Разведчики Зеленой страны

– А ты, Егор, змей не бойся, я их руками беру, – успокоил его Толя.

– А когда ты их хватаешь за хвост, – спросил Егор, – они не шипят так: врешшь, врешшь, врешшшь?

Рядом раздалось сердитое шипенье змеи. Егор вскочил и испуганно посмотрел на то место, где он только что лежал. Толя громко рассмеялся.

– Ага, испугался! – сказал он. – Ну что, похоже шиплю?

– Это ты?

– Я. Здорово?

– Здорово! А ну еще!

– А ты хочешь созвать всех змей?

– Не надо. Ну их! А ты разве знаешь змеиный язык?

– Змеиный – нет, – сознался Гномик, – а вот птичий, это я могу.

– А ну, пощелкай соловьем, – попросил Егор.

И вот послышался соловьиный свист, потом соловьиные трели. Одно колено сменяло другое, и если бы Егор не знал, что это свистит Гномик, он ни за что бы не поверил.

Егор долго стоял, не решаясь нарушить очарование, а когда Гномик замолчал, Егор тихо опустился на плащ-палатку и негромко запел: «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат, пусть солдаты немного поспят…»

И опять вспомнился Егору полковник Сапегин среди бойцов на привале. Егор невольно с грустью сказал:

– Эх, Гномик, какой человек Максим Иванович Сапегин! Второй Чапаев!

Мальчики помолчали.

– А ты где птичьему языку научился? – спросил Егор.

Гномик в ответ залаял, как собака, которой только что наступили на хвост. На этот раз вскочил Барс. Мальчики так и покатились со смеху. Барс подошел к Гномику, принюхался и, убедившись, что его провели, обиделся, отошел в сторону и там лег.

– Где же ты научился? – не отставал от Гномика Егор. – Вот молодец! Теперь я поверю, что ты и змей берешь руками.

– А я их не боюсь! – гордо ответил Гномик. – Я и тебя научу. Меня сначала отец учил. Он в Ленинграде при Естественноисторическом музее работал: чучела делал, змей спиртовал, жучков для коллекций собирал. Из жирных гусениц выдувал всю внутренность, а оболочку сушил. Он мог и змей подзывать и заставлять их танцевать под флейту. А язык птиц как он знал! Засвистит – и рябчик летит. Чуфыкнет в кулак – и тетерев на весеннем току к нему скачет. А зимой пискнет по-мышиному – и лисица к нему бежит… Вот какой он был! Таких больше нету! – Гномик замолчал.

– Так ты охотник? – спросил Егор, чтобы отвлечь мальчика от грустных размышлений.

– Не-ет, – прошептал Гномик. – Я любил собирать жуков, бабочек, иногда ловил пичуг… Пойдешь в поле, в лес, в овраг – хорошо: солнце светит, шмели гудят, птички поют, над водой стрекозы летают… Сядешь и рисуешь… Я за жуками в любые пещеры и ямы лазил. Ни грязи, ни змей не боялся. Один раз меня ребята искали-искали, звали-звали, наконец увидели, что мои ноги из земли торчат, схватили меня за ноги и выволокли из большой норы под корнями – я туда за жуками залез. Я был тогда совсем маленький. С тех пор и прозвали меня пещерным Гномиком… А один раз я такого жука нашел! Ну никто не поверил, что это я нашел. Вот дело было! Многим ребятам, конечно, такие жучки неинтересны, они стараются, чтобы носорога или там жука-оленя выменять для коллекции, или бабочек красивых, махаонов всяких, а этот жучок был ну совсем неприметный. Я нашел его, а не знал, что за жук… Взял я определитель жуков и никак не могу найти этого жука. Бился, бился – понес его отцу. Жучок вроде обыкновенный, а оказалось, я первый открыл эту разновидность в Ленинградской области. Повезли жука в Академию наук. Меня в институт вызвали, расспрашивали. Уж я потом и старался! Все время искал новых жуков, да не успел найти – война помешала… Я и здесь ищу. Когда вырасту, энтомологом буду и художником. Они помолчали.

– Я и чучела умею делать, – сказал Гномик. – Мы с учителем зоологии штук семьдесят сделали.

