Тропик Козерога

– Ну, уж чего-чего, а работы в Мантии на всех хватает, и обычно находит она человека, а не наоборот.

– Мантия? – спросила старшая девочка, при этом сделав ударение на первый слог, типичная ошибка. – Где это?

– Мантия, – сделав ударение на «и» поправил её Ласкар. – Считайте что это просто очень далёкая страна.

– Дальше чем Япония? – вдруг спросил один из мальчиков.

– Намного дальше.

– И дальше чем Австралия?

– Ещё дальше.

– И дальше чем Антарктида?

– Ну, вот где-то там рядышком.

Мальчик улыбнулся к тому моменту, уже всё семейство, кроме своего главы, собралось за столом. Когда некоторые из детей уже схватились за ложки, то были внезапно остановлены укоризненным взглядом матери.

– Прежде чем есть, нужно сначала помолиться, вы забыли?

Мальчики виновато уставились в тарелку.

– Так вы значит верящие, – угрюмо произнёс Ласкар, зачерпнув из тарелки.

– А вы атеист?

– В наших краях люди вовсе не выдумывают никаких богов, и, честно говоря, не понимаю, зачем они понадобились вам.

– Не говорите так, – строго произнесла женщина. – Вы можете, конечно, не верить, но откуда вам знать наверняка, что бога нет. Вы никогда не сможете это доказать.

– А оно мне надо? – Дененрант вдруг поднял взгляд и пристально посмотрел в глаза женщине. – Высший разум, создавший этот мир и контролирующий всё в нём, раздающий каждому по заслугам и верности его законам, знающий всё о всех, – гость грустно усмехнулся, – неужели людям мало земных тиранов. Не знаю, видимо, люди людям рознь.

– Вы не понимаете, он не тиран, – вдруг сказала девочка.

– А кто же?

– Он… он наш спаситель?

– Да и кого же он может спасти?

– Всех, кто уверует и обратится к нему с искренней любовью и покаянием.

На лице солдата ордена на мгновение блеснула тень улыбки, после чего он сложил руки у края стола и опустил взгляд, смотря не то на них не то к себе в тарелку. Дети внимательно уставились на него, едва ли до конца понимая, о чём говорит этот странный человек и чем он так сильно опечален.

– Дело в том что, по сути, я верю в другое, юная леди. В то, что каждый должен в конце пути рассчитаться и бессмысленно пытаться смыть со своих рук кровь, ставя свечки и отвешивая поклоны, – на время он замолчал. – Я страшный человек и мне недолго осталось, но я знаю, что не умру, пока не исправлю главную ошибку своей жизни.

Гость достал и положил на стол чёрно-белую фотографию, на которой анфас был запечатлён юноша, стоящий по стойке смирно, сфотографированный, словно на паспорт, он был одет в странную форму, похожую на военную, но без погон и отличительных знаков.

– Кто это?

– Всё, что вам нужно знать о нём, так это то, что это редкостный отморозок и смертоубивец, верный слуга императора. Теперь он словно бойцовый пёс, лишившийся цепи, он умеет убивать и выживать и самое страшное способен повести за собою людей, ибо люди слишком часто считают силу и волю достаточными качествами для избрания нового вождя, и поэтому я должен его остановить, пока ваши города не превратились в Иссельдар.

– То есть он… – женщина с ужасом посмотрела на фотографию. – А вы…

– А я был его учителем.

Глава 6. Алексей Семелесов

Пустая на три четверти бутылка виски оставалась на столе, и резкий запах табачного дыма стоял в помещении, освещаемом тусклой лампой под потолком. Юноша лет шестнадцати сидел на стуле, откинувшись на спинку, подложив ногу под себя. На нём была расстёгнутая белая рубашка и строгие чёрные брюки, при том, что сидел совершенно босой, что единственное вместе с отсутствием пиджака отличало его вид от того, что он имел сегодня на занятиях в школе. Из соседней комнаты тихо доносилась «Гибель богов» Вагнера, выбранная на сегодня, как впрочем, и все последние дни, скорее благодаря названию и либретто чем звучанию. Голову юноши занимали путавшиеся мысли о несовершенстве мира, тщетности его жизни и непонимания собственных желаний, которые должен был скоро вытеснить алкоголь, оставив только грусть, которую некоторые люди называют приятной и которая для него являлась единственной отрадой во всей жизни, ибо в счастье он уже не верил. Но сейчас он мог наконец-то забыться, рассчитывая, что завтрашний день пройдёт иначе, а не так как…

Как выглядел бы типичный день Алексея Семелесова, если бы он не боялся того, что мамка даст ему люлей, когда узнает что он пил виски, и если бы он смог это виски купить в одном из соседних магазинов. А потому, лишённый возможности даже саморазрушаться по-человечески, он просто сидел за компьютером. Это не являлось для него ни работой, ни случайностью как у человека, решившего проверить почту: это было его нормальным состоянием. Он постоянно пытался вырваться оттуда и заняться чем-то ещё, но словно неведомая сила затягивала его обратно и сажала перед монитором, а возможно и наоборот отталкивала из внешнего мира. Единственными его регулярными занятиями, кроме этого, были чтение книг из набранной им самим разношёрстной библиотеки и хождение по комнате вперемешку с лежанием на диване с составлением, тысяч миров и обрушиванием их во прах в его разуме, работавшем вхолостую и оттого стремящемся занять себя хоть чем-нибудь, дабы не взорваться, словно двигатель стоящей машины, запущенный на полные обороты.

