«Восход Черного Солнца» и другие галактические одиссеи

– Я должен найти ее, – тупо повторил он.

– Это было землетрясение?

Глаза Кейнса вспыхнули.

– Откуда мне знать? – взорвался он. – Думаете, это легко – когда совсем не помнишь, что тебя ожидает? Я как слепой! Я же вас предупреждал: возвращайтесь, пока не поздно! Впрочем, вы и сейчас можете уйти… Убирайтесь все!

Сэмпсон пробормотал что-то неразборчивое.

– Однако вы побывали здесь и вернулись целым и невредимым, – заметил Парри.

Фергюсон задумчиво посмотрел на свою сигарету.

– Он сумел выбраться, это правда. Но он ничего не помнит. И мы не знаем, что еще может тут случиться.

– Ну, подумаешь, землетрясение, – сказал Сэмпсон. – Как насчет радия?

Парри беспокойно заерзал, а Кейнс ответил:

– Не знаю. Не знаю. Может быть…

– Все может быть! Может, даже если мы захотим, нам уже не выйти отсюда, – проворчал Фергюсон.

Кейнс, притенив глаза ладонью, вглядывался в лес.

– Я знаю, куда она пошла. Она… она и в первый раз туда уходила. Я помню. Если идти в сторону холмов, будет пещера. Наверно, это была лаборатория Джеклина, под землей. Радий там везде, сразу за входом в пещеру. А что еще, кроме радия, не могу сказать. Девушка… – Он помялся. – Короче, она была там, когда пришли мы с Гроотом.

Фергюсон встал. Вероятно, он лучше остальных осознавал сверхъестественность происходящего. Со всех сторон им грозят опасности, предусмотреть которые, не зная их причин, невозможно. Как ни странно, эти мысли укрепили его дух. Единственное, за что он мог сейчас надежно уцепиться, это холодная, мрачная, самоотверженная решимость исследователя. По крайней мере, этого качества он пока не утратил.

– Ладно. Джунгли вроде успокоились. Может, нам удастся добраться до пещеры.

– Нет, – сказал Парри. – Даже если там радий – нет.

– Что?

– Я не пойду, – дрожащим голосом ответил Парри. – Даже ради всего радия на свете. Я смываюсь отсюда. Тут даже камни… Смотрите! – Он указал на валун, с которого Фергюсон только что поднялся.

Камень был невысокий, серый, округлый, и по всей его поверхности, словно вены, извивались темно-красные линии. Прямо на глазах у людей он, освободившись от тяжести Фергюсона, медленно накренился в сторону, и «вены» начали пульсировать глубоким, темно-красным цветом. Камень едва заметно дышал.

Сэмпсон стиснул плечо Парри:

– Радий.

– Я не пойду!

Флегматичное лицо Сэмпсона омрачилось.

– Нужно держаться вместе. И лучше вчетвером, чем втроем.

– Отпусти меня! – дернулся Парри.

Сэмпсон не шелохнулся.

– Ты долго командовал, а я подчинялся. Пусть так будет и дальше, только возьми себя в руки. Нам нужен радий.

Парри освободился от его хватки:

– Дурак! Просто ты слишком тупой, чтобы понимать, что тут творится. Землетрясение… Ха! Да я буду счастлив, если сумею выбраться отсюда живым!

– Делайте что хотите, – сказал Кейнс. – А я иду за девушкой.

Сэмпсон стоял, не сводя тяжелого взгляда с Парри.

Через некоторое время Парри сник и покорно побрел за Кейнсом.

– А ты, Фергюсон? – спросил Сэмпсон. – Что, у тебя тоже полно мыслей в голове?

– Мыслей хватает. Но твоя нравится больше всех. Четверо лучше, чем трое. Нужно держаться вместе, так безопаснее.

– Тогда вперед.

Они настороженно шли сквозь шепчущие джунгли, вокруг витал сладкий запах жимолости.

– Знаете, – заговорил Кейнс, – похоже, я ошибся насчет здешних мутаций. Вы видели удивительную смесь животного с растением и растения с камнем. Я считал это результатом случайных изменений. Однако теперь мне кажется, что тут проглядывает какой-то умысел. Не исключено, что Джеклин действовал с определенной целью. Может, мы найдем объяснение в пещере, в его лаборатории. – (Фергюсон проворчал что-то невразумительное.) – Синтез, понимаете? Попытка объединить растения, млекопитающих и камни в некую неразделимую общность. Если Джеклин преуспел в этом, можно лишь гадать, какой получился результат.

– Но зачем? – спросил Фергюсон. – Он что, с ума сошел? В подобном эксперименте нет никакого смысла.

– Ну почему же? Вот вам хотя бы один резон: прекращение военных действий. Вы отдаете себе отчет в том, что жизнь на нашей планете – это вечная война: зверей с людьми, людей с лесами, растений со скалами? Нет… нет никакой системы. Все разобщено. Снежный обвал может стереть с лица земли целую деревню, и один человек способен взорвать гору. Корни дробят скалу. Однако, если растения, животные и минералы тесно взаимосвязаны, подумайте, что это может означать.

– Мир? – В голосе Фергюсона прозвучала ирония. – Что-то непохоже, что белка с хвостом из папоротника курила трубку мира со змееподобной лианой, которая задушила ее. И как насчет Гроота?

Ученый мрачно закивал, признавая весомость аргумента.

– Я не говорю, что эксперимент оказался полностью удачным. И… Допустим, Гроот был чужаком, он вносил диссонанс в гармонию этого мира. Но вы заметили, какая мирная аура окружает девушку? Она знает, что ничто не может причинить ей вреда.

– Treuga Dei, – неожиданно вмешался в разговор Парри. – Перемирие Божье[4 - Прекращение враждебных действий в установленные церковью дни (лат.).]. Когда случается наводнение, животные собираются на островах, но не убивают друг друга. Тапир, анаконда, пекари – никто никого не трогает, пока ни схлынет вода.

– Да, но всем им угрожает гибель, – сказал Кейнс. – Хотелось бы знать, здесь вода тоже опасна?

– Для нас? – со смешком спросил Фергюсон. – Не забывайте, о чем вы только что говорили. Мы чужаки, мы вторглись сюда. Мы фальшивая нота в этой симфонии.

– Единение камней, деревьев и зверей – это немыслимо! – воскликнул Парри. – Это святотатство!

Кейнс пожал плечами:

– А какая, собственно, разница? В своей основе все они похожи… Это разные формы одной и той же энергии. Думаю, для эксперимента следовало взять в качестве основы атомную структуру. И если Джеклин так и сделал…

Он смолк, не закончив.