– Умеешь? – с уважением спросил Егор, не ожидавший, что этот тихий мальчик – мастер на все руки.

– Да это совсем нетрудно, – ответил Гномик, – если есть формалин и мышьяковистокислый натр. Снял шкуру чулком, намазал ее изнутри раствором, а потом набил чучело соломой, чтобы зверь был как живой. Тут и проволочки разные нужны, и солома, и подставки. А то еще делают из папье-маше туловище зверя и натягивают на него снятую шкуру. Я так не умею… Недавно я сделал чучело барсука. Вот здорово получилось! Никто не верил, что это я сам сделал. Учитель подтвердил. А я сначала в Зоологическом саду зарисовал барсука, а потом сделал чучело по этому рисунку… А у тебя, Егор, папа и мама есть?

– Нет! – коротко ответил Егор и замолчал.

– У меня тоже нет. Папа в Ленинграде погиб от бомбы, а мама пропала при бомбежке нашего эшелона с эвакуированными. И я попал сюда, в детский дом. Из детдома начали брать ребят на воспитание. Пришла тетя Глаша, Глафира Николаевна, наша учительница рисования, увидела, что я рисую, поговорила со мной и спрашивает: «Хочешь, вместе будем твою маму искать? А пока будешь у меня жить». Сначала я ее боялся. Она такая высокая и, кажется, сердитая, редко улыбается. Никогда не крикнет, пальцем не тронет, а как скажет: «Тебе надо расти, доедай», – уже сыт, а еще съешь. Она заставляет меня каждый день хоть понемногу рисовать. Я даже научился рисовать масляными красками. Месяца два назад мы поехали к знакомому охотнику. Он для нашего зоологического кабинета разных птиц настрелял. Надо было снять с них шкурки с перьями. Потом мы из них шестнадцать чучел сделали. Попробовал я срисовать их красками. У мертвых птиц совсем другой, какой-то тусклый, цвет перьев. Теперь попробую срисовать с натуры, живых… Егор, ты не спишь?

Егор не ответил. Его клонило ко сну. Замолчал и Гномик. Он смотрел на огромную сверкающую луну и не мог отвести от нее глаз.

– Егор, как ты думаешь, есть люди на Луне?

– Не знаю. Полковник Сапегин говорил, что на Марсе есть жизнь. Там и пустыни есть, и каналы, и деревья с красными листьями. Он говорил: «Построим огромную „катюшу“ и полетим в этом снаряде на Марс». А ты бы полетел?

– С тобой бы полетел. Ты хороший!

– Хочешь, я буду тебе помогать и у нас будет так, как у меня с полковником Сапегиным?

– Хочу!

– А стрелять ты умеешь?

– Не умею.

– Я научу.

– Не надо.

– Боишься стрелять?

– Страшно… немного… Ты не смейся, это у меня после бомбежки эшелона.

V

Лунная дорожка переместилась через реку правее, и с горы подул слабый ветерок. Барс услышал вдали шаги и ткнул мордой в щеку задремавшего было Егора. Мальчик знал этот сигнал и сразу проснулся. Монотонно, как и прежде, шумела река. Егор осторожно, чтобы не разбудить Гномика, вытянул у него из-под головы свое ружье.

Донесся тихий свист. Егор ответил. Большая тень приближалась по берегу, то появляясь, то исчезая в кустах.

– Это я, Топс! – раздался вблизи приглушенный голос.

– Чего же ты свистишь? Ты бы, как разведчик, перепелкой кричал или совой.

– Так мы же не условились.

– Мало ли что! Отсутствие правильного взаимодействия, как говорил полковник Сапегин, губит самые лучшие военные планы. Ну как?

– Прошел я километра два вниз по течению – никакого моста. Река такая же бурная, как здесь. Переправиться вброд и думать нечего: утонем. Спугнул какого-то зверя. Он ка-а-ак зашумит – и в кусты! Ух, и зверюга! Не иначе, тигр!

Мальчики засмеялись.

– Здесь тигров нет, – вдруг отозвался Гномик.

– Вот что, тигр, давай спать, – сказал Егор, – а то скоро опять в путь.