Друзья и враги Анатолия Русакова

В комнате, оклеенной зеленоватыми обоями, было совсем тихо. Анатолий закрыл глаза, потянулся так, что затрещало в суставах. Днем он не привык спать. Сон не приходил. Он лег, закинул руки за голову, закрыл глаза, и ему удивительно ясно представился невысокий, стройный пожилой человек с внимательными глазами – Иван Игнатьевич. «Что было бы, если бы не он? Что-то теперь поделывают ребята в колонии? К сегодняшнему дню Глеб с членами редколлегии – с “писательско-художественной командой” – должен вывесить новую стенгазету. Надо будет написать им для следующего номера, обещал… Пойду завтра в зоопарк, испробую новый фотоаппарат… Надо купить книжку по фотографии… Интересно, где помещается ближайшая вечерняя школа рабочей молодежи?.. Позвонит ли Лика? Я сам первый не буду звонить… Какая замечательная девушка!..»

* * *

В дверь постучались. Анатолий открыл глаза. Дверь приоткрылась, и показалась седая голова матери.

– Толечка, ты говорил – спать не хочешь, а знаешь, сколько проспал? Уже скоро вечер!

Мать вошла в комнату и подала письмо. На конверте значилось:

БЕСКОНЕЧНАЯ ВСЕЛЕННАЯ

НАША МЕТАГАЛАКТИКА. ГАЛАКТИКА.

НАША СОЛНЕЧНАЯ СИСТЕМА.

ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ. МАТЕРИК ЕВРОПА.

СССР, РСФСР.

г. Москва, ул. Воровского, дом 29, кв. 41.

Гражданину Анатолию Владимировичу

Русакову

– Узнаю! Узнаю! – закричал Анатолий.

Это была первая весточка от московских друзей. Он разорвал конверт. Внутри оказался крошечный листок бумаги. Разборчиво, но очень мелко было написано:

«Если хочешь услышать мой чудный голос, позвони Б 3—36–13.

Белый карлик».

– Юрка Кубышкин! Это ты! – Анатолий вскочил, в одну минуту оделся и, волнуясь, побежал к телефону.

Разговор был коротким: Юра помнит и по-прежнему любит Анатолия, и в этом он скоро убедится на деле. Сегодня и завтра Юра не сможет зайти, очень занят, работает за Москвой. Заедет утром в воскресенье. У него свой «москвич». «А по телефону у нас с тобой ничего, кроме “ахов” и “охов“, не получится, держу пари», – закончил он.”

– Помню, ты с дедом своим ездил на охоту. И сейчас увлекаешься? – спросил Анатолий.

– И сейчас охочусь.

– Раз так – едем вместе в субботу вечером или утром в воскресенье на охоту. Дядя знает места. Принято?

Условились выехать в субботу вечером.

Анатолий повесил трубку, но долго еще стоял у телефона.

Первый звонок… И какой хороший!

В последние недели в колонии да и в дороге он долго раздумывал о том, какой-то будет встреча со старыми друзьями, с настоящими, с теми, с кем дружил еще до этого проклятого Хозяина. Простят ли они? Захотят ли продолжать дружбу? А вдруг начнут читать скучные нотации? А может быть, отвернутся, постыдятся водиться с отбывшим заключение. Но ведь он, Анатолий, полностью реабилитирован, признан невиновным! Это по суду. А по своей совести? Разве он не изменил друзьям ради Хозяина, Яшки Глухаря, Чумы? Да, он был еще мальчишкой, не разобрался, не понял… И все-таки мысли о предстоящих встречах вызывали робость и неуверенность.

И вот – звонок Юры… Ни намека!..

3

Был еще один близкий друг. Правда, они, бывало, ссорились. Но в каком бы оскорбительном тоне теперь ни начал говорить Коля Фатеев – он же Маленький маршал, – Анатолий заранее решил не обижаться. Надо восстановить старую дружбу.

В каждом классе есть свой любимчик-заводила, которому подражает большинство. И в каждом классе есть «совесть класса», ученик не слишком любимый, но уважаемый за прямоту и резкость суждений, даже когда они расходятся с неписаными законами школьной жизни. А «законы» эти велят подсказывать «утопающему» и «насолить» нелюбимому педагогу. Но Коля Фатеев не признавал этих правил и держался твердо против всего класса.

