– Большой.
– Ты что-то хочешь сказать? Я же вижу, что хочешь.
– Я уже работал с антисом. Двадцать лет назад. И ничего, живой.
– Живой.
– И антис живой. Летает.
– Ты работал с Нейрамом Саманганом, когда Нейрам был рабом. Нет, хуже: роботом, живым овощем. Его личная свобода была зачищена в ноль. Ты тоже был рабом – в ошейнике, с половиной свободы. Чёрт побери! Я лично вернул тебе эту половину. Будь вы с Нейрамом свободны оба…
– И что?
– Свобода всегда конфликтна. Уверен, вы бы сцепились рогами. Это рабство на всё согласно, а свобода лезет на рожон. Короче, я против.
– А кто тебя спрашивает? Утром я поговорю с Папой.
– Я против. Помнишь, как ты меня корректировал? Во время выступления в училище?
– Такое не забывают. Помирать буду, вспомню.
– Вот-вот. Ты транслируешь боль. Непроизвольно, неконтролируемо.
– Не всегда.
– Риск. Ты сделаешь Папе больно, и вы оба сгорите к чёртовой матери. В случае горячего старта сгорим все, понял?
– Не дави, рабовладелец. Надо же что-то делать?
– Хорошо, приняли как рабочую версию. В порядке бреда. А если взлёт не срастётся?
– Я помогу ему спокойно умереть. Это второй вариант.
– Откорректируешь?
– Да.
– Прямо во время агонии?
– Да.
– Ты когда-нибудь работал с умирающим? Кто-нибудь работал?
– Нет.
– Риск. Колоссальный риск. Кукла на верёвочках? Такая кукла раздавит кукольника. Страх смерти – слишком сильная эмоция для корректуры. Вы, невропасты – мастера слабых воздействий. Тут нужен мощный телепат, специализирующийся на чувствах.
– Телепаты с антисами не работают, боятся.
– Да, ты говорил.
– Я справлюсь. Если совсем не уберу – ослаблю. Вдруг хватит?
– Это ты у меня спрашиваешь?
– Это я размышляю вслух. Тебя спрашивать – себя не уважать.
– Нельзя. Ты транслируешь боль.
– Да, ты говорил. Когда я в колланте, боли нет. В большом теле Королева Боль не даёт мне аудиенции. Или трансформируется во что-то иное, безвредное. Боль приходит, когда я и клиент – в малых телах, данных от рождения.
– Если ты рискнёшь снимать страх смерти, вы с Папой будете в малых телах. Если рискнёшь помогать ему со взлётом, в начале контакта вы опять же будете в малых телах. Самое время для твоей Королевы Боли.
– Ты прав. Чтоб ты скис со своей правотой!
– А другого невропаста у нас нет.
– Других невропастов хоть пруд пруди.
– Пруд – сколько угодно. Всех утопить, и праздничный салют. Нам нужен такой невропаст, который знает, как умирают антисы. Рассказывать об этом кому попало мы не имеем права. И тот, который знает, должен еще согласиться на смертельный риск.
– Я согласен. Но мне нельзя.
– Тебе нельзя. Даже если ты и согласен.
В небе вспыхнула звезда. Чахлая, тусклая, она снижалась, распадаясь на две, три – бортовые огни аэромоба. Чихнул двигун, каркнул хриплым басом, умолк.
– Тихо! – зашипела малышня, игравшая на улице. – Папа спит!
– Живой, – с облегчением выдохнул кто-то. – Раз спит, значит, живой. Пьеро, мы успели! Пьеро, сукин ты сын, слышишь? Успели!
– Ругаетесь, – отметил невидимый Пьеро. – Значит, вы тоже живой.
– Отпускай меня!
– Дудки, маэстро. Не отпущу.
– Отпускай. В этот дом я войду сам.
– Маэстро! – шёпотом завопил Лючано Борготта, вихрем слетая с крыльца. – Маэстро, я вас убью! Вы что, сбежали из больницы?
– Сбежал, – подтвердил гость-полуночник.
Карл Мария Родерик О'Ван Эмерих стоял в воротах.
Глава третья
Чрезвычайная ситуация, или Нарушитель будет казнён