Мыслемокот. Рассказы-фантасмагории

Нечто, опомнившись, быстро развернулось и, поймав за рукав уходящего деда, потянуло его обратно.

– Деда, деда, не уходи, останься, мне страшно…

Бог улыбнулся. Он и не собирался никуда уходить. Кивнув мне головой, дедушка показал на ватман, который уже восстановил свою былую монументальность. Я понял пожилого умудрённого опытом Господа и, взяв в руки карандаш, пририсовал в самом углу листа маленькую звёздочку, обозначающую Нечто, так и не успевшее превратиться в Ничто.

Боль

Мы обращаемся к Богу только тогда, когда нам плохо.
Он не в обиде.
Всевышний придумал нас такими, какие мы есть,
Не желая после переделывать своё творение.

Боль в ноге то подкатывала, то отпускала Эдуарда. Проникая в его тело через левую ногу, она вплеталась в нервные окончания и постепенно достигала мозга. В черепушке на приёме у высокого начальника Боль была вне очереди. Войдя в кабинет, она увидела длинный стол, тянувшийся, словно плоская змея, к хозяину апартаментов. На мягком кожаном кресле, вертящемся в разные стороны, восседал сам Эдик или его представитель, издалека ей было не разобрать. Зрение было никчёмное, а очки она забыла у большого пальца ноги. Над головой руководителя тела висел, как положено, портрет того, кто, по идее, должен был быть выше Эдуарда и по положению, и по сути. Проводнице страданий, в силу недалёкого ума и, опять же, близорукости, было не понять, располагалась там икона или это было большое фото президента компании, в которой уже десять лет трудился мужчина.

Проходя мимо рядов стульев, расставленных по обе стороны стола, Боль видела таблички, указывающие на порядок рассадки в момент большого совещания. «Удовольствие», «Злость», «Любовь» – читала посетительница. Наконец она достигла своего стула с потёртым шершавым седалищем и, кряхтя, уселась. В кабинете, кроме начальника, никого не было. Так было заведено – когда Боль приходила, остальные визитёры оставались за дверью. В знак гостеприимства молоденькая секретарша с обольстительным именем Муза принесла чашечку кофе эспрессо с двумя кубиками белоснежного сахара. Насладившись вежливым отношением, немного помявшись, гостья начала свой долгий монолог о проблемах, творящихся в организме.

По мере рассказа настроение начальника всё ухудшалось и ухудшалось. Он постепенно сдвигал брови на переносице. В какой-то момент мохнатые дуги над глазами начали постанывать от неудобной позы. Взяв толстую шариковую ручку, хозяин кабинета стал записывать за посетительницей…

«Подагра, опять эта чёртова подагра, будь она неладна», – с раздражением подумал Эдуард. Боль в который раз надиктовывала ему типичные признаки болезни. «Будто я сам этого не знаю», – с чувством брезгливости прошептал начальник. Чтобы прекратить неурочный приём, ему захотелось встать со своего пригретого кресла, подойти к выключателю и потушить свет. Тогда, по замыслу Эдика, исчезла бы противная Боль, растворился во мраке кабинет, и он наконец-то смог бы заснуть.

Таблетки не помогали. Даже листья капусты, с любовью приложенные женой к ноге, не могли убрать неприятные ощущения. Чертовка-Боль ни за что не хотела уходить, а всё ныла и ныла.

Странно, но царь природы – Человек – не мог справиться с такими, казалось бы, плёвыми болезнями, к которым Эдуард причислял подагру. Он решил просто помолиться. Но высокий начальник то верил в Бога, то ощущение присутствия Всевышнего от него в какой-то момент напрочь ускользало. Его одолевали сомнения, как девочку перед первым свиданием. Молиться или не молиться? Поможет или не поможет? Он всё же решился. Но как? Ни одной молитвы Эдик не знал. Сказать своими словами? А вдруг не поможет? Там, наверху, Господь, видимо, тоже имеет свой язык, на котором принято к нему обращаться. В полиглота-Бога он не особенно верил. Что же делать?

– Боль, отступи, Боль, отступи, Христом Богом прошу! – так незатейливо выдавил из себя бедолага.

Была ночь, домашние уже давно уснули. Дом, погруженный в тишину, не издавал ни единого звука. Эдуард сквозь непрекращающийся писк в ушах, видимо, ещё и от пришедшего в гости Давления, почувствовал небольшой озноб. Прокатывающийся по его телу трактор, притормозив, немного забуксовал. Врезаясь всё глубже и глубже гусеницами в распростёртое тело мужчины, он потряхивал его на постели. В углу комнаты Эдуард неожиданно услышал странный шорох и скрип… Неужели Бог снизошёл до больного?

