Крафт

– Так это, гуляю, сосед. А ты чего, опять кататься?

– Ну.

– Понятно, – фигура приблизилась к Киру, и от неё слегка пахнуло алкоголем. – Отличный мужик ты, Кир, – доверительно сообщил бородатый. – Всё в тебе хорошо, но чудной больно.

Напротив них плавно остановился автобус, открылись двери. Кир пожал руку соседу и вошёл в освещённый салон. Никого не было. Он прошёл к заднему сиденью, присел, отодвинул штору. Прислонился лбом к стеклу. Автобус медленно покатился. Кир знал, что увидит, помнил назубок: вот сейчас закончится дом с его светлыми окнами, поплывут очертания заборов… Потом заброшенное кафе, от которого остались только стены. Кир мечтал, чтобы его восстановили или перестроили, но непременно сохранив мозаику у входа: парусники, памятник затопленным кораблям – образец советского оформления. Он не знал, как этого добьётся, но был уверен, что сумеет: свяжется с градозащитниками, властями, архитектурными бюро. Да мало ли на свете вариантов, чтобы сделать доброе дело!

Вот и первая остановка. Тоже старая архитектура, и её хорошо бы сохранить. Кажется, Кир даже встречал в интернете книгу: зарубежные фотографы ездили по бывшему СССР и снимали вот такие остановки. Правда, эта остановка была слишком типовой, но лишь на первый взгляд. Много ли таких осталось? Автобус проехал мимо пустой остановки. Ровная линия кустов, снова забор, поворот – Кир зевнул, и ещё раз: чем больше он зевал, тем сильнее хотелось уснуть. Волны усталости накатывали на него, глаза начали слипаться.

Вот и спуск к закрытой территории, КПП, колючая проволока. Снова кусты, снова заборы. И на следующей остановке нет желающих сесть в автобус. Водитель увеличил скорость, из форточек Кира обдало ветром. Голова безвольно упала, потяжелевшие веки накрыли глаза, и не было сил противиться сну. Кир увидел разноцветные вспышки, словно в глаза ему бросили россыпь искр, которые ненадолго застыли и растворились в бесконечной мгле.

г. Санкт-Петербург, парк 300-летия Санкт-Петербурга

Полдень.

Неподалёку от скейт-площадки встретились двое мужчин: один в сером костюме и синем галстуке, другой в дизайнерском плаще и круглых чёрных очках. Они обменялись рукопожатиями.

– Приветствую, Вадим.

– Приветствую, Кирилл.

Вадим поднёс ко рту тонкую сигару, в стекле очков полыхнул огонёк.

– Ты как кот Базилио, – не удержался Кирилл: его визави напоминал героя сказки не только круглыми очками. У него были длинная рыжая борода, закрученные усы и хитрая улыбка.

– Знаю, – кивнул Вадим. – Ассоциация первого ряда. А вот ты не слишком изменился.

Кирилл пожал плечами: он не понял, можно ли считать эти слова комплиментом, да и не слишком хотел это знать. Вадим, друг детства и юности, написал ему в полночь короткое сообщение: «Давай встретимся, есть работа». Кириллу стало любопытно, так он и оказался здесь. Они шли по аллее, дул сильный ветер, и Кирилл пожалел, что не надел пальто.

– Почему именно здесь? – спросил он. – Есть же Елагин – там уютнее, к тому же есть кафе. Помнишь, как раньше там зависали всей компанией?

– Я не оглядываюсь на прошлое, – отрезал Вадим. – А Елагин – это прошлое. Все эти дворцы, фонарики. Там нет духа стартапа.

– А здесь есть?

– Сам посмотри.

Впереди сверкала ослепительная башня «Лахта-центра». Кирилл вдруг почувствовал, что ему стало ещё неуютнее.

– Знаешь, о чём я порою думаю? Она как анальная пробка, на которую насадили город, а заодно и всю страну. – Вадим хмыкнул. – Кажется, я знаю, отчего здесь собачий холод. Это место такое – собачье.

– Ну, с собаками здесь гуляют, – согласился Вадим.

