Потоп. Огнем и мечом. Книга 2

– Как вспомню ее или, проезжая мимо, увижу Водокты, все еще жалко мне… Хотел клин клином выбить и поехал к пану Шиллингу, – у него дочка красавица. Я ее как-то в дороге издали видел, и очень она мне приглянулась. Поехал я, и что же вы думаете? Отца не застал дома, а панна Кахна решила, что это к ним не пан Володыёвский приехал, а мальчишка, его слуга. Так я разобиделся, что больше туда ни ногой.

Заглоба рассмеялся:

– Ну тебя совсем, пан Михал! Вся беда в том, что тебе надо найти жену под стать себе, такую же крошку. А куда девалась эта маленькая бестия, которая была фрейлиной у княгини Вишневецкой, на ней еще покойный пан Подбипятка – упокой, Господи, его душу! – хотел жениться? Та была бы как раз под стать тебе, совсем малюточка, хоть глазки у нее так и сверкали!

– Это Ануся Борзобогатая-Красенская, – сказал Ян Скшетуский. – Все мы в свое время в нее влюблялись, и Михал тоже. Бог его знает, что с нею сейчас.

– Вот бы отыскать да утешить! – воскликнул пан Михал. – Вспомнили вы ее, и у меня на душе стало теплей. Благороднейшей души была девушка. Дай-то Бог повстречаться с нею!.. Эх, и добрые это были старые лубенские времена, да никогда уж они не воротятся. Не будет, пожалуй, больше и такого военачальника, каким был наш князь Иеремия. Знали мы тогда, что каждая встреча с врагом принесет нам победу. Радзивилл – великий воитель, но куда ему до Иеремии, да и служишь ему не с таким усердием, – нет у него отцовской любви к солдату, неприступен он, мнит себя владыкою, хоть Вишневецкие были не хуже Радзивиллов.

– Не стоит говорить об этом, – промолвил Ян Скшетуский. – В его руках теперь спасение отчизны, и да ниспошлет ему Бог свое благословение, ибо он готов отдать за нее жизнь.

Такой разговор вели рыцари между собою, едучи ночью, и то вспоминали дела минувших дней, то толковали о нынешней тяжкой године, когда на Речь Посполитую обрушились сразу три войны.

Потом стали они читать молитвы на сон грядущий, Богородице и святым помолились, а как кончили, сон сморил их, и они задремали, покачиваясь в седлах.

Ночь была ясная, теплая, тысячи звезд мерцали в небе; едучи нога за ногу, друзья сладко спали, и, только когда забрезжил свет, первым проснулся пан Михал.

– Откройте глаза, друзья мои, Кейданы уж видно! – крикнул он.

– А? Что? – пробормотал Заглоба. – Кейданы? Где?

– Вон там! Башни видны.

– Красивый город, – заметил Станислав Скшетуский.

Ночь была ясная, теплая, тысячи звезд мерцали в небе; едучи нога за ногу, друзья сладко спали, и, только когда забрезжил свет, первым проснулся пан Михал.

– Очень красивый, – подтвердил Володыёвский. – Днем вы это еще лучше увидите.

– Это вотчина князя воеводы?

– Да. Раньше город принадлежал Кишкам; отец князя Януша взял его в приданое за Анной, внучкой витебского воеводы, Кишки. Во всей Жмуди нет города лучше, а все потому, что сюда евреев не пускают, разве по особому позволению Радзивиллов. Меды тут хороши.

Заглоба протер глаза:

– Э, да тут почтенные люди живут. А что это за высокое здание вон там, на холме?

– Это замок, его недавно возвели, уже в княжение Януша.

– Он укреплен?

– Нет, это роскошная резиденция. Его не стали укреплять, ведь сюда со времен крестоносцев никогда не заходил враг. Острый шпиль, вон там, видите, посередине города, – это соборный костел. Крестоносцы построили этот костел еще в языческие времена, потом его отдали кальвинистам; но ксендз Кобылинский снова отсудил его у князя Кшиштофа.

– Ну и слава Богу!

Ведя такой разговор, рыцари подъехали к первым домикам предместья.

Заря тем временем все разгоралась, всходило солнце. Рыцари с любопытством разглядывали незнакомый город, а Володыёвский продолжал свой рассказ:

