоми» и плитка шоколада. Вся эта царская пища красочно легла на маленький пластиковый стол в уютной каюте. Разговор шёл обо всём, и неважно, на какую тему конкретно велись дискуссии и рассуждения. Главное, что нам было интересно и комфортно.

Иногда беседа прерывалась голосом Высоцкого, который вырывался наружу из кассетного магнитофона. Разрывая воздух вокруг в клочья, Владимир Семёнович, любимый нами бард, в песнях по-своему склеивал оборванные лоскутки. Через его стихи мы видели мир, в котором жили, несколько иным. Увешанный красными флажками, отчасти карикатурный, он был насыщен хриплым голосом поэта. Казалось, слова из его песен подхватывали пузырьки из открытой бутылки «Боржоми» и поднимали их стремительно вверх. И там, у самого горлышка, воздушные бусинки с шипением лопались, как лопнет через пять лет Союз, разнося судьбы людей в разные стороны…

Юра из рубки радиста пересядет на трактор и будет бороздить не море, а кубанскую степь. Я по окончании института не стану инженером, пойдя по отцовской колее, а превращусь в обычного бизнесмена. «Михаил Сотников» снимет флаг морских сил СССР с большой алой звездой и поднимет стяг с пересекающимися синими линиями на белом фоне. Стол в каюте с кавказскими яствами, напоминающий фонтан дружбы народов на ВДНХ, превратится в поле конфликтов. Золотые статуи сойдут с овальной чаши фонтана, оставив стоять на ней свои жалкие фантомы.

Так закончится эпоха, длившаяся семьдесят лет. И будет казаться, что только для «Михаила Сотникова» ничего не поменялось. Останется то же голубое небо, то же солнце будет светить над головой, то же море будет плескаться за его бортом. Изменится только порт приписки: Баку на Астрахань. Но это лишь будет ему казаться. На самом деле Время, словно гигантская акула, заглотит корабль и перемелет в своих жерновах. В девяносто восьмом году корабль «Михаил Сотников» спишут и разрежут на металлолом. Так закончится славная служба гидрографического судна. И только круглые морские часы с корабля, подаренные Юре командиром Айрияном, будут жить и перебирать время, словно отсчитывать косточки на чётках.

Пройдёт немного лет, и разудалый кубанский казак, вскочив на коня, взмахнёт на прощанье шашкой и тоже навсегда ускачет в рассветную степь. В ту степь, заросшую полынью, с пробивающимися по весне фиалками, откуда возврата нет. Преодолев её, чтобы не скучать, под песни Высоцкого, Розенбаума и Боки, он окажется на родном Каспии. Видимо, вконец устав от сухопутной жизни, начальник радиостанции гидрографического судна «Михаил Сотников» направится в свою радиорубку принимать и отправлять радиограммы в вечность.

Рано или поздно и мы вслед за ним побредём на свои посты, отведённые Богом. Но пока идут те командирские часы, наши души будут развеваться, как флаги на тёплом бакинском ветру. И неважно, кто и где сейчас находится – на корабле или пока ожидает своего часа на суше…

Каспий гневался…

Каспий гневался, темнел,
Подчиняясь воле ветра.