Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Вертя в разные стороны длинными усами, насекомое ощупывало пространство перед собой, представляя, что вскорости оно всё же найдёт сладкую корочку от булочки с маком. Но сдвинуться с места прямо сейчас усатому почему-то было лень. Прохладный кафель приятно остужал его рыжее пузико, распространяя по всему маленькому тельцу живительные метастазы блаженства. Темнота в ванной комнате создавала вокруг атмосферу полнейшей безопасности и божественного покоя.

В какой-то момент таракану даже захотелось петь. Однако, к сожалению, каких-либо песен он не знал, а в спальню с телевизором, где можно было бы повысить свои музыкальные познания, рыжий заходил крайне редко.

Обычно по ночам тараканище по привычке наведывался на кухню. Там можно было поживиться упавшими со стола лакомствами. А если с пола до его прихода всё подмели, усатый залезал в шкафы. В них уж точно было чем заполнить своё брюшко. Риск, конечно, был велик. Но желание что-нибудь отведать пересиливало возможные неприятные последствия.

Сейчас же, в ванной, ему ничего особо не хотелось. Просто вот так лежать и лежать, никого не трогать, не соревноваться с сородичами в поисках съестного и тем более не думать о продолжении рода. Время текло само собой, не касаясь насекомого, испытывающего неимоверный кайф. Но всему когда-то приходит конец…

Неожиданно включённый свет прервал полудрёму таракана. Смерть в виде тапочка перестала быть далёкой и практически несуществующей иллюзией, а приобрела реальные очертания.

«Атас! Внимание!» – закричал его внутренний голос, и рыжий засуетился. Ножки моментально обрели должную упругость и синхронно заходили, словно в рычажном механизме.

«Сначала на пять сантиметров влево, потом направо, затем вперёд. Чтобы злой человек не смог вычислить траекторию движения: тогда снаряд упадёт мимо, не задев тщедушного тельца», – бежали мысли в мозгу усатого, перегоняя его самого.

«Бац!» – стук резиновой подошвы зазвенел в ванной комнате, разнося эхо по всем её уголкам. Паутинки завибрировали, принимая в свои липкие сети звуковые волны.

Мимо! Промахнулся венец творения Бога.

«Бум!» – второй удар уже был ближе первого. Смерть начала наступать насекомому, в прямом смысле, на пятки. Нужно было сделать последний рывок. Плинтус виднелся на расстоянии вытянутой ножки… Там жизнь… Жизнь, которая расплылась бы радостной улыбкой по безобразной мордочке таракана, если бы он пересёк «красные ленточки». Тапочек там уже его не достанет.

«Шлёп!» – нет, не успел. Третий удар пришёлся прямо по макушке насекомого, пригвоздив его к холодному, и теперь такому чуждому, кафелю. Всё, конец! Хрустящий звук поставил многозначительную точку в судьбе недавно спокойно отдыхающего существа.

Се ля ви! Что поделать, тараканья жизнь коротка и опасна, она может оборваться в любое время, в любую секунду. Мироздание примет это как должное, само собой разумеющееся. Высшие писари даже не занесут произошедшее в историю. Зачем марать бумагу ради столь незначительного, крошечного события? И даже если за ним стоит тот, кто жил, размножался, строил планы и, возможно, любил – всё это вселенская чушь.

Максимум, что можно сделать, – поставить галочку в клеточке присутствия на Земле некогда живого организма, и то под нажимом Всевидящего начальства, которое старается учитывать всё и вся.

А что дальше? Дальше для усатого был подготовлен тараканий рай. Слышите скрип? Это открывается дверь, стелется красная дорожка и – «Топ-топ-топ!» – по ней шлёпают все шесть лапок рыжего существа.

«Надо бы петли смазать», – проносится в мозгу у вновьприбывшего. А возможно, мысль принадлежит совершенно другому. Ведь там, в непознанной вечной обители, границы разума смыты и Я может быть Мы, а Мы иной раз превращается в Я.

Но что это?! Что это? В самом центре райской комнаты, выкрашенной в абсолютно белый цвет, лежит сладкая корочка от булочки с маком. Подходи, наслаждайся!

Впрочем, и здесь таракан не отошёл от подхваченной на кафельном полу Нирваны. Он равнодушно отвернулся от дармовых яств. Забился в угол и настороженно, но без истерик, посмотрел на разворачивающиеся вокруг него метаморфозы.

Однако события, ранее развивающиеся так стремительно, притормозили коней. Будто кто-то сверху решил посмотреть на поведение насекомого в раю. Тем не менее рыжий был по-прежнему безразличен к соблазнам. Он даже закрыл свои треугольные глаза и зажмурился. В этот момент изображение в виде пазла рассыпалось вдребезги, разбросав осколки по всему райскому полу…

Когда усатый вновь открыл глаза, белого помещения уже не было. Он по-прежнему лежал на прохладном, приятно остужающем его тараканью сущность кафеле, в квартире на пятом этаже.

