Поворот винта

На бумаге эта фраза кажется довольно безобидной, особенно произнесенная нежным, тоненьким голоском и небрежным тоном, каким он говорил, бросая интонации, словно розы, со всеми собеседниками, а особенно с вечной своей гувернанткой. В этих интонациях было что-то такое, отчего собеседник всегда "попадался"; попалась и я, и притом настолько основательно, что сразу остановилась как вкопанная, словно одно из деревьев парка упало мне поперек дороги. И тут же между нами возникло нечто новое; он прекрасно понимал, что я это чувствую, хотя оставался таким же простодушным и обаятельным, как и всегда. Я не сразу нашла ответ и поняла, что он видит в этом свое преимущество. Я так замешкалась в поисках нужных слов, что у него хватило времени спустя минуту улыбнуться своей искательной и все же неопределенной улыбкой и сказать:

– Знаете ли, моя дорогая, быть всегда с дамой для мальчика…

В разговоре со мной слова "моя дорогая" не сходили у него с языка, и ничто не могло бы выразить точнее тот оттенок чувства, который мне хотелось внушить моим воспитанникам, чем ласковая фамильярность этих слов. Они были так непринужденно почтительны.

Но как остро я почувствовала, что сейчас должна выбирать выражения особенно осторожно! Помню, я постаралась засмеяться, чтобы выиграть время, и подметила на этом прекрасном лице, какое впечатление произвел на мальчика мой странный, отталкивающий вид!

– И всегда с одной и той же дамой? – спросила я. Он даже не поморщился и не сморгнул. В сущности, между нами все стало ясно, все раскрылось.

– Да, конечно, она самая настоящая леди, но в конце концов ведь я же мальчик, как вы не понимаете… который… ну, растет, что ли.

Минуту я постояла с ним и ласково ответила:

– Да, ты растешь.

Но какой беспомощной я себя чувствовала! До сего дня у меня осталась убийственная мысль, что он, видимо, понимал это и забавлялся этим.

– И ведь вы не можете сказать, что я плохо себя вел, правда?

Я положила руку ему на плечо – я чувствовала, что лучше было бы идти дальше, но не в силах была сделать ни шагу.

– Нет, Майлс, этого я не могу сказать.

– Кроме, знаете ли, той одной ночи!…

– Той одной ночи? – Я не могла смотреть на него так же прямо, как он смотрел на меня.

– Ну да, когда я сошел вниз и вышел из дома.

– Ax, да. Но я не помню, зачем ты это сделал.

– Не помните? – Он говорил с милой капризностью ребяческого упрека. – Да для того, чтобы показать вам, что я могу быть и таким.

– Да, разумеется!

– Я и теперь могу.

Я подумала, что мне, быть может, удастся сохранить самообладание.

– Разумеется. Но ты этого не сделаешь.

– Да, то уже не повторится больше. То были сущие пустяки.

– То были пустяки, – сказала я. – Однако нам пора в церковь.

Взяв меня под руку, он двинулся со мной дальше.

– Так когда же я вернусь в школу? Я обдумывала свой ответ с самым авторитетным видом.

– Тебе было хорошо в школе?

Он слегка призадумался.

– Мне везде неплохо.

– Ну, что ж, если тебе и здесь неплохо… – произнесла я дрожащим голосом.

– Да, но это еще не все! Конечно, вы очень много всего знаете…

– Но ты намекаешь, что и сам знаешь, пожалуй, не меньше? – отважилась я заметить, когда он замолчал.

– И половины того не знаю, что хотел бы знать, – честно сознался Майлс.

– Но дело не только в этом.

– В чем же тогда?

– Ну… я хочу видеть жизнь.

– Понимаю, понимаю…

Мы дошли до места, откуда видны были церковь и люди на пути туда, в том числе несколько слуг из усадьбы, которые толпились у входа, ожидая нас. Я прибавила шагу; мне хотелось уже быть в церкви, прежде чем разговор между нами зайдет дальше; я жаждала того часа, когда ему придется молчать, и мечтала о тихом сумраке церковной скамьи и о почти духовной поддержке подушечки, на которой можно будет преклонить колени. Мне казалось, что я прямо-таки бегу от смятения, в которое он вот-вот ввергнет меня; но он меня опередил, когда, перед самым входом на церковный двор, вдруг бросил:

– Мне нужно быть с такими, как я!

Это буквально заставило меня рвануться вперед.

– Таких, как ты, немного, Майлс! – И я засмеялась. – Разве только милая малютка Флора!

– Вы и в самом деле равняете меня с маленькой девочкой?

Тут я ощутила, что позиция моя слаба.

– А разве ты не любишь нашу милую Флору?

– Если бы я ее не любил… и вас тоже. Если бы я не любил!… – повторил он, словно отступая для прыжка, но так явно не договаривая, что, когда мы вошли за ограду, нам понадобилась еще одна остановка, и он заставил меня остановиться, крепко сжав мою руку. Миссис Гроуз и Флора уже пошли в церковь, остальные молящиеся последовали за ними, а мы на минуту остались одни в тесноте старых могил. Мы остановились на дорожке, идущей от ворот к церкви, у низкой, продолговатой, похожей на стол могильной плиты.

– Да, так если бы ты нас не любил?…

Я ждала ответа, а Майлс в это время оглядывал могилы.

– Ну, вы же сами знаете!

Но он не двинулся с места и спустя секунду произнес нечто такое, от чего я так и села на каменную плиту, словно для отдыха.

– А мой дядя думает так же, как и вы?

Я ответила далеко не сразу.