– Да, это я, а кто же ещё, – сказал недовольно Всевышний, потревоженный в столь поздний час.

– То верит, то не верит – замучил уже. Как только жизнь даёт ему пинок под зад, так сразу верит, в остальном – тихоня тихоней. Хоть бы иногда захаживал ко мне в церковь. Все некогда, работа, дела. А сейчас лежишь один-одинёшенек, только мне и нужен. Не отказываться же от тебя. Уж так просишь.

Эдуард притих. Хоть Бог и сказал эту речь про себя, мужчина всё услышал. Его бросило в пот, глаза в очках забегали, пытаясь выскользнуть из орбит. Он вспомнил, как несколько дней назад проходил возле кладбища, в центре которого располагалась небольшая церквушка. Там он в тридцать три года крестился. Изредка наведывался, когда заболевали его родные. Но в тот раз не зашёл, хотя ноги сами тянули его в белое здание с золотыми куполами. Вот незадача. Клубок нитей связал события в одну цепочку, выдавая неприятный для организма Эдуарда результат. Бог с укором посмотрел на мужчину и, подняв указательный палец, хмуро пригрозил ему.

Эдик открыл глаза – то ли от испуга, то ли от неожиданности. Он понял, что ненароком заснул, а сейчас проснулся, выгребаясь из лап Морфея. Шорох прекратился. Может, его и не было? И не было всего того, что он услышал… И только пёс за окном начал как-то странно, поскуливая, лаять. Превозмогая боль, Эдуард, поднявшись с постели, доковылял до окна и выглянул вниз. Улица была пуста. Непонятно, зачем собака начала лаять? И только Библия, купленная год назад на распродаже, оказалась чуть сдвинута на полке. Мужчина, обладающий маниакальным стремлением к порядку, сразу обратил на это внимание. Кто это сделал? Неужели явившийся ему Бог? Тем временем Боль, несколько часов не дававшая ему спать, поутихла…

Всё, приём на сегодня был окончен. Хозяин кабинета встал со своего кресла и поправил неровно висевшую икону. Сейчас именно она почётно располагалась над его головой. Потушив свет, взяв под мышку кожаный портфель, набитый документами, Эдуард или тот, кто сидел в кресле вместо него, устало побрёл к выходу. Завтра на аудиенцию к высокому начальству по плану были записаны Блаженство и Радость…

Колесо времени

Бог дал человеку память и воображение,
Чтобы он при жизни тренировал их,
Насколько хватит сил…
Ибо, когда человек уйдёт за горизонт
И приблизится к Всевышнему,
Он должен показать Ему свои способности.

– Вот, посмотри, всё до гениальности просто, – воскликнул четырнадцатилетний прыщавый Гордей, заметив недоверчивый и ухмыляющийся взгляд одноклассницы Дианы. Она сидела в купальнике на берегу моря на сером пледе в цветочек, расстеленном на тёплом жёлтом песке. Казалось, её чёрные смоляные волосы притягивали лучи света, часть из которых, скользнув по чёлке, погружалась в зелёные глаза девочки. Она разглядывала, щурясь, силуэт своего друга, закрывающий почти половину огненного солнечного блюдца.

Небесное светило в это время своим краем уже касалось горизонта. Устав находиться на работе целый день, оно торопилось побыстрее убежать с пьедестала. Гордей, развернувшись спиной к живописной красоте, творящейся на небосводе, возбуждённо размахивал перед Дианой руками. Жестикулируя и подпрыгивая от захлёстывающих его потоков мыслей, он пытался объяснить своей девушке недавно придуманную им теорию перемещения во времени и пространстве. Диане иногда казалось, что рядом стоит маленький сумасшедший учёный с взлохмаченными волосами. Непонятый и отвергнутый своими коллегами из-за, как виделось им, абсурдности его изобретения, в который раз пытающийся разжевать свою логику.

– Смотри, смотри, – продолжал концентрировать внимание на себе парень, – закрываешь глаза, сосредоточиваешься и с помощью силы одной только мысли уносишься во времени, куда захочешь.

Для подтверждения своих слов он, взяв в руки длинную, несколько изогнутую корягу, начертил возле самой кромки воды метровый круг. Вдавленные крупицы песка вперемешку с мелкими ракушками чуть пискнули, но подчинились воле человека. Тем более что тема разговора им тоже была как никогда интересна.

– Представь, мы стоим в центре круга, – в подтверждение своих слов Гордей нарисовал две фигурки человечков, – а наши мысли движутся по периметру окружности.