– Нет, я не о том. Знаешь, как это место раньше называлось? Когда здесь не существовало ни парка Трёхсотлетия, ни этого района – ничего. Здесь было большое болото, неглубокое, правда. И только в Ленинграде, в конце восьмидесятых за это место взялись, намыли сушу и построили все эти улицы. Так знаешь, как называлось? Собачья отмель! Точнее нет, Собакина, вот. Если быть точнее, то Собакина. Вот так.

– И что с того? – неожиданно флегматично спросил Вадим. Кирилл не нашёл, что на это ответить.

– Да не знаю. Просто информация. Я, когда начинал журналистом, про это писал. Собирал серию материалов: неочевидные факты о Петербурге. Вот и запомнилось.

Вадим пожал плечами.

– По-моему, ерунда какая-то. Кто это всё читает, материалы эти, Собакина отмель – кому это интересно?

– Не знаю, – Кирилл совсем растерялся. – Есть люди любознательные, вот для них.

– Любознательные, значит. Не думаешь, что это глупость – посвящать себя такой работе? Ты ведь на это тратил время, собирал, писал.

– Серия вышла очень интересной, я общался с учеными, краеведами и многие подробности опубликовал впервые – о них просто раньше не писали. Так что знаешь, я совсем не стыжусь той работы. Она была сделана хорошо.

– Речь о другом. Просто это мелко. Ну написал про Собакину отмель – и что? Про Кошакину напишешь, про Крольчакину?

Кирилл остановился.

– Слушай. Я не видел тебя лет пятнадцать, но когда мы дружили. – он осёкся. – Когда мы встречались в те годы, ты ведь знал, что мне интересно. Какие-то такие вещи, гуманитарного характера. Они необязательны, конечно, но к ним тоже есть интерес. И знаешь, я даже немного жалею, что не занимаюсь чем-то таким сейчас. Просто на это сложно жить. Я ушёл в этот пиар, маркетинг, управление и в принципе не жаловался, но теперь. Теперь я решил отойти от всего этого. Так что если твоя работа связана с чем-то подобным, я, пожалуй.

– Ну она явно не про Собакины отмели. Некоторые твои пиар-компании знаю, изучил. А ты в целом представляешь, чем занимаюсь я?

– Организация закрытых мероприятий, – Кирилл решил вести себя как на собеседовании. – Работа с богемой, селебрити. Сливками общества, короче. Вечеринки в стиле «Плейбоя». О тебе много пишут, хотя и не вдаваясь, скажем так, в подробности.

– Я не пиарю себя как личность. Я пиарю стиль жизни. В основном пишут не обо мне, а об агентстве. М-Agency, читаем как «Имедженси». Мы и про имидж, и про воображение, и хоть первая буква – это фамилия, я пиарю не себя. Я хочу, чтобы менялся образ мышления тех, кто заказывает веселье, менялся их образ жизни.

Они бродили несколько часов. Вадим рассказывал свою историю успеха – как из парня, с которым они когда-то вот так же бродили по паркам, обсуждая под пиво новости рок-н-ролла, он превратился в организатора лучших вечеринок в стране. Он был не королём, а теневым управляющим, задающим стиль. Вадим был вхож в любые тусовки – от Comedy Club до первой десятки Forbes. Из многочасового монолога собеседника Кирилл понял только одно: агентство Вадима уже вовсю работает на Западе, а сам он видит своей миссией ни больше ни меньше как захватить умы американских звёзд – спортсменов, моделей, политиков – и внушить им тот стиль жизни, отдыха и потребления, который родился в его голове. Адам Сэндлер с ними работает – с ума сойти! Рэперы, уличные художники, модные современные писатели и режиссёры – все они знали агентство Вадима и работали с ним. Ради своей цели он готов открыть несколько локаций в Штатах, запустить интернет-СМИ и сотни аккаунтов во всех сетях, чтобы менять людей, затачивая их под свое мышление.

– Мы будем спорить с Трампом, – заключил Вадим.

