– Кейнс… то есть Джеклин?
Ученый словно проснулся:
– Что, Фергюсон?
– Внутри может быть какая-то опасность?
– Не знаю. Тут все опасно.
Джеклин перешагнул через порог, Фергюсон пошел за ним, вглядываясь во тьму прищуренными глазами.
– Вроде здесь все так, как я оставил много лет назад, – сказал Джеклин.
Тихо, спокойно; вокруг знакомые вещи; как будто яростная кутерьма взбесившейся жизни из долины не осмелилась проникнуть в каменный дом. Грубо оструганный стол, полотняные кресла; повсюду валяются книги и посуда. В другой комнате видна постель, на ней скомканные одеяла. Но что-то с ними не так…
У Фергюсона перехватило дыхание, когда он вошел в комнату и осторожно прикоснулся к одеялам.
Они были каменными.
За спиной Фергюсона взад-вперед расхаживал Джеклин, тяжело топал Сэмпсон. Фергюсон вернулся в первую комнату. Парри все еще стоял на пороге, его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне лунного света.
– Ничего не изменилось, если не считать того, что все окаменело, – сказал Джеклин. – В точности так, как я оставил. Посмотрите сюда. – Он показал на лежащую на столе открытую Библию. – Моя жена часто читала ее. – Он попытался перевернуть страницу, но книга тоже превратилась в камень.
Однако шрифт остался различим. Фергюсон негромко прочел:
– «Небо откроет беззаконие его, и земля восстанет против него»[5 - Иов. 20: 27.].
– Земля восстанет! – прошептал Джеклин и рухнул в кресло, когда-то полотняное, а теперь каменное. – Так и произошло, Фергюсон. Да, я помню. – Его голос зазвучал сильнее. – Даже Адам не видел того, что видел я. Ведь Бог создал Адама на шестой день, после земли, и небесного свода, и подземных вод… Но я… я видел, как происходило творение!
Глава 6. Мраморный человек
Каменные узоры и барельефы в виде лиан и цветов вились по стенам. Фергюсон подумал, что цветы и здесь наблюдают за людьми. И что-то – может быть, сами стены – вслушивается в каждое слово. Он сел в кресло, а Сэмпсон и Парри остались на ногах, глядя в осунувшееся лицо Джеклина.
– Не знаю как, но этот… триумвират… вернул мне память. Он… они обладают необыкновенной силой.
– Значит, правда, что вы создали эту штуку? – дрожащим голосом спросил Парри.
– Самого триумвирата я никогда прежде не видел. И все же именно я несу ответственность за его возникновение. Я освободил силы, которые его породили. Здесь, в этой долине, много лет назад… – Усталый голос Джеклина наполнился силой. – Когда мы с Моной впервые пришли сюда, это было прекрасное место. Индейцы заботились о нас, я занимался экспериментами, и никакие темные силы не портили общей картины. Я нашел ключ к тому, что человечество искало веками, – к управляемому расщеплению атома. Здесь есть элемент, которого, возможно, нет больше нигде на Земле, – элемент, имеющий достаточно большую и в то же время достаточно простую структуру, чтобы можно было изучать его в управляемых условиях. Я искал универсальное средство, а нашел новый вид энергии. Ее мощи хватило, чтобы пропитать всю материю и стимулировать рост энтропии.
– Ничего не понимаю, – сказал Сэмпсон.
Но Джеклин продолжал, не обращая на него внимания:
– Мона ждала ребенка. Я хотел отправить ее вниз по реке в Манаос, но она отказывалась. Я настаивал и был уже готов, если потребуется, применить силу, но начались преждевременные роды. Пришлось импровизировать. Ну, у меня все-таки медицинская степень… И ребенок родился, и Мона осталась жива, но… прожила недолго.
Я восстановил в памяти основной принцип, хотя тут мои воспоминания путаются. Возможно, это они… это триумвират не желает, чтобы я вспоминал. Наверно, я никогда не смогу повторить эксперимент, даже если бы захотел. Но я и не хочу. Хватит того, что я один раз открыл дверь Творению.
У Джеклина отлила кровь от лица.
