– Да что ты его уговариваешь! – выхватил телефонную трубку начальник штаба и сам закричал в нее: – Где Веселов? А почему ты, Белых, не знаешь обстановки? Что? На кой ляд нам такой офицер связи! Что? Да мне какое дело! Передай трубку двадцать девятому! Тихонравов? Отчисляю в твое распоряжение Белых. Что? Помощником. Хоть в оперотделение. Ну, хоть в полк, хоть в роту. Все. И чтоб сведения были мне через десять минут. Оторвались? Спите много… Для этого есть саперы. Нет саперов – научите бойцов, пусть сами разминируют. Я тоже не знаю, почему взрываются… Подрывайте на месте. «Огурцов» подброшу. «Коробок» не дам, нужны в другом месте. Жду сообщения через восемь минут. Что? Действуйте!
– Я тебя вызвал, – сказал командующий, – по делу особой важности… – Он вынул портсигар, раскрыл его и жестом пригласил присутствующих закурить. Сысоев поблагодарил и отказался. Командующий с наслаждением затянулся папиросой.
– Обнаружилось что-нибудь новое? – спросил он после паузы, пытливо взглянув на Сысоева.
– На вале Геринга противник намеревается использовать десятиствольные минометы калибра сто пятьдесят восемь. На складах противника оказались газовые гранаты с различными ОВ. Капитан Курилко взял образцы и от одного из них случайно пострадал при падении самолета. Что же касается войск противника, то его пехотные и танковые дивизии уже вели бои на этом театре фронта в сорок первом году.
– Это что еще за вал Геринга? – недоверчиво взглянул на Сысоева начальник штаба.
– Так пленные назвали долговременные укрепления противника на западном берегу Днепра.
– А почему я впервые слышу о вале Геринга? – сердито спросил Коломиец, поджимая губы.
– Я не успел доложить, – быстро вставил Сысоев.
– А тебя я не спрашиваю, – оборвал его начальник штаба.
– О системе укреплений противника на западном берегу я уже докладывал, – сказал начальник оперативного отдела, – и схема укрепленной полосы, составленная разведотделом, у вас имеется. Мы ее уточняем.
– А почему не указано, что эти укрепления называются «валом Геринга»?
Полковник Орленков промолчал, и Сысоев мысленно выругал себя за то, что подвел начальника.
– Что же касается десятиствольных минометов, – сказал полковник Орленков, – то я думаю, что противник не посмеет применить химические мины.
Сысоев кивнул головой.
– Новым является то, – продолжал он, – что деревни на восточном берегу Днепра горят не только в результате боевых действий. Серия пожаров вызвана и тем, что противник систематически уничтожает огнем населенные пункты. Кроме того, фашисты угоняют скот и людей и расстреливают всех оставшихся мужчин от десяти до шестидесяти лет и тех женщин, которые их прячут. Они сжигают солому, сено, картошку заливают бензином.
– Я знаю об этом. Твой вывод? – спросил командарм.
– Противник создает тактическую зону пустыни, как предполье перед своим передним краем.
– Зона пустыни! – словно отвечая на какие-то свои мысли, повторил командарм. – Зона пустыни… Ну-ка, Орехов, соедини меня с Бутейко.
Сысоев сразу же представил себе Бутейко. Командир дивизии отличался большими способностями, знаниями, инициативностью. Но порой он несколько увлекался и совершал промахи. О его подвигах говорили много и многое преувеличивали: Бутейко был всеобщим любимцем. В штабе его не оказалось. С командующим разговаривал начальник штаба дивизии; он подтвердил сообщение о зоне пустыни. О положении полков сказал: уточняю.
– Ты что же, Сысоев, не говорил мне о зоне пустыни? – спросил Орленков вполголоса.
– О массовом уничтожении было указано в боевых донесениях и в оперсводке, которую вы носили на подпись.
– Там не было такого названия «Зона пустыни».
– Я его услышал от одного пленного, но тогда не придал значения, а сейчас вырвалось.
Командующий положил трубку.
– Отдайте распоряжения, – заговорил он. – Воспретить, не дать противнику создать зону пустыни! Надо выделить мобильные передовые отряды. Остальные войска свести в колонны. Передовые отряды пусть обеспечат мобилизацию подручных средств на берегу Днепра для переправы.