Что это было? Насекомому привиделась его кончина? Или Бог решил заново даровать жизнь существу, достигшему абсолютного совершенства в отрешённости от внешнего мира? И было это существо тараканом или мой дух временно вселился в него, решив забыть обо всём? Кто я и почему я сейчас нахожусь в доме, расположенном в стране, занимающей одну десятую часть суши на планете Земля?…

В других мирах ища себя…

В других мирах ища себя,
Копируя сознанье,
Ты множишь формы бытия
В потоках мирозданья.

Не понимая, что и как,
И где зарыты смыслы,
Ты под уздцы берёшь бардак,
Внося златые числа.

Они становятся рядком,
Системно и попарно.
И мысли крутятся кольцом,
Безумно и коварно.

И сущности из темноты
Выходят, словно Боги.
В зеркальных кубах Красоты
Они несут истоки.

Первопричинности миров,
Случайности забавы,
Жестокий свет от чёрных льдов
И сладкий вкус отравы.

Но где же всё во всём искать?
Где истина сокрыта?
Нам не дано её познать
В границах алфавита…

Любимый сын Ленина

Что значит жизнь одного человека
В нескончаемой цепочке появления и исчезновения людей на планете?
Но если смерть одной бабочки может повлиять на историю,
То человек способен изменить всё, и тем самым стать равным Богу!

Февральский мороз сковал в своих крепких объятиях улицы и площади Москвы, заставляя жителей плотнее натягивать на головы шапки и отгораживаться от холода длинными вязаными шарфами. Снег то валил хлопьями, укутывая город в белоснежную шубу, то неожиданно прекращался. Наступало затишье. Будто там, наверху, кто-то неожиданно закрывал заслонку в гигантской трубе, производящей нежные шестиугольные крупицы.

В эти минуты относительного спокойствия открывался прекрасный вид на молчаливые звёзды Кремлёвских башен на фоне тёмно-синего неба. Остроконечные красные свидетели замысловатой российской истории сурово смотрели на происходящую под ними суету начала двадцать первого века. Томный свет, струящийся, словно из-под земли, освещал их пересекающиеся линии, обозначающие вечность и стремление к идеальности мироустройства. Небесный художник был сегодня в ударе, совместив на одной картине красоты природной вакханалии и зарисовки из обычной жизни среднестатистических москвичей.

По улочкам и проспектам столицы, словно по её кровеносным сосудам, медленно ползли машины, частенько упираясь в образующиеся то здесь, то там автомобильные тромбы. «Мерседесы», «Тойоты», «Жигули» и другие авто всевозможных видов и расцветок, стараясь не задеть друг друга, тревожно сигналили и, пыхтя, словно русские самовары, наконец разъезжались в разные стороны.

Темнело, рабочий день заканчивался. Народ дружно и радостно повалил из офисов. Выйдя на улицу, все как один старались ускорить свой шаг, чтобы побыстрее очутиться в тёплых квартирах, впрыгнуть в домашние тапочки, сесть на диван и за чашечкой крепкого чая уставиться в телевизор.

В это время уровень уюта личных жилищ просто зашкаливал, превращая их в суперзащищённые средневековые замки. За каменными стенами мужественные рыцари кабинетных сражений могли возле костра – батареи погреть свои косточки, рассказывая домочадцам о менеджерских буднях.

Но я сегодня не настраивался на душещипательные разговоры о планктонной жизни, потому что в моей барсетке лежали два билета в театр на спектакль с интригующим названием «Любимый сын Ленина».

Как известно, детей у вождя пролетариата не было, и этот факт уже сам по себе взращивал в умах людей, отчасти знающих его судьбу, дополнительную интригу. А у старшего поколения, захватившего на своём жизненном пути противоположные, по сути, виды общественно-политического строя, в которых преклонялись перед совершенно разными идеалами, возникало естественное любопытство. Неужели и в семейной жизни Ильича были ещё какие-то нераскрытые тайны? Уж сколько про него написано, особенно в девяностые годы. Жизнь Ленина была изучена вдоль и поперёк. Казалось, что не оставалось даже ни одной пылинки на его костюме, не рассмотренной историками всех мастей с разных точек зрения.

Мы с женой не были заядлыми театралами, но попавшие к нам в руки по случаю билеты подтолкнули нас выйти в свет в эту суровую погоду. Театр был недалеко от выхода из метро, поэтому мы, не успев изрядно наглотаться невидимых микроскопических кристалликов, парящих в воздухе в сегодняшний холодный вечер, юркнули через стеклянные двери в тёплое фойе.

Наша розовощёкая от мороза парочка, как и все остальные, пересекшие границу царства Мельпомены, моментально превратилась из суетливых, вечно торопящихся куда-то прохожих в вальяжно расхаживающих дам и господ.

Сдав верхнюю одежду в гардероб и взяв у милой миниатюрной бабушки в голубой униформе номерки, мы тотчас открыли наши души для впитывания тонких живительных волн высокого искусства. При плюсовой температуре невидимые кристаллики наконец начали таять, освобождая место приятному и волшебному запаху, который можно ощутить только в театре.