– Словно огненный вихрь пронесся по долине. Невидимый вихрь. Я был на охоте, когда это произошло. Воздух дрожал, земля ходила ходуном. Я… чувствовал, как первобытная всепожирающая энергия хлынула наружу из своей фокусной точки, словно Бог наклонился и дотронулся пальцем до этой проклятой долины.
Это и было Творение.
Сначала был хаос. И лес, и земля, и само небо – все дрожало. Я видел… Нет, это невозможно описать! – Содрогаясь, Джеклин прижал ладони к глазам. – Как сейчас вижу: Мона бежит ко мне, и тут земля разверзается, точно пасть, и… поглощает ее.
А потом – тьма. Словно кто-то дочиста стер все из моей памяти. Наверное, мне как-то удалось сбежать из долины. И спустя много лет обрывки воспоминаний, сохранившиеся в глубине разума, снова привели меня сюда, хотя я не понимал зачем – и придумывал этому всякие рациональные объяснения. Да, именно утраченная память притянула меня обратно.
И все эти годы моя дочь жила здесь, в новом Эдеме. Но радиация, которую я освободил, преобразила ее. Помнится, я собирался связать между собой все виды материи. Ну что ж, это мне удалось. Камень, растение и человек слились воедино, результат этого синтеза вы видели в пещере.
Триумвират. Три в одном, один в трех лицах. И поскольку единение распространяется на все, это Эдем.
Весь Эдем – одно огромное живое существо, синтез камня со всем остальным. Земля у нас под ногами живая. Частью этого триумвирата стала моя дочь… – Джеклин запнулся и неожиданно громким, напряженным голосом закончил: – И все равно это проклятое создание нужно уничтожить!
Фергюсон не отвечал, пристально рассматривая ковер, на котором стоял. Внезапно до него дошло, что это никакой не ковер. «Это» росло прямо из каменного пола, хотя травой его тоже назвать было нельзя.
Это был мех, как у огромного плотоядного зверя.
– Вы с ума сошли, Джеклин, – сказал Парри. – Уничтожить такое создание? Да оно сотрет нас в порошок.
– Мы пришли за радием, – проворчал Сэмпсон. – И почему не набрали его, когда были в пещере? Вот идиоты!
Фергюсон посмотрел на него:
– Не уверен, что смогли бы. Стены там движутся. Они живые. А вдруг им не понравится, если кто-то начнет ковыряться в них?
Сэмпсон и Парри посмотрели на Джеклина, рассчитывая услышать его мнение; однако тот был погружен в свои мысли.
– Эдем! Да, это Эдем. Однако даже в первом Эдеме был змей.
– Змей? – переспросил Фергюсон.
– Погубивший первый эксперимент, который проводился с человеческим родом, еще до его завершения. Не исключено, что именно змеи – рептилии – правили на земле, прежде чем появились люди. Пройдет еще две тысячи лет, и, возможно, возникнет легенда о новом Эдеме, история, которую будет рассказывать раса нелюдей, зародившаяся в этой долине. Синтез. Триумвират.
– А яснее?
Джеклин перевел на Фергюсона задумчивый взгляд.
– Змей был послан, чтобы испытать первого человека. Предположим, нас послали испытать триумвират. Мы, представители предыдущей расы, вторглись в Эдем.
– Что толку в оружии? – спросил Парри. – Такого монстра не застрелить из пистолета. Он слишком силен для нас.
«Змей был самым хитрым из всех животных», – подумал Фергюсон.
Да, триумвират силен. Но, кроме силы, есть и другое оружие. И в этом Эдеме… разве не люди выступают в роли змея?
Медленно тянулись ночные часы. Парри разглядывал белые пятна на руках и лице, там, куда попали брызги красной древесной крови. Пятна расползались. Они были твердые, белые и холодные, и плоть в этих местах утратила всякую чувствительность.
Наконец усталые люди заснули, и джунгли снаружи тоже спали, настороженно шевелясь во сне. Ничто не тревожило сон людей, хотя стены всю ночь наблюдали за ними, а в окна время от времени влетали ночные бабочки, испускающие запах роз. Фергюсон мельком подумал, что цветок в пещере, наверное, тоже спит, а вместе с ним и девушка, которую он убаюкал в своей тигриной пасти. Возможно, даже кристаллы спят – благодаря обретенному ими сходству с живыми созданиями.