Четыре серых цыпленка Мистера А

– Пока не говорил ему.

– Ну, если скажу, подсобишь.

Красный галстук положительно покачал головой. Старик перекатил язык во рту в другую сторону и потянулся за бутылкой воды в центре стола. Розовый галстук метнулся на помощь: взял бутылку, открутил туго сидящую пробку, закрутил обратно и покатил по столу к старику. Неплотно закрученная пробка оставила на столе несколько капель воды, а когда старик цепкой рукой схватил бутылку, пробка под давлением слетела, и вода залила весь стол. Гневные глаза впились в растерянные зрачки розового галстука.

– Давай, тащи сюда вашего заморыша! – взбесился он. – И тряпку принеси.

Оставшиеся одобрительно посмотрели в сторону начальства, сдерживая кроткую улыбку. Старику передали новую бутылку.

Спустя полчаса метафорическая папка с информацией на Мистера А влетела в свитер, чуть не сбив с него очки.

– То задание, что я тебе дам, – объяснял красный галстук, отчётливо разделяя слова, – может закрепить за тобой место постоянного работника. Не стажёра. Тебе дадут должность младшего руководящего состава, выделят место в зале с остальными сотрудниками, будешь заниматься документацией, договариваться о некоторых поставках. Бумага, краски, какая-то медицинская дрянь. Всё по образцам, ничего сложного. У тебя будет место в штате на полгода раньше, чем планировалось. Понимаешь, как это хорошо?

– Понимаю, – возбуждённо откликнулся свитер. – Что за задание?

У маленького щуплого мальчика в вещах, которые ему выбирала мама, горели щёки – то ли от бега по лестнице, то ли от волнения. Вечером, подняв трубку, он вылетел из-за стола и, на бегу надевая лёгкую куртку, запнулся о костыли матери и забыл зонт. Мокрый, со сдёрнутым в сторону капюшоном, в коричневых клетчатых брюках и грязных кроссовках, он очень внимательно слушал то, что ему говорил высокий широкогрудый мужчина в красном галстуке. Его виски пульсировали уверенностью и менингитом, в ногах бежала наперебой с судорогами кровь. Красному галстуку очень нравилось рвение парня, его рьяное желание помочь.

«Отцы гордятся такими сыновьями, – читалось на его лице, – хотел бы я себе такого».

Однако подобные желания не мешали ему пользоваться парнем, чтобы самому не пачкать руки.

Кончик красного галстука от покачивания на носках поднялся выше, забирая лёгкими воздух.

– Тебе нужно уговорить Мистера А согласиться. Можешь делать что угодно. Злить его, таскаться за ним как собачонка, в окно к нему домой забраться. Не бойся переборщить, мы тебя отмажем. Останется и работа, и учёба. Хватай его за руку. Предлагай что угодно. Кроме акций, окей? – поправился он.

– Но мы уже столько раз пытались.

– И нужно добить. Без этого никак. Кто-то из вас должен выиграть. Либо ты, либо он. Понимаешь меня?

Свитер не ответил. В сердце закралась вина, а глаза под очками сверкнули ненавистью, на секунду закрылись и вновь взглянули на кончик галстука.

– Я постараюсь.

В голове свитера нитью пряжи протянулась мысль о том, что он должен сделать: «Не отставай. Цепляйся. Разбуди в нём зверя».

– Постарайся.

Стряхивая с себя ещё не сошедшую воду, свитер спускался по лестнице к выходу, готовясь околеть в подстерегавшем на улице морозе.

«Не бросай. Заберись к нему в душу. Не упускай его из вида», – тянулась нить.

Маленький хрупкий мальчик уходил в большой мир – точь-в-точь главный герой из аниме про школу, – и в его неровной шаткой походке чувствовалась уверенность.

Глава четвёртая

Рим

«Говорят, на то, как течёт вода и горит огонь, можно смотреть вечно. Не могу согласиться. Когда я наблюдаю текущую из крана воду или неиспользуемую зажжённую газовую конфорку, мне становится неприятно. Хочется выключить, чтобы ограничить потребление.

Хочется спросить: зачем ты это делаешь? Почему не оставишь его в покое?

Красота в самобытности, а приручённый её теряет. Именно поэтому мы умиляемся тиграм в клетках, а не боимся их – тигров настоящих, живых мы никогда и не видели. Удивительно, но чёрный экран телевизора показывает животный мир яснее и правдивее, чем можно увидеть в зоопарке своими глазами. Настоящее – на то и редкое и ценное явление, чтобы не попадаться каждому на глаза. И даже если что-то настоящее в жизни встречается, оно бьёт словно кувалдой по голове. Когда в висках появляется сильная боль, резко начинают болеть глаза и пробиваются капилляры, как корни растений, в белках – скорее всего, ты увидел что-то настоящее. Когда на ногах горят колготки – настоящим огнём – ты стягиваешь их с болью, с ужасом. Когда колготки горят на ком-то другом – неровен час, можно и залюбоваться».

Сделав эту запись в дневнике, Рим с удовольствием оторвался от тетради. В воздухе висела пыль, пробиваемая лучом солнца из-за плохо закрытой шторы. На диване за спиной приятно мурчал кот. Мать ещё не вернулась домой.