Однако в тот день всё было несколько иначе. Сам Семелесов был немало удивлен, когда прошлым вечером ему неожиданно позвонил Кистенёв, во-первых, потому что Кистенёв телефоном практически не пользовался, предпочитая переписку в социальных сетях, а значит, повод определённо был важнее очередного похода в «Westbar», а во-вторых, сам предмет разговора оказался и вправду весьма необычным. Василий неожиданно серьёзным и возможно даже напуганным, хотя за последнее Семелесов бы не поручился, он вообще редко когда видел Кистенёва напуганным, настаивал на том, чтобы познакомить Алёшу с каким-то своим новым другом. Причём, именно, что настаивал, и даже когда Семелесов попытался отмазаться, заявив, что должен оставаться дома, Кистенёв предложил зайти к нему домой, чего не делал отродясь.

Так что гостей Семелесов ждал с нетерпением, с тем самым нетерпением, когда хочешь от чего-то поскорее отделаться, чтобы не чувствовать гнетущее ожидание. А потому, когда в дверь, наконец, позвонили, то Алексей тут же быстро но безрадостно бросился открывать, на ходу натянув майку, за ненадобностью обычно не одеваемую им дома. Он не стал задерживать гостей на пороге, предпочитая сначала впустить их в дом и уже там поговорить, тем более что Кистенёв против обыкновения вёл себя крайне молчаливо, и не бросился сразу жать руки и изображать из себя правильного пацана, что всегда выглядело крайне комично.

Новый друг Кистенёва удивил его сразу, прежде всего своей одеждой, чёрной рубашкой и пиджаком странного покроя. Сказав всего пару слов, хозяин пригласил гостей в гостиную, и дальше к себе в комнату, где уселся на стул возле окна в дальнем конце узкого прохода между диваном и шкафом с одной стороны, стеллажом и письменным столом с другой. На последнем ещё лежали тоненький сборник рассказов Чарльза Робертса в одном углу и святое Писание с Молитвословом в другом. А на полках стеллажа вперемешку стояли как классики, которых проходят в школьной программе так собранные в стройные ряды томики Глена Кука и Аберкромби соседствовавшие с трудами Маккиавели, Альфреда Адлера, Ильина, толстым собранием сочинений Лавкрафта и несколькими книжками из современной российской фантастики, которой ныне завалены полки большинства книжных магазинов.

– Значит, я думаю, что мой друг уже рассказал вам обо мне, – произнёс Семелесов голосом не столь уверенным, как хотелось бы ему.

Незнакомец медленно присел, напротив, на стул, стоявший около двери, возле которой остался стоять Кистенёв. Тут только Семелесов обратил внимание на странный взгляд гостя. Невероятно сосредоточенный, слегка исподлобья, быстро уходивший в сторону и тут же возвращавшийся в одну конкретную точку, которой, похоже, был сам Семелесов, словно бы юноша оценивал количество врагов в предстоящей схватке.

– Вы правы, – произнёс незнакомец, удивив «хозяина» уже обращением на «вы». – Если то, что я сумел представить о вас на основании этих рассказов, правда, то думаю, вы подходите мировоззрением.

– Мировоззрением? – усмехнулся Семелесов, хотя усмешку свою он постарался тут же спрятать. – Может быть, сначала хотя бы представитесь.

– Согласен, думаю к делу пока переходить рано, наш случай не из тех, когда промедление подобно смерти, – сделав паузу, гость полез в карман своих брюк и выудил оттуда небольшую серебряную монетку, поддев её большим пальцем, он кинул её Семелесову. Тот в свою очередь поднял руку вверх, попытавшись схватить ту в полёте, но опоздал, и монетка, стукнувшись о тыльную сторону его ладони, упала на ковёр, заставив поднимать себя с пола, и когда Алексей, наконец, осмотрел её, весьма удивившись, то незнакомец добавил. – Это чтобы избежать в дальнейшем глупых и банальных вопросов относительно того, почему мне нужно верить, понимаете ли, не люблю, когда меня принимают за идиота, даже непродолжительное время.

– Кто вы такой?

– Распространённый вопрос, но боюсь, что моё имя будет звучать слишком странно, а название организации, в которой я служил, будет вам незнакомо, так что пока зовите меня просто Странником.

– Странником? Не через чур ли банально.

– А мне сейчас нет нужды оригинальничать.

– Сколько вам лет хотя бы.

– Я не столь молод, чтобы не видеть впереди смерть, но и не столь стар, чтобы не видеть впереди ничего кроме неё.

– Вот как, – произнёс Семелесов, – ну что ж закос под Шекспира засчитан. Значит, кое-что из литературы нашего мира вы прочитали.

– Разумеется, хороший способ узнать побольше о мире, куда попал, хотя и не идеальный.

Тут уже Семелесов понимал, что его начинает нести, он понимал, что дело вырисовывается крайне интересное и стесняться сейчас не время, да и этот тип, приведённый Кистенёвым, явно был не из той категории людей, с которыми можно было поговорить только о том, кто у кого, до какой степени нарезался. Так что вместо того чтобы сидеть и отмалчиваться, делая вид будто он на самом деле вовлечён в беседу, сейчас Семелесов перешёл сразу к делу.

– Ну и какие же книги вы читали?