Мальчишка, сжав посильнее палку, вонзил её туда, где должна была гипотетически располагаться цифра двенадцать. Он до смерти испугал проползающего мимо краба, который быстро ретировался, напоследок пригрозив парочке клешнёй.

– Если наши мысли будут двигаться по часовой стрелке, – Гордей вынул палку из песка, начав аккуратно вести ею по контуру круга, – то мы, словно на машине времени, переместимся вперёд, в будущее.

В этом месте презентации мальчика Диана снисходительно улыбнулась, и на лице её образовались две обаятельные ямочки, которые втянули в себя немного тени. Заразившись игривым настроением девушки и немного порезвившись, тёмные пятнышки, не задерживаясь, со смехом поскакали дальше. Гордей, абсолютно не реагируя на шутливый вид подружки, оставался как никогда серьёзным и продолжил:

– Если ты будешь мыслить в обратном направлении, против часовой стрелки, то устремишься назад, в прошлое.

Кончик палки увлечённого лектора, развернувшись, пополз по окружности справа налево.

– Здесь же времени не существует, его попросту нет.

Теперь уже довольно раздражённая палка, резко взлетев, очутилась в самом центре круга, где ручки человечков в виде двух чёрточек соединялись.

– Ну хватит, я устала, – взмолилась Диана, – пошли лучше окунёмся.

Сцепив свои ладони с ладонями Гордея так, что их пальцы перемешались друг с другом, она практически силком потянула его в море. Парень сразу размяк, оставив в один миг роль беспокойного учёного и превратившись в обычного мальчишку, опьянённого первой любовью. Искры из его глаз брызнули в море, прямо перед длинными ногами Дианы, которая уверенно разрезала ими набегающие волны. Всего лишь через несколько секунд двое влюблённых перевоплотились в весёлых дельфинов, которые ныряли в морскую глубину и взлетали с криками ввысь, пугая пролетающих мимо бакланов.

С берега на беззаботных проказников грустно смотрели расчерченный на песке круг и два несуразных человечка. В какой-то момент времени им наскучило быть простыми каракулями на этом празднике молодости, и они тоже поднялись с песка. Круг преобразился в колесо, и двое человечков начали гонять его по пляжу, улюлюкая во весь голос.

Самая идеальная, замкнутая со всех сторон форма, не имеющая ни начала, ни конца, увлёкшись, как малый ребёнок, не переставая, катилась по часовой стрелке. Круг и не предполагал, что тем самым раскручивает потоки времени, которые втягивают в воронку две беззащитные фигурки, бегущие возле. Фантасмагория превращений коснулась этих тонких палочек, обозначающих туловище, ручки и ножки. Случайным образом в них вселились души Гордея и Дианы. Видимо, эфирные облачка, потеряв на мгновение ориентацию, не поняли, где на самом деле находятся их хозяева. Может, это была плескающаяся в волнах любви парочка, похожая на дельфинов, а может, две веселящихся и бегающих взад-вперёд фигурки, графически напоминающие людей.

Всё встало на свои места, когда Гордей и Диана вышли из моря и, уставшие, легли на песок загорать. Они закрыли глаза и погрузились в сладостную дрёму под бархатными лучами солнца, наполовину скрывшегося на другом конце земли… Их разбудил громкий детский возглас:

– Бабушка, дедушка, а море сегодня холодное? – они не поняли, к кому обращается этот ребёнок с противным голоском.

– Бабушка, дедушка, вы что, не слышите? – большие круглые глаза прямо в упор смотрели на них.

– Кто здесь бабушка и дедушка, мальчик? – раздражённо ответила Диана, нехотя приподнимаясь на локте. Перед собой она увидела веснушчатого ребёнка и действительно лежащего рядом морщинистого дедушку…

Вдруг она узнала в этом пожилом человеке Гордея. Словно его намеренно состарили, наложив килограммы грима. Он так же удивлённо смотрел на свою подругу, пытаясь понять, на каком свете находится… Начерченный на песке круг лишь только теперь понял, что натворил…

Море тем временем постепенно слизывало рисунок парня из видимости в материальном мире. Переливающиеся на солнечном свете золотистые крупинки и мелкие ракушки были готовы принять на себя творения новых художников и послушать другие причудливые идеи. И только Гордей и Диана, которые недавно отпраздновали топазовую годовщину свадьбы, не могли понять одного – на самом деле они прожили эти сорок четыре года или, может быть, когда влюблённые купались, произошло перемещение во времени? И им разом вживили память обо всех событиях и переживаниях за этот период…

В поисках Истины

Господь создал Истину
И сотворил её многоликой,
Чтобы каждый узревший её
Думал, что Истина смотрит ему прямо в глаза,
И лишь некоторые видели,