– Это вот Еврейская улица, здесь евреи живут, которые получили на то позволение. По этой улице мы доедем до самой рыночной площади. Ого, люди уже встают и выходят из домов. Взгляните-ка, сколько лошадей возле кузниц, и челядь не в радзивилловском платье. Верно, в Кейданах какой-нибудь съезд. Тут всегда полно шляхты и знати, иной раз и из чужих краев приезжают гости, – это ведь столица еретиков всей Жмуди, они здесь под защитой Радзивиллов свободно отправляют свои службы и суеверные обряды. О, вот и площадь! Обратите внимание, какие часы на Ратуше! Лучше, пожалуй, нет и в Гданьске. А вон та молельня с четырьмя башнями – это кирка реформатов, они каждое воскресенье кощунствуют там, а вот лютеранская кирка. Вы, может, думаете, что здешние горожане – поляки или литвины? Вовсе нет! Одни немцы да шотландцы, и больше всего тут шотландцев! Пехотинцы из них первейшие, особенно лихо рубятся они бердышами. Есть у князя шотландский полк из одних кейданских охотников. Э, сколько на площади повозок с коробами! Наверно, какой-нибудь съезд. Во всем городе нет ни одного постоялого двора, заехать можно только к знакомым; ну а шляхта – та в замке останавливается; там боковое крыло дворца длиною в несколько десятков локтей предназначено только для приезжих. Год целый будут тебя учтиво принимать за счет князя; но кое-кто живет там постоянно.

– Удивительно мне, что гром не грянул и не спалил эту еретическую молельню! – сказал Заглоба.

– А вы знаете, было такое дело. Там промежду четырех башен купол был как шапка, ну, однажды как ударило в этот купол, так от него ничего не осталось. В подземелье здесь покоится отец князя конюшего Богуслава, тот самый Януш, который поднял рокош против Сигизмунда Третьего. Собственный гайдук раскроил ему череп, так что он и жил грешил, и погиб занапрасно.

– А что это за обширное строение, похожее на каменный сарай? – спросил Ян.

– Это бумажная мануфактура, ее князь основал, а рядом книгопечатня, в которой еретические книги печатают.

– Тьфу! – плюнул Заглоба. – Чума бы взяла этот город! Что ни вздохни, то еретического духу полно брюхо наберешь. Люцифер может быть здесь таким же господином, как и Радзивилл.

– Милостивый пан! – воскликнул Володыёвский. – Не хули Радзивилла, ибо в скором времени отчизна, быть может, будет обязана ему спасением.

Они ехали дальше в молчании, глядя на город и дивясь порядку, царившему в нем: все улицы были вымощены булыжником, что в те времена было большой редкостью.

Миновав рыночную площадь и Замковую улицу, путники увидели на возвышенности роскошную резиденцию, недавно построенную князем Янушем, которая и в самом деле не была укреплена, но размерами превосходила не только дворцы, но и замки. Здание стояло на холме и обращено было на город, который как бы лежал у его подножия. Расположась покоем с двумя крыльями пониже, оно образовало огромный двор, огражденный спереди железной решеткой с высокими частыми зубцами. Посредине решетки поднимались могучие, сложенные из камня ворота с гербами Радзивиллов и гербом города Кейданы, представлявшим лапу орла с черным крылом на золотом поле и с красной подковой из трех крестов. В воротах была караульня, и шотландские драбанты стояли на страже, но не для охраны, а для парада.

Время было раннее, однако во дворе уже царило движение, и перед главным корпусом проходил муштру полк драгун в голубых колетах и шведских шлемах. Длинный строй замер с рапирами наголо, а офицер, проезжая перед фронтом, что-то говорил солдатам. Вокруг строя и дальше, у стен дома, толпы челяди в пестром платье глазели на драгун и обменивались замечаниями и наблюдениями.

– Клянусь Богом, – сказал пан Михал, – это пан Харламп муштрует свой полк!

– Как? – воскликнул Заглоба. – Неужели тот самый, с которым ты должен был драться во время выборов короля в Липкове?

– Он самый. Но мы с той поры живем в мире и согласии.

– И впрямь он! – подтвердил Заглоба. – Я признал его по носу, который торчит из-под шлема. Хорошо, что забрала вышли из моды, а то он ни одного не смог бы застегнуть; но на нос этому рыцарю нужен все-таки особый доспех.

Тем временем Харламп заметил Володыёвского и рысью подскакал к нему.

– Как поживаешь, Михалек? – вскричал он. – Хорошо, что приехал!

– А еще лучше, что первого встретил тебя. Вот пан Заглоба, с которым ты познакомился в Липкове, да нет, раньше, в Сеннице, а это вот Скшетуские: пан Ян, ротмистр королевской гусарской хоругви, герой Збаража…

– О, да ведь это славнейший рыцарь в Польше! – вскричал Харламп. – Здорово, здорово!

– А вот пан Станислав, ротмистр калишский, – продолжал Володыёвский. – Он прямо из Уйстя.

– Из Уйстя? Так ты, пан, был свидетелем страшного позора. Мы уже знаем, что там случилось.

– А я сюда и приехал в надежде, что уж тут-то такого позора не будет.

– Будь уверен. Радзивилл – это тебе не Опалинский.

– Мы вчера в Упите то же самое говорили.

– Рад приветствовать вас и от своего имени, и от имени князя воеводы. Князь обрадуется, когда вас увидит, ему такие рыцари очень нужны. Пойдемте же ко мне, в арсенал, у меня там квартира. Вам переодеться надо и подкрепиться, а я тоже к вам присоединюсь, ученье я уж закончил.

С этими словами Харламп снова подскакал к строю и коротко и зычно скомандовал: