Битва «тридцатьчетверок». Танкисты Сталинграда

Двоякие чувства обуревали Степана Никифоровича Стеценко. С одной стороны, он честно радовался, что остался жив. Чай не мальчик уже – на митингах горлопанить и рубаху на груди рвать. Нет, погибнуть он не боялся, но вот только предпочитал сделать это в танке, посылая в ненавистную гитлеровскую гадину снаряд за снарядом. И чтобы смерть его была подобна огненной вспышке от детонации боекомплекта танка.

Так погиб под маленьким украинским городком Дубно его командир, Иван Корчагин. Когда их пятибашенный тяжелый танк Т-35 подбили, капитан Корчагин остался прикрывать экипаж. Так он и стрелял, уже в огне, пока не взорвались последние снаряды в боеукладках пушек…

Самого старшину тогда спас молодой лейтенант, вот как этот зенитчик… Лейтенанта того звали Николай Горелов. У механика-водителя люк заклинило от деформации броневых листов, и командир передней малой орудийной башни Т-35 буквально вырвал старшину с того света…

Потом они вместе воевали под Москвой в танковой бригаде Катукова на мощном «Климе Ворошилове». За те бои и удостоились наград и звания гвардейцев.

А потом была растреклятая ржевская мясорубка – ледяной и снежный ад! Там и сейчас, летом 1942 года, шли ожесточенные бои. За каждый холм, овраг или сгоревшую деревеньку. Ну, а той зимой гвардии капитан Горелов погиб – таранил на тяжелом КВ-1 немецкий командирский танк «Панцер-III».

Так хотел погибнуть и гвардии старшина Стеценко – в танковом бою!

Но вот разменивать свою жизнь на утлой «полуторке» вовсе не хотелось! Не мог он на ней проявить весь свой опыт, вложить умения и знания в последний бой.

Тем не менее, вернувшись домой, он прятал взгляд от Варвары. Сам-то ей плел, мол, «на любом рубеже готов замертво лечь». А теперь что? Шкурник. Жить захотел…

Глава 4

Т-90 – крещение огнем с небес!

– Настало время нам прощаться… – сказала Варвара, вытирая скупые военные слезы уголком платка. – Люб ты мне стал, да видно – не судьба. Завтра эвакуируюсь на пароходе через Волгу, ну а там – дальше на восток, в Казахстан.

В эту ночь Степан Никифорович в последний раз был с ней вместе. А наутро они разошлись. «Дан приказ ему – на запад, ей – в другую сторону»…

Посадочных талонов на теплоходы было в ту пору уже не достать. Была жуткая давка, на пристани творилось что-то невообразимое. Всякий раз, когда пароход подходил к причалу, огромные толпы отчаявшихся людей брали его чуть ли не штурмом. Талоны ограничивали число людей на каждый пароход, но сдерживать толпы беженцев было почти что невозможно. Даже оцепление из солдат помогало мало. Очень часто пароходы отходили сильно перегруженными. Люди при посадках просто зверели, затаптывали слабых – стариков и детей. Однажды при отчаянной посадке накануне одна мать уронила грудного ребенка, и ее дикие крики никого не остановили: ребенок погиб под ногами толпы.

И таких мрачных случаев, которые предпочли забыть после Победы, было очень много. Но именно без них цена Победы была бы неполной. «Отлакированная» история, которая создавалась годами и десятилетиями, рассыпалась от живых воспоминаний ветеранов. Но от этого цена Победы не стала меньше – даже наоборот. Трагедии войны лишь подчеркнули героизм подвига советских людей и всех, кто был с ними в годы тяжелых испытаний.

Еще через несколько дней в жизни Степана Никифоровича Стеценко произошло два важных события: он получил лейтенантские «кубари», а на Сталинградском тракторном заводе завершились предварительные испытания зенитного танка Т-90. Параллельно с ними была выпущена опытная партия из десяти машин. И эта отдельная зенитная танковая рота была отправлена на передовую для прохождения войсковых испытаний.

– Поздравляю вас с первым назначением, товарищ гвардии младший лейтенант, – сказал конструктор, начальник Отдела специальных машин. – Конечно же, лучше бы вы остались и продолжили работы над опытными экземплярами зенитных танков – с пулеметным и даже с пушечным вооружением. Уверен – будущее зенитных средств в Красной Армии именно за такими машинами!

– Виноват, товарищ военинженер второго ранга, но я – солдат. А враг уже у ворот города.

– Понимаю-понимаю… Мы уже готовимся к эвакуации в Нижний Тагил. Там, я надеюсь, мы продолжим разработку вместе с Николаем Александровичем Астровым.

– Ясно. Ну, удачи вам! А я – на передовую. Пора врезать этим сволочам.

