Жемчужина Востока

Когда помощник аукциониста вернулся на свое место, там уже продавали номер тринадцатый, очень привлекательную и милую девушку, которую приобрел Сарториус, рассчитывая подсунуть ее Домициану вместо Жемчужины Востока.

Тем временем Нехушта с Мириам и Стефаном спешили ко дворцу Марка на via Agrippa, держа друг друга за руки. Стефан всю дорогу ворчал и не мог успокоиться, что за одну невольницу отдали такую уйму денег, сбережения нескольких лет…

– Успокойся, – не выдержала Нехушта, – имущество этой невольницы стоит больше того, что за нее заплачено!

– Да, да! Но какая от этого прибыль моему господину? Ведь ты же записала все на ее имя!

Теперь они были уже у калитки, и Нехушта торопила старика:

– Скорей, скорей! Я слышу чьи-то шаги!

Едва они успели проскользнуть в дверь, как Стефан задвинул засов, а потом еще долго возился с запорами. Женщины же вошли в слабо освещенные сени, где Нехушта порывисто сорвала с себя плащ и покрывало, обвила шею Мириам своими длинными, сильными руками и принялась целовать ее, захлебываясь от счастья.

– Скажи мне, Ноу, что все это значит? – спросила Мириам.

– Это значит, что Господь внял моим молитвам и дал мне средство и возможность спасти тебя!

– Чьи средства? Где я, Ноу?

Нехушта, не отвечая, сняла с нее плащ и, взяв за руку, повела через ярко освещенный коридор в большой, великолепно убранный дорогими коврами и мраморными статуями зал, уставленный ценной мебелью. В дальнем конце за столом, освещенным двумя светильниками, сидел неподвижно мужчина, опустив голову на руки. При виде его Мириам, вся дрожа, прижалась к Нехуште.

– Тише, – шепнула старуха и остановилась в неосвещенном конце зала. В этот момент мужчина поднялся – свет упал ему прямо на лицо. Мириам чуть не вскрикнула: то был Марк, сильно постаревший, исстрадавшийся, с прядью седых волос на том месте, где удар Халева рассек ему голову. И все же это был прежний Марк.

– Нет, я не в силах терпеть долее! – произнес он, не замечая вошедших. – Уже три раза выходил я к калитке, и все никого! Быть может, она теперь уже во дворце Домициана! Пусть будет что будет. Я пойду и постараюсь все разузнать! – И он направился к ложу в амбразуре окна, где лежал темный плащ. Взяв его, Марк обернулся и увидел Мириам, стоявшую в полосе света, нежную и прекрасную.

– Что это? Сон? Я брежу!

– Нет, Марк! – сказала она. – Это не сон, не бред, это я стою здесь перед тобой!

Он сжимал ее в объятиях, и она не сопротивлялась: в объятиях Марка она чувствовала себя, как под родным кровом, в надежном убежище.

– Пусти меня, – произнесла наконец девушка, – я чувствую, что силы изменяют мне; я не могу устоять на ногах!

Он осторожно опустил ее на подушки ближайшего ложа и присел рядом.

– Ну, теперь расскажи мне все… все…

– Я не могу, спроси Нехушту! – прошептала она, почти теряя сознание.

Нехушта принялась растирать ей виски и руки.

– Полно тебе расспрашивать, господин! Ты видишь, она здесь, довольно этого!.. Лучше позаботься о еде: бедняжка с утра не имела ни крошки во рту!

Марк засуетился, придвигая стол, на котором стояли мясо, плоды и доброе старое вино. Нехушта заставила девушку выпить несколько глотков вина и проглотить несколько кусочков дичи, после чего Мириам немного ожила.

– Какого бога должен я благодарить за то, что он внушил моему старому Стефану скопить все эти деньги, которые в данный момент мне оказались нужнее самой моей жизни? – воскликнул Марк, выслушав рассказ Нехушты. – Как необходимы оказались теперь все эти сбережения!

– Какие сбережения? Твои, Марк? Значит, ты купил меня? Значит, я теперь твоя раба?

– Нет, Мириам! Нет, не ты, а я – твой раб; ты это знаешь, и я молю тебя только об одном: согласись стать моей женой!

– Ах, Марк! Ведь ты же знаешь, что этого не может быть! – Стон вырвался у нее из груди.

Марк побледнел как мертвец.

– И это ты говоришь после всего, что было? После того как ты готова была отдать за меня жизнь? Если так, если это уж так необходимо, я готов стать христианином!

– Нет, Марк! Этого недостаточно! – печально возразила девушка. – Не в том дело, что ты будешь называться христианином, ты должен стать им по духу, по убеждениям. А если Господь не призовет тебя, этого никогда не случится!

– Что в таком случае должен я делать?

– Что? Ты должен отпустить меня… Но я – твоя невольница!

– Да! – воскликнул он, точно обрадовавшись последнему слову. – Да, ты моя невольница. Так почему же мне не оставить тебя у себя? Зачем мне отпускать тебя?..

