Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

* * *

У парапета набережной стояли Смородин и Адамян, смотрели на глыбистый серый лед. Алеша был мрачен.

– Не понимаю, чем ты недоволен, – говорил Женя. – Была «мина», так? Ее нет. Обезврежена. Сделано не совсем изящно, согласен, но…

– Суетимся мы, Женька! – перебил Смородин. – Значит, неправы!

– Ну знаешь, это в математике годится, в физике: «Формула некрасива – следовательно неверна». А в жизни…

– Зачем было красть? Ну Майданов – понятно: он сразу представил себе, что он майор Смекалкин в штабе генерала фон Дурке… А ты?

– А я его страховал…

– От слова «страх»! А чего нам бояться, Жень? Ну допусти, что новый директор – совсем не фон Дурке…

– Идеализм… Гляди, Колчин шагает.

Парень, которого мы видели в классе, но пока не удостоили персональным вниманием, тоже заметил их.

– Чего это вы делаете?

– Видишь, стоим. Воздухом дышим.

– И дома еще не были? – определил он по портфелям. – На пустое брюхо дышите? Не, я так не могу. Я сегодня два раза обедал: дома и у бывшей соседки. Ей однокомнатную дали, ну я и помог ей там барахлишко перевезти. Второй обед заработал и еще пятерку.

– Тимуровец, – усмехнулся Алеша. – Ладно, Колчин, иди. Жень, а нам, я думаю, в школу надо. По некоторым признакам, учителя там трубили сбор…

– Думаешь, насчет этого? А что мы можем сделать?

– Вы уже сделали! – взорвался Смородин. – Вы сделали так, будто Марине Максимовне есть чего стыдиться, вот ужас-то в чем!

И он пошел быстро, не оглядываясь.

Колчин между тем не спешил по своим делам.

– А чего случилось? – спросил он.

– У Мариночки неприятности, – вздохнул, поеживаясь на ветру, Адамян и последовал за другом. Колчин был заинтригован и решил тоже не отставать. Может быть, второй обед вызвал у него прилив сил, которым не было точки приложения, – только теперь нашлась…

* * *

Назаров барабанил пальцами по коже застегнутого желтого портфеля, водруженного на стол. Наискосок в кресле сидела Ольга Денисовна.

– Так вы говорите – Серафима Осиповна замяла бы…

– Да! Она вообще брала ее под крыло. Ей в этих Марининых вольностях мерещилось что-то от пушкинского Лицея. Красиво, я согласна. И все же Лицей хорош на своем месте и в свой век. Слегка образумить бы Марину на первом же году работы – не имели бы мы сейчас такого дела скандального… И программа по литературе не превращалась бы в тришкин кафтан…

– То есть?

– Ну это когда «одалживают» часы у одного писателя, чтобы посвятить их другому. Который сегодня больше вдохновляет Мариночку! А эти ее темы сочинений? Уж привыкли, не вмешиваемся. А как реагировать на жалобы отдельных учителей? Они говорят: ее популярность у ребят – за наш счет! Конечно, после ее дискуссий и спектаклей на обычном уроке сидеть скучно… Ну как быть? Есть такое понятие – стандарт образования. Не очень интересно звучит, но всеобуч, средняя школа обойтись без него не может…

Теперь Назаров слушал Ольгу Денисовну, шагая по кабинету. И вдруг резко повернулся к ней, перебил:

– Не знаю, зачем понадобилось назначать «варяга» вроде меня. Вот вы – разве не справились бы? Смотрите, пока я только задаю вам вопросы!

Она тонко улыбнулась сухими, точно гипсовыми, губами:

– Руководству виднее, Кирилл Алексеич. Здесь, видно, требуется мужская рука.

– Рука потяжелей, что ли? Которая не дрогнет? – Он поморщился. – Видите, я опять спрашиваю… Допустим, мы заслушаем эти магнитофонные записи на партбюро… Раз уж взяли их на свою голову… – Он вернулся к портфелю, открыл один замок…

Тут позвонил внутренний телефон и сказал грудным голосом Эммы Павловны:

– Кирилл Алексеич! Милости просим подняться в буфет…

– Зачем в буфет?

– Ну, все вас просят… тут у нас маленькое мероприятие…

Лицо Ольги Денисовны выразило осведомленность.

– Пойдемте, пойдемте, – сказала она. – Это дело такое – нельзя обидеть людей…

– Хорошо, – ответил он в трубку, недоумевая.

* * *

И вон они поднялись туда.

Так и есть – сдвинуто несколько столов, накрыто на двенадцать персон или вроде того; преподаватель электротехники буйнокурчавый Костя Мишин открывает бутылки.

– Просим, просим, – оживились учителя, стоявшие группками.

– А что такое, граждане? – спросил Назаров. – Сегодня на моем календаре ничего такого красного…

– Опечатка там! Врет ваш календарь и не краснеет! Сегодня День директора, – весело разъяснила учительница французского, гибкая брюнетка в серебристом платье.

– Кирилл Алексеич, это нормальная операция по сближению с начальством, – говорил, работая штопором, Константин Мишин. – У Симонова, помните? «Без глотка, товарищ, песню не заваришь»!

– Ну надо же отметить ваше назначение, – подхватила Эмма Павловна. – Чтоб все по-людски было, по-русски… Садитесь, где вам больше улыбается.

Марины не было здесь.

– Спасибо, товарищи. А кто инициатор?

– Так мы вам и сознались, – исподлобья глянула на него Эмма Павловна. Куда подевалась ее раздражительность, где следы той изнурительной борьбы, что вела она на уроке? Цветущая женщина во власти вдохновения, хозяйка стола…

Назаров оказался между Ольгой Денисовной и Алиной, которая сразу приняла на себя заботы о его тарелке.