Российское время

После того митинга жизнь сильно не изменилась. Ну, пришло озарение, и пришло. Было над чем подумать, пока залечивал раны, пока приходил в себя. Но жизнь всё равно забрала своё. Студенческие будни – нехватка денег, вечный поиск работы с переменным успехом, влюблённости, острая нехватка развлечений, впечатлений. Хоть и говорили, что студенчество – самое яркое время. Не получилось с яркостью. Сессии, экзамены, курсовые. Пересдачи, опять сессии. Диплом, госэкзамен, работа. И вот она, взрослая жизнь. Основной идеей стало выжить, вытянуть свою лямку – и хотелось бы, чтоб были другие, но для других не хватало ни сил, ни времени. Иногда железная хватка, сдавившая однажды горло, давала слабину, и он предавался радости. Пьянство, разврат, что ещё?

– Гедонист, наделённый отменным пищеварением и глухой к изначальному трагизму бытия, – сказала однажды жена, читая какую-то книжку. Потом отложила и посмотрела так на него. – Артур, это же про тебя!

«Может быть», – думал он. Хотя слово «гедонист» вызывало усмешку. Какой из него, замученного, гедонист?

Та жена прожила с ним недолго. А другой не появлялось. Работа-машина-дом, компании, вялый отдых. Обзаводился, вроде, связями, деньгами, прожитыми годами. Скоро предстояло менять паспорт – последний раз в жизни, думал с усмешкой. Так докатился и до этого дня, до этого стола и этой лампы в тишине. А от той усмешки не осталось и следа.

Гулял по лесу на праздники, подцепил клеща. Не сразу заметил, а когда заметил, то долго ворчал: «Ссука, выходной испорчен!». Идти в клинику не хотелось – Артур ненавидел врачей, больницы. Подумал: может, утром, перед работой? Но к вечеру взял озноб, он полез в Интернет и стал читать про клещей: «Чего здесь только не пишут!». Но всё-таки испугался, решил поехать.

Редкий случай, очень редкий, объяснял потом врач, качая головой. Редкий – но меткий, понял Артур: смертельный. Он не верил. Отказывался верить. И вправду, кто вот так сходу способен поверить, что можно умереть от укуса какого-то там клеща? Да не сразу, а через три дня. Но, что называется, с гарантией.

– Ничего нельзя сделать? – кричал Артур. – Ничего? Ничего?

Ему было страшно. И ещё не отпускало странное ощущение: если вот так умереть, как говорит врач, через три дня – глупо, то зачем была вся жизнь? Для чего? Ведь жизнь должна иметь объяснение, а он не дожил ещё до объяснения! Так разве же он может умереть?

«Всё случится незаметно, – успокаивал врач, – ну, может, прихватит…» Все три дня можно жить обычной жизнью, говорил он. Ну, может, лёгкий озноб будет. Не более. Затем он развел руками.

Весь следующий день Артур пил. Бухал, нажирался по-чёрному, иными словами-то и не скажешь. Но к вечеру в голову ударило что-то сильнее водки: вдруг пьянство ускорит смерть? Гибель? А так хотелось жить. Он представил на миг, если б была семья! Дети, жена, и такая новость. Как бы они её пережили? Что чувствовали бы? Артур порадовался, что у него не было семьи. Хотел спьяну позвонить бывшей, да ведь она была не просто бывшая. Она была так давно бывшая, что и бывшая ли вообще?

Начальнику всё рассказал, как было, коллегам попросил не говорить. И сам не собирался: сил не хватило бы. Да и что им с того, коллегам? Босс долго протирал очки, дышал тяжело, кашлял. Потом наконец сказал:

– Закончите здесь все дела. А то нехорошо как-то.

Совершал звонки, перебирал бумаги, сортировал, раскладывал по папочкам, папочки – по ящичкам. Упорядочил значки на рабочем столе компьютера, очистил корзину. Скрытые папки удалил, проверил в последний раз корпоративную почту. Всегда улыбчивая Лиличка, сидевшая за соседним столом, часто строила ему глазки, пыталась склеить, но сегодня ей было словно наплевать. Она смотрелась в зеркальце, потом копалась в телефоне, потом долго и шумно пила чай. Разгадка была проста – ей кто-то подарил букет из синих роз, курьер доставил прямо в офис. Теперь она гадала: может, кто покруче, чем Артур, поинтересней? Вдруг судьба улыбнулась ей, и она всё-таки выпорхнет из этого офиса счастливой птичкой? И бог с ним, с Артуром тогда, это же так, от безрыбья.

Но когда он засобирался домой, повернулась.

– Чего так? – спросила вяло. – Вроде не планировал уходить. А теперь так срочно, бросаешь всё!

Он что-то ответил Лиличке, что-то совсем тусклое, и она отвернулась, уставилась в монитор.

– Старик! Ну неужели уходишь? Нашёл что-то достойное себя! Ну наконец-то! Я всегда знал, у тебя получится, старичок!

Это Борис, скользкий тип, как про него всегда думал Артур. Молодой менеджер, дальний родственник босса: прилизанные волосы, галстук в крапинку, ещё вот это вечное: «старичок». Артур ненавидел это приветствие. Ненавидел, но терпел, здоровался, улыбался. А сейчас вдруг захотел высказать ни в чём не повинному, кроме того, что подвернулся под руку, Борису, всё, что думает о нём, и что думал всегда:

– Идиот ты, Борис, придурок! И сам ты старичок, и вообще, пошёл ты! Не будь ты родственником босса, я б давно тебя уже…

Но не сказал, даже не смог дальше думать: мысль не шла. Стало противно.

– Удачи тебе, Борис, – тихо, но уверенно сказал Артур. – У тебя всё впереди. У тебя всё получится.

Прилизанный уставился недоумённо, потом переглянулся с Лиличкой. Та пожала плечами, и – снова в свой монитор.

Поспал он совсем немного – мешали страхи. Было страшно от того, что неотвратимо должно случиться. От того, что неизменно произойдёт. Он пытался вспомнить диагноз, который поставил врач: как же она называлась, эта болезнь, которой его наградил клещ? Да смерть – вот как она называлась, смерть! И клещ этот – сам умер, чтобы убить его, человека. Странная, странная эта природа!

Он наспех оделся и отправился в утренний парк. Жадно пил воду из пластиковой бутылки – обычную, не газированную даже воду, и она казалась божественной. Зачем пить что-то ещё, если ничто так не утоляет жажду? Это вечное состояние человека. Артур сидел на скамейке, и вокруг пели птицы, и он их слушал. Ему было больше не о чем думать, у него не оставалось дел; оставалось только немного времени, чтобы послушать птиц. «Как интересно, вроде бы столько событий. Такая большая жизнь, и всё в ней было». Он помнил молодость – как гулял, ходил по улицам, что-то делал, с кем-то говорил. Птицы были постоянным фоном, а он их никогда не слышал. Он помнил всё, но не помнил в своей жизни птиц. Как будто их и не было. А теперь не было ничего, только птицы.

Слышал ли он их теперь потому лишь, что скоро смерть? Потому что всё так обострилось, потому что он вдруг очнулся, открыл заново мир? Нет. Он просто вырос, достиг того возраста, когда слышишь птиц. Когда их запоминаешь. Он бы слышал их, и если бы всё было хорошо. Если бы ничего не случилось. Слышал бы так же, наверняка ведь, Артур?

Потом он гулял, шарахаясь от случайных прохожих, и его посещали совсем уж странные мысли.

«Я ничего не знаю о жизни. Ничего не знаю о себе. Ничего не знаю о своём роде, предках. Даже о своей семье. Об истории».

А ведь история – это и есть жизнь, и она не такая большая, думал Артур. Не жизни – какого-то года хватило бы, чтобы её узнать, охватить: чем жили люди раньше, как жили. И может, понять, зачем. Но он не успеет. Артур подсчитал: один век – сотню лет – проживает где-то пять человеческих поколений: он, отец, дед, прадед… Прапрадед – это уже другой век. А ведь всего-то двадцать веков осмысленной, внятной человеческой истории; российской – и того меньше! «Когда там был Рюрик? Девятьсот восемьдесят восьмой? Восемьсот девяносто какой-то?».