Недостаточно занимать села! Надо не только преследовать. но и опережать, окружать, уничтожать живую силу противника. Не уничтожим ее на левом берегу – встретимся с нею на правом. Мы обязаны помешать отводу войск и техники врага за Днепр. Никаких передышек противнику! Мы должны ворваться на правый берег на его плечах, закрепить плацдарм, выйти на оперативные просторы. Широко объявить: первые переправившиеся через Днепр будут представлены к награждению Золотой Звездой Героя Советского Союза! Я знаю, солдаты и офицеры очень устали. Но сейчас все дело в темпе наступления. Дайте передовым отрядам рации, зенитчиков, противотанковую артиллерию. Надо создать резерв…
Начальник оперативного отдела торопливо записывал в блокнот распоряжения командующего.
Начальник штаба обратился к Орленкову:
– Кого из офицеров можно сейчас же послать на ПO-2 – уточнить обстановку у Ладонщикова, а потом у Бутейко? Я откомандировал Белых.
– Все офицеры связи в своих хозяйствах, – пояснил начальник оперативного отдела. – Остались лишь мой заместитель Барущак, Степцов из отделения информации и метеоролог. Секретников не пошлешь… Сысоев вторые сутки – оперативным дежурным по штабу. От него требуют данных по изучению опыта передислокации марша и журнал боевых донесений, а он занят. Мы пропустили все сроки.
– Разрешите обратиться, товарищ командарм, – сказал Сысоев.
– Слушаю, – повернулся к нему командующий.
– Разрешите мне, после того как я составлю таблицу соотношения сил, выехать к Ладонщикову, а потом к Бутейко. Это необходимо, в частности, для уточнения некоторых данных по изучению опыта войны.
– Ты в здравом уме? – зло оборвал его начальник штаба.
Сысоев сам понимал, что не имеет права вступать в пререкания, но сейчас что-то заставило его продолжать, несмотря на поджатые губы Коломийца.
– Курилко не успел выполнить моего задания: не уточнил у раненого пленного из разведгруппы «Олень» систему организации и тактику их глубинной разведки. Оперативным дежурным можно оставить Винникова.
– Сысоев, ты еще не начальник оперотдела, – начал было начальник штаба. Но командующий жестом остановил его.
– Помнится мне, – сказал командующий, – что ты, Сысоев, узнав от пленного о прибытии на передовую офицера из «исторического кабинета» – органа военной разведай абвера, в котором изучается тактика и стратегия советского командования, – просил нас послать разведчиков в тыл врага, чтобы захватить этого офицера. Удалось его захватить?
– Никак нет! – отчеканил Сысоев, – не удалось.
– Почему?
Наступила пауза, после которой Сысоев сказал тихо и сдержанно:
– Все понятно, товарищ командующий.
– Что тебе понятно? – усмехнулся командарм.
– Сысоев наконец понял, – ехидно сказал Коломиец, – что офицер, участвующий в планировании операций, в частности – в составлении плановой таблицы боя, таблицы соотношения сил, графика взаимодействия всех родов наших войск, то есть основ нашей стратегии и тактики, и знающий все то, что мы знаем о противнике… Кто он, Сысоев? – требовательно спросил он.
– Находка для противника, – кивнул Сысоев, думая о своем.
– Именно. Об этом ты и раньше мог бы догадаться…
– В чем дело, Сысоев? – настойчиво, но не повышая голоса, спросил командующий. – Ты чего-то не договариваешь.
– Моя семья осталась перед войной в Очеретяном. В этом селе дивизия Бутейко будет через несколько дней. Хотел я войти в село с передовым отрядом…
– Так бы и сказал! Позвони комдиву от моего имени, пусть командир передового отряда на участке Очеретяное разузнает и сообщит тебе о семье. Георгий Васильевич, – обратился командующий к Коломийцу, – надо сегодня же взять офицеров из резерва. Не только на штатные должности в оперотделе, но и еще человек десять – пятнадцать, чтоб послать их офицерами связи в дивизии и передовые полки.
– Разрешите, товарищ командующий. – Это был снова Сысоев.