Скакуны Зеленых Лугов. Плащ Атласа

– Что толку от амулетов? – пробубнила единорожка.

Отец недовольно на нее покосился, а дочь продолжила:

– Если дерево обиделось на него, что мешало Галеону попросить прощения?

– Мы не можем общаться с деревьями, Помпея.

– А Герат говорил, что раньше могли! И даже дружили с дриадами.

Плутарх вздохнул:

– Герат уже стар, малышка, он много что рассказывает… В том числе и байки о мире в Зеленоземье.

– А разве сейчас не мир? – Помпея притворно заинтересовалась.

Плутарх удивленно посмотрел на дочку.

– Герат тебе разве не рассказывал?

– Нет, – соврала Помпея.

– Ты, значит, и песни на церемониях не слушаешь? И не поешь? – отец спросил с нескрываемой печалью, ведь получается, что его дочь вообще не верует, а это грозит страшным несчастьем.

– Почему, пою и слушаю… Только не понимаю, – малышка снова слукавила.

Помпее очень хотелось услышать, что расскажет отец о событиях, произошедших тысячу лет назад.

Плутарх призадумался.

– Ладно, сейчас все разъясню, – набрав побольше воздуха, он начал сказ. – Много лет тому назад в Зеленоземье правил мудрый Белорогий Король… – Помпее привиделась в тени белая фигура, с чего вдруг? – Его доброта и мудрость освещали все земли Гинеи. Под его покровительством у всех народов не было недостатка в еде, воде и в свободе, – Помпея услышала счастливый смех и цокот копыт, наверно другие жеребята. – Правя из своей Олимпийской вышки, стоявшей на Белых равнинах, Белорогий Король видел каждую живую душу, – Помпее почудилось, что кто-то взмахнул крыльями прямо возле нее, наверно пичужка. – Но он не смог увидеть предателя в своих рядах!

Тень от шалаша стала темнее или нет?

– Однажды в темную грозу раздался крик, и верные придворные нашли своего правителя с воткнутым ножом в спину, – на плечо Помпее упала чья-то слеза… Нет, это просто роса. – Много дней народы скорбели о своем короле и неустанно искали убийцу и предателя. Но тот так и не был найден, – это что, крики? Кто-то ссорится? – А неприязнь между народами росла, и вскоре начались войны! – звучит звон мечей, вернее, шелест листьев. – Народы в попытках доказать свою невиновность проливали реки крови. И когда племена начали мельчать, их правители провозгласили: «Уйдем мы в свои земли со своими подданными! Нет нам больше желания сражаться с подлецами!» Так и ушли народы Зеленоземья в свои королевства, и не стало больше доверия и мира между племенами. И будет так вовеки веков!

Помпея вдруг услышала монотонные голоса за спиной и в ужасе обернулась.

– В чем дело? – забеспокоился Плутарх.

– Папа, ты не слышал? – единорожка пыталась высмотреть в чаще хоть кого-нибудь…

– Не слышал что?

– Да ничего…

Плутарх засобирался в шалаш за дневником, и Помпея задала вопрос:

– Как ты думаешь, кто был предателем?

Лекарь задумался.

– Тот, кому Белорогий Король более всего доверял.

Отец понуро побрел за дневником, но его окликнула Клима Розоворогая.

– Плутарх!

Ее белая шерсть изящно сверкала в редких лучах солнца, проникающих сквозь листву. Она грациозно гарцевала, прижимая к себе старый горшок с… засохшим растением?

Помпее показалось, что такое украшение не сочетается с волосами, закрученными в хвостик, и голубыми резными браслетами на копытах. Но что не сделает красавица Розоворогая, чтобы завоевать сердце любимого?

И Плутарх прекрасно знал о чувствах Климы, потому старался реагировать холодно. Помпея такого поведения не понимала. Ей было бы приятно жить в полной семье, как все жеребята в лесу, только отец, похоже, не стремился заводить новые отношения.

– Да будет твоя звезда яркой, Клима Розоворогая, – сказал Плутарх из вежливости.

Климин энтузиазм поостыл, но она не подала виду и улыбнулась:

– У меня в саду вот растения завяли.

– Растения? – переспросила Помпея.

Она тихонько подошла к Климе и встала рядом с ней, делая вид, что разглядывает засохший цветок. Таким образом она намекала отцу: «Смотри, как мило я смотрюсь с ней. Другие единороги, стеная от любви, бегают за Климой, а она выбрала тебя! Ну и что, что ей девятисот лет, разве в возрасте дело?»

Однако Плутарх проигнорировал намеки дочери и смотрел на цветок холодными красными глазами.

А Клима сказала:

– Да, Помпея, сад моего… – она хотела добавить «мужа», но осеклась. – У меня весь сад завял почему-то.

Плутарх вежливо попросил горшок с цветком и стал его пристально разглядывать, положив на траву. На его лице читались озабоченность и даже страх. Он засунул белое копыто в землю и достал черную размякшую тину. Помпее поплохело от отвратного запаха ила.

– Надо тебе одно снадобье, – сообщил он, возвращая горшок. – Оно исцелит почву.

– Я так и знала, что у тебя найдется нужное лекарство! – возликовала Клима.

Плутарх пропустил радостные слова мимо ушей. Зашел в шалаш, откуда вернулся с хрустальным пузырьком с символом белых рогов.

– Вот, – равнодушно предложил он.

Но это не помешало Климе чмокнуть его и ускакать прочь. Отец Помпеи, отойдя от поцелуя, проворчал:

– Нынешнее поколение совсем разучилось держать себя в копытах.

– А по мне это было здорово! – заявила счастливая Помпея. – Давай пригласим ее на чай!

– У меня есть дела поважнее, Помпея, – неуверенно произнес Плутарх и снова отправился к шалашу.

– А что это, кстати, за зелье? И чем заболел цветок? – Помпея быстро нагнала отца и преградила ему дорогу.