Да уж, не Собакина отмель, уныло отметил Кирилл. Подобные размахи могли впечатлить любого, но Кирилла они скорее угнетали, нежели вдохновляли. Он не мог понять, как этот парень, некогда главный задрот в их юношеской компании, который пил пиво в подъезде и работал официантом в забегаловках, достиг столь невероятных высот. Он не завидовал – просто не понимал. Ведь Вадим же ничего не придумал, не открыл для мира – лишь занял место, предназначенное ему, видимо, с рождения. И теперь он взахлёб описывал свой стиль, превозносил оригинальность сказки, на которую хочет всех подсадить. Кирилл всегда уважал людей, одержимых страстью, но эту не мог разделить – она не пробуждала в его сердце ничего.

– Это ежедневная война, – продолжал Вадим. – Драйв, динамика. Это и есть жизнь, понимаешь? Что ещё можно назвать жизнью, как не бесконечное движение вперёд?

– Если я что-то хочу менять в жизни и в мире, то всё же не это, – осторожно отвечал Кирилл. – Это совсем не моя война.

– Она быстро станет твоей, – Вадим отбивал его аргументы, будто простые мячи в теннисе. – Вникнешь, изучишь, прочитаешь – и вперёд. Всё это уже было. Мы просто возрождаем старое, но только в новой оболочке. Мы просто тырим, если хочешь, то, что делали «Пентхаус» и «Плейбой», и заворачиваем в современный фантик. Ты можешь сегодня жить в США, завтра – в Таиланде, послезавтра – в Лондоне. И везде ты будешь нашим амбассадором. Я так и вижу сотни, тысячи горящих глаз желающих душу дьяволу продать, лишь бы занять такое место, заниматься этим. Это правда.

– Но что я должен делать? – возразил Кирилл. – Ты ведь знаешь. Журналистский опыт, вечное «доколе», потом пылесосы, недвижка, технологии безопасности, банковские технологии, технологии для бизнеса. Спецодежда, фарфоровые изделия, строительные материалы. Чем я только не занимался. Ну что я буду делать у тебя? Это ведь уровень – просто космос.

– Как что? Всё, что умеешь. Продвигать, писать, принимать удары, инициировать схватки, разрабатывать концепции. Только не на покупателей пылесосов, а на весь мир. На всю планету Земля, понимаешь?

Кирилл осознавал, как глупо, кошмарно и даже катастрофично было это для него, но когда Вадим излагал планы по переустройству мира, в памяти вдруг возникла Голландия. Круглая площадь конечной автобуса – неухоженная, простая, с бородавкой мусорной сетки на и без того потрёпанном лице. Полуразрушенная лестница к набережной с её разбитыми причалами, заборами, с неказистым ларьком с сосисками, потрёпанные драные коты, кипарисовая аллея за Круглым пляжем. И солнце. Любил ли он это больше, чем всё другое, что есть на планете? Конечно. Если он и хотел изменить жителей этой планеты, – их повадки, увлечения, привычки и особенно траты – то совершенно иначе, не так, как это видел Вадим. Да и люди в их двух мирах настолько по-разному проживают свои жизни. Кирилл долго не знал, что сказать.

– Понимаешь, Вадим, для меня это одно и то же – что пылесосы, что ты со своим «Плейбоем». Меня всё равно нет. Я здесь только функция, работа на чужую мечту. Мне всё это известно, не раз такое проходил. А я хочу иметь самостоятельную ценность. Вот смотри, у тебя ведь есть помощница, секретарша, заместитель, ну не знаю, как назвать?

Вадим хитро ухмыльнулся.

– Я изучал твой сайт, – продолжил Кирилл. – Всегда, в любом офисе это есть: восхищённая девушка, влюблённая в своего босса. Она называет его супермозгом, поклоняется ему и заставляет остальных, издевается над нерадивыми менеджерами, чьим способностям далеко до руководства. Она заглядывает боссу в глаза, а остальных презирает, верно? У неё есть толстые чёрные очки, она на ЗОЖе, веганка, работает с пяти часов утра и не терпит, если кто-то видит мир иначе. Угадал?

– Ну почти. Это разве плохо?

– Знаешь, где у меня это всё сидит?