Артур подумал то, чего никогда не думал прежде: какое-то совсем смешное число поколений отделяет его от Рюрика, от тех времён… «Пятьдесят – семьдесят? Ну, где-то так… А до Иисуса Христа?».

Вот и вся жизнь человечества, о которой он, обычный человек, ничего не ведал. Мысли вернулись в привычное русло: как хорошо, вспомнил он, что нет в живых ни отца, ни матери. Клещ! Как бы он сказал им: меня укусил клещ? Представляете, мама и папа, смертельный клещ замедленного действия.

«Впрочем, а вдруг они знают? Вдруг я скоро увижу их?».

От этих мыслей было холодно, он гнал, гнал, гнал их от себя. Впивался взглядом в любое дерево, чтобы думать о дереве, в любую травинку, чтобы думать о травинке, чтобы раствориться в ней, стать ею.

А потом, ближе к ночи, оставалось только сидеть. Он ушёл от людей, очутился дома. Что ему было делать? Переоценивать ценности, корить себя за упущенное, наслаждаться приятными воспоминаниями? Проживать жизнь заново. Впрочем, была ли жизнь? «Бытность, – вспомнил он странное слово. – Вот это что такое: бытность».

Он ничего не вспоминал, ничего не переоценивал. Просто сидел.

– Беда.

За окном – Город. Артур задёрнул штору, включил настольную лампу.

И вспомнил митинг. Он идёт молодой, в колонне. А напротив – толпа непонятных, страшных людей. Почему он всё это вспомнил?

Что-то щёлкнуло в мозгу, переключилось, словно опустился неведомый рычаг. Он почувствовал несильный укол в сердце. А само тело словно свело судорогой, затем оно застыло, и Артур осознал со всей ясностью: это тот самый момент.

– А теперь развернулись и показали фак! На раз-два.

И парни в чёрном, бегущие к нему.

Но страшно не было.

Повышение

1

Молодой мужчина завязывает галстук, стоя у зеркала, и улыбается. Рядом крутится женщина, то и дело поправляет на нём костюм, чуть ли не сдувает пылинки.

– Костюмчик мы тебе приобрели отпадный! Я же говорила, пригодится! А ты всё: повода нет, носить некуда, затратно. Сколько наговорил! А меня-то никогда не слушаешь.

– Ну почему же. Сейчас вот слушаю.

Ему явно нравится смотреть на себя в новеньком костюме, но ещё больше радует повод, ради которого костюм был торжественно извлечён из шкафа. Мужчине сделали предложение на работе – он занимается продажей сантехники в небольшом офисе, проводит встречи, подписывает договоры, заказывает рекламу и привлекает новых клиентов, а ещё отвечает за то, что в таких конторах называют «формированием положительного имиджа». Теперь пришла пора позаботиться и о собственном имидже – директор пообещал ему лично, крепко пожав руку, что если он успешно проведёт презентацию, то возглавит новый, специально под него созданный отдел. У него будут сотрудники и сложные, но интересные задачи. Пора бы уже, доверительно подмигнул босс.

– Я тут кое-что придумал. По поводу презентации. На двадцати восьми листах. Изучил, так сказать, опыт практикующих коллег. Может, глянешь? Ты же у нас в этих делах опытная?

Ни он, ни жена не оканчивали специальных факультетов или курсов – они работали и всему учились самостоятельно. В их посёлке городского типа, достаточно далёком от столицы, просто больше некуда было идти работать – только продавцом. Вопрос лишь куда – в магазин или офис. Можно было ещё учителем в школу, но они хотели, чтобы хватало денег не только на еду. Постепенно втянулись.

И вот он получил шанс стать действительным, а не номинальным главой семьи – человеком, который её обеспечит. О ребёнке, опять же, пора задуматься. Они задумывались.