«Так в детстве и произошло. Мы с мамой никак не могли разжечь печку и попробовали бензином. Когда передо мной пятилетним горело несколько дециметров пола и занавески, я звал на помощь, кричал, паниковал, пока не увидел маму, пытающуюся стянуть с себя горящие колготки. Я успокоился, когда увидел маму рядом с пылающей печкой, обоями и газетами для розжига. Я следил за ней молча, лишь всхлипывая. Может, я стих из-за её крика «Замолчи!», может, затем, чтобы не отвлекать её внимание. Может, я просто залюбовался. Сейчас уже неважно – ясно одно: уже пятнадцать лет каждый день, когда возвращаюсь домой, я беру бутылёк с меновазином и смазываю ноги маме, зарубцованные, покрытые венозной сеткой.

Когда долгое время проводишь на ногах, особенно в туфлях, вены набухают и ноги с болью отекают.

Каждый день я смазываю их, как шарниры в механизме, и делаю массаж. Я выучил всю ножную карту, все углубления, ранки и больные места. Если меня спросят, как добраться по перекрёсткам шрамов, я разработаю для него пошаговый план.

Раньше смазыванием маминых ног занимался отец, пока не изъявил желания массажировать ноги кому-то ещё. Сейчас этим занимался я, часто задаваясь вопросом: почему? Ей самой неудобно или это наказание за неоказание помощи ей в трудную минуту? Я никогда не спрашивал маму об этом. В нашей семье не принято ворошить прошлое».

Потянувшись, кот встал, поскрёб диван когтями и ушёл орать на кухню, чтобы его покормили. Рим с довольным видом открыл холодильник и удивился, что он набит продуктами. Достал корм для жирного пушистого существа, вылил жидкую смесь ему на тарелку, сам перехватил яблоко и вернулся дописывать навеянные солнцем мысли.

«Каждый день мама спрашивает меня об одном и том же. Она выучила все мои ответы, отговорки, препирания и обещания, и придумать новые для меня всегда проблема. Мы похожи на двух полицейских, каждый из которых считает другого «крысой»: копаем друг под друга, приглядываемся и ждём удобного момента, чтобы напасть. Но, несмотря на это, мы любим друг друга. Печально осознавать, что я знаю не одну пару таких людей.

– Ну как, сынок, нашёл работу? – спрашивает мама, пододвигая подушку под головой.

– Да, сегодня ходил на стажировку, мам, – я опускаю голову ниже, чтобы она не видела мои глаза, и резкий запах меновазина врезается мне в ноздри.

– Хорошо, а то машине резина новая нужна. Неделю уже дырявая стоит. А куда устроился?

В её взгляде уже больше недоверия, чем я заслуживаю, и меня это задевает.

– В магазин, буду продукты по полкам раскладывать, – небрежно бросаю я.

Каждый день мне приходится выходить из дома за час-другой до прихода мамы и возвращаться после неё. Потому она думает, что я хожу искать работу. Нет, я, конечно, хожу за пособием и по разным местам, куда меня точно не возьмут, но делаю это не каждый день.

Вообще-то, я не очень люблю работать. Это не самое приятное занятие на свете. Одно дело – выживая, охотиться на мамонта, сотрудничая с племенем, ориентироваться по звёздам, знать, где и когда собирать съедобные коренья, ягоды, готовить лечебные зелья, строить из веток и камней жилища, дубить шкуры, кочевать с места на место в зависимости от времени года, совсем другое – развозить людей из точки А в точку Б. В одном мире ты каждый день испытываешь сильнейшие притоки агрессии, адреналина, страха, счастья – «крокодилов мозг» работает на полную мощность; в другом тебе нужно уметь пользоваться смартфоном, чтобы проживать свои серые будни. Уметь пользоваться калькулятором. Пользоваться микроволновкой. Пользоваться купонами на скидку в кафе, чтобы не пришлось есть своими ножами и вилками, которые придётся потом мыть. Официант, продавец, таксист – эти профессии даже звучат как оскорбление.

Окончив очередной рабочий день и развернувшись, что ты увидишь? Компьютер? Машину? Кассу? Впустую потраченное время? Если ты не видишь результата своей работы, то для чего она тебе нужна?

Когда работаешь на скотобойне, понимаешь, что сеешь смерть, вдыхаешь аромат только что бившегося сердца.

Когда косишь траву для коров, видишь, как они растут, как отмахивают мух от блестящих чёрных глаз сначала маленькими, а после большими ушами.

Когда сортируешь рыбу по консервным банкам или раскладываешь по полкам товар, наблюдаешь только, как уезжают паллеты с продукцией со склада и прибывает новая рыба, новые товары, которые должны занять свои места.

Процветание сферы услуг убило в человеке тягу к ответственности. К чему напрягаться, если свои заботы можно спихнуть на шофёра, горничную, парикмахера, полицейского, врача, подчинённого или друга? В мире, где у каждого своё узконаправленное предназначение, даже друзья выполняют определённые функции.

Выучись, повзрослей, умри-и-и-и».

Наевшийся кот коснулся ноги Рима, и тот дёрнулся и перепугался. «Ш-ш-ш», – зашипел он на кота, и тот, полуленясь, отбежал на пару метров. Качая усами, он явно выражал недовольство тем, что его не погладили. Рим набрал в лёгкие воздуха и продолжил, перечеркнул предыдущую строчку.

«Выучись, повзрослей, умри – «ешь, пей, молись» нашего времени. Система вузовского обучения направлена на освобождение человека от воздействия слепых сил природы с целью помещения его в клетку социального рабства.

Новый мир обожает мимолётность и зеркала, мельтешащие изображения тебя самого перед носом. Если смотреться в зеркало долго, замечаешь прыщи, сколы, неровности, забитые грязью выбоины, сколы, неотшлифованную поверхность того лица, что покажется чистым вскользь, на бегу. Будто заскочил поглядеться на перекус.