Отец Коли, танкист, погиб на войне. Сын гордился подвигом отца и мечтал стать военным, и не просто военным, а маршалом! Об этом он как-то рассказал Анатолию, а потом не раз просил его не разглашать тайну.

Из-за маленького роста и слабого здоровья Колю не приняли в Суворовское училище. Но мальчик решил добиться своего. Прежде всего надо закалить тело и выработать железную силу воли. Он так и сказал своей матери. Ее уговоры и слезы не поколебали будущего маршала. И чего только ни делал Коля, втайне копируя детство Суворова! Он перечитал почти все о любимом полководце, сделал выписки из «Киропедии» Ксенофонта, из «Биографии великих людей» Плутарха и других книг.

Мальчик, раньше спавший на мягком диване, перебрался на ковер. Воспитывая волю, он, сладкоежка, отказался от сладостей. Вставал в шесть утра, ложился точно в «двадцать два ноль-ноль». После утренней зарядки обливался холодной водой и вздумал было перейти на спартанский режим питания – черные сухари, кипяток, каша «геркулес» без масла, – но мать не позволила. Строго, пунктуально выполнял он намеченный порядок дня. Мать вначале огорчалась, потом решила, что блажь сына скоро пройдет. Но так продолжалось и месяц, и второй, и год… Коля втянулся, привык к такому режиму и даже увлекся когда-то нелюбимым спортом. Всегда серьезный, даже хмурый, в очках, он казался маленьким педантом-сухарем.

Самолюбивый, всегда уверенный в своей правоте, Коля нелегко сходился с ребятами и был деспотичен в дружбе. С первой же минуты он начинал исправлять и направлять нового друга. Это надоедало. Такое испытание выдерживали очень немногие. А Коля тяжело переживал, когда новые друзья отворачивались от него, что случалось нередко. Честный до щепетильности, непримиримый в делах чести, он всегда готов был оказать другу важную услугу. Он мог, не жалея своего времени, «натаскивать» перед экзаменом, готов был умереть за друга, но требовал в ответ того же и, главное, безоговорочного подчинения.

Анатолий подружился с Колей во время подготовки к экзаменам. Еще больше их сдружил каток. Оба любили книги о путешествиях и охоте, увлекались моторами, мечтали о мотоциклах. Анатолий под влиянием Коли начал лучше учиться, стал серьезнее.

Так продолжалось два года. Потом Толю стал тяготить деспотизм Маленького маршала, он охладел к нему. А потом… потом запутался в липкой паутине Хозяина. Возможно, что немалую роль в дружбе с Хозяином сыграл неосознанный протест Анатолия против Колиного педантизма и жесткой, прямой как палка, самодисциплины.

Коля начал ссориться с Анатолием и требовал, чтобы тот не водился с Хозяином. Он даже появился в их компании, начал гневно обличать дворовых хулиганов. А кончилось это тем, что Анатолию еле удалось спасти его от избиения.

Вскоре после этого Хозяин, встретив Колю в переулке, окликнул его:

– Давай пять! – Он протянул ему костлявую руку. – Скажи, пожалуйста, чего ты фасон давишь?

– Я? Какой фасон? – Коля растерялся.

– Ну-ну! Ты кого другого разыгрывай, а не меня. Тихоня, тихоня, а кол в дневнике на четверку переделал. На Первое мая нализался. Нам все известно! Хочешь водиться с нами, так фасон брось. Не тебе над Хозяином быть!

Коля смотрел на него во все глаза и ничего не понимал. При встрече с Анатолием он потребовал объяснений.

– Понимаешь, могут тебе бока намять, – сказал Анатолий. – Ну и я им наплел, что ты не такой уж сосунок. Это, так сказать, спасательная маскировка для тебя.

– Гнусное вранье, вот что это! Я не нуждаюсь в маскировке, да еще такой гнусной. Выбирай – я или они!

Анатолий рассердился. Дружбе с Колей пришел конец.

4

Телефонный разговор с Колей был трудным. Коля спрашивал напрямик, без дипломатии, и Анатолий отвечал так же.

– Рад, что ты вернулся, – сказал Коля, – если ты только не считаешь себя «отпускником».

– Не считаю! – отвечал Анатолий. – Начинаю жить по-новому. Может быть, по старой памяти, поможешь учебниками?

Но Колю не так-то легко было убедить.