– Ты можешь не отпускать меня. Да, но этим погрешишь против своей чести, Марк!

– Где же тут грех? Ты не соглашаешься стать моей женой не потому, что этого не хочешь, а потому, что на тебя положен зарок. Любовь же твоя свободна. Мы так многим жертвовали друг для друга: ты жертвовала для меня своей жизнью, а я даже большим, чем жизнью, – своей честью, Мириам!

– Честью? Как это честью? – спросила девушка с недоумением.

– Тот, кто имеет несчастье попасть в плен, считается у римлян жалким трусом. И если узнают, что со мной это было и я не покончил с собой, как должен был сделать, то меня ждет позор, выше которого нет для римлянина! Но я остался жив ради тебя, ради тебя, Мириам, пошел навстречу позору!

– О, что мне делать! Что мне делать! Горе мне! – воскликнула Мириам, ломая руки в порыве отчаяния.

– Что делать? – повторила Нехушта. – Отпусти ее, Марк, не унижай себя в ее глазах положением господина, а ее – положением невольницы, не оскверняй ни ее, ни свою душу! Не говори ей, что стать возлюбленной своего господина не грех! Возьми ее имущество в Тире в уплату за сегодняшний выкуп и отпусти ее, а сам посвяти себя изучению Писания, и тогда, быть может, ты назовешь ее своей женой!

– Да, – произнес Марк, бледный как смерть, – друг Нехушта права. Мне не нужно злоупотреблять настоящим положением Мириам. Я возвращаю ей свободу. Никаких документов не нужно, так как никто не знает, что она принадлежала мне. Имущество же в Тире пусть пока остается на ее имя, мне неудобно переводить его на себя. Ну прощайте! Нехушта отведет тебя в твою комнату, а на рассвете вы уйдете куда хотите! – И он круто повернулся к ним спиной.

– О, Марк, что ты хочешь сделать? – воскликнула Мириам.

– Вероятно, то, о чем тебе лучше не знать!.. Впрочем, может, я последую совету Нехушты и стану изучать Писание. Прощайте!

Глава XXV

Сарториус получил награду

Тем временем в одном из дворцов цезарей, вблизи Капитолия, происходила другая сцена. Речь идет о дворце Домициана, куда по окончании торжеств триумфа поспешил удалиться младший сын Веспасиана в весьма дурном настроении. В этот день случилось много такого, что сильно раздражало его самолюбивый, завистливый нрав. Во-первых, он чувствовал, что вся слава этого дня всецело принадлежала не ему, даже не отцу его, а брату Титу, который был ему всегда ненавистен. Этого Тита настолько все любили за его добродетели, насколько ненавидели его, Домициана. И вот теперь Тит вернулся после блистательной, победоносной кампании и коронован цезарем, принят в соправители отца, его превозносит толпа. А он, Домициан, должен был ехать за его колесницей, почти никто его не заметил. Ведь восторженные крики толпы, поздравления сената и приветствия подвластных Риму правителей и иностранных царей – все это относилось к Титу, и завистливое чувство доводило Домициана до бешенства. Правда, предсказания говорили, что настанет и его час, но когда?

Кроме того, многие мелочи, как нарочно, сложились так, что задевали его самолюбие. Во время великого жертвоприношения в храме Юпитера его место было так далеко, что народ не мог даже видеть его, а во время пира, последовавшего за жертвоприношением, главный распорядитель позабыл налить чаши в честь его.

Затем красавица Жемчужина явилась на торжество триумфа без того пояса, который он послал ей в дар. В конце концов различные вина, которые он пил, в духоте и жаре, вызвали у него сильную головную боль и тошноту, чему он вообще был очень подвержен.

Под предлогом нездоровья Домициан рано покинул пир и в сопровождении своих слуг и музыкантов вернулся во дворец и стал ожидать Сарториуса, который должен был привести ему прекрасную еврейку, овладевшую его воображением. Он приказал своему домоправителю купить ее на публичном торгу за какую угодно цену, хотя бы даже за миллион сестерций. Да и кто осмелился бы оспаривать невольницу, которую пожелал для себя Домициан?

Узнав, что Сарториус еще не возвратился с торга, Домициан удалился в свои частные апартаменты, приказал призвать туда красивейших невольниц и заставил их плясать перед ним, а сам в это время упивался вином из любимых им лоз. По мере того как он пьянел, головная боль проходила. Вскоре он сильно захмелел и, как всегда в таких случаях, совершенно озверел. Одна из танцовщиц споткнулась и сбилась с такта, за что повелитель приказал ее же товаркам избить бедную полуобнаженную девушку немедленно. Но, к счастью провинившейся, повеление Домициана не успели привести в исполнение, так как вошел раб с докладом, что Сарториус вернулся и ждет разрешения войти.

– Он один? – вскричал Домициан, вскакивая со своего места.