Командир зенитно-танкового взвода отдельной танковой роты гвардии младший лейтенант Горелов наблюдал в бинокль за приближающимся противником. Впервые зенитным танкам довелось принять бой не с пикировщиками Люфтваффе, а с наземным противником. Но таковы были превратности войны. Нужно было «латать» дыры в обороне, а не экспериментировать с тактикой. С высоты было видно, как густой цепью идут гитлеровцы, прикрываясь угловатыми «Панцерами». Чуть дальше двигались похожие на гробы бронетранспортеры «Ханомаг» Sdk-251 – они тоже могли поддержать гитлеровскую пехоту огнем своих пулеметов. А пулеметы у них были – ого-го!

Maschinengewechr-42 – новая модель «машины смерти». Около восьмисот выстрелов в минуту могла выпустить эта «пила Гитлера»! Так называли этот пулемет союзники, и не зря: его звук разрываемого полотна было последним, что многие из них услышали в этой жизни…

Армия генерала Паулюса была оснащена самым лучшим оружием в Рейхе, и на содержании Шестой армии не экономили. И со всем этим пришлось расправляться с русской прямолинейностью.

Танки и мотопехота вермахта катили по выжженной равнине, метр за метром, сокращая расстояния до линии окопов, где заняли позиции уже изрядно потрепанные части.

С закатанными по локоть рукавами кителей цвета «фельдграу», с серебристыми имперскими орлами, в пилотках, а не в стальных касках. Некоторые – так и вообще в одних майках с орлом на груди, заправленных в серые брюки. За короткими голенищами сапог – ножи или гранаты-«колотушки» с длинными ручками. Гитлеровские пулеметчики вели огонь прямо с плеча «второго номера» расчета, используя его как сошки для стрельбы.

Офицер прогулочной походкой шел по русской земле, помахивая щегольским стеком. На плече болтается пистолет-пулемет «MP-40», щеголеватый обер-лейтенант даже и не думал взять оружие на изготовку. Ведь это же грязные свиньи русские!.. Они же совсем не умеют воевать, а только драпают от победоносной германской армии!

С такими мыслями молодой обер-лейтенант и умер, когда поперек его груди хлестнула очередь раскаленного свинца. От ружейно-пулеметного огня строй немцев сломался, они сбивались в группки и становились легкими мишенями для залегших в окопах красноармейцев. Линия обороны озарилась вспышками дульного пламени. На флангах зло тараторили «Максимы», трещали «дегтяри» – «вторые номера» пулеметных расчетов едва успевали менять «тарелки»-диски с патронами.

И тут ударили танковые пушки «Панцеров». Наступление мотопехоты поддерживали немецкие «тройки» – Pz.Kpfw III Ausf. J с 50-миллиметровой пушкой KwK-38L/42 с длиной ствола сорок два калибра. Их беглый огонь прошелся по переднему краю нашей обороны, вызывая фонтаны разрывов.

Справа, неподалеку от позиции танка комвзвода Стеценко, располагался дзот. В его амбразуре зло тараторил «Максим», поливая наступавших гитлеровцев раскаленным свинцом. Пулеметчик бил длинными очередями: ствол с водяным охлаждением перегревался гораздо меньше, чем у «Дегтярей-пехотных». Но вот справа ухнул взрыв – прямое попадание! Степан Никифорович инстинктивно вжал голову в плечи, а когда огляделся, то вместо дзота образовалась дымящаяся развороченная яма. Оба красноармейца лежали, залитые кровью, возле искореженного «Максима».

Но в основном больших потерь это не вызвало. Пятидесятимиллиметровые снаряды гитлеровских танковых пушек имели гораздо более слабое фугасное действие, чем советские пушки калибра 76 миллиметров. И осколков немецкие снаряды давали значительно меньше. Кроме того, полевые укрепления, возведенные руками сталинградцев, не подвели – выдержали первый натиск врага. Недаром строились они почти полтора года.

Где-то здесь копала траншеи и ходы сообщения Варвара. Варечка… Где она теперь?… Успела ли эвакуироваться?…

Гвардии младший лейтенант Стеценко повел биноклем, осматривая нашу линию обороны. Держатся, родимые!

А угловатые «Панцеры» подползали все ближе, оглашая окрестности ревом двигателей и вонью сизых выхлопов сгоревшего синтетического бензина. Они вели заградительный огонь с коротких остановок, поливали наши окопы раскаленным свинцом спаренных пулеметов.

Наши пока молчали, ограничиваясь ружейно-пулеметным огнем – отсекали вражескую пехоту от танков. И это красноармейцам удалось: мотопехота Вермахта залегла, «гробы на гусеницах», броневики, тоже не спешили высовывать свои вытянутые морды.

Степан Никифорович огляделся: три танка его зенитно-танкового взвода были рассредоточены, врыты в землю и надежно замаскированы. Тактику танковых засад он усвоил еще суровой зимой 1941 года в судьбоносной битве под Москвой. И теперь использовал бесценный боевой опыт жарким огневым летом 1942-го…

Он снова перевел бинокль на поле: ну, еще чуть-чуть… Есть!

Первыми ударили дивизионы «сорокапяток». Вместе со старыми и надежными пушками образца 1937 года огонь по немецким танкам вели и модернизированные 45-миллиметровые пушки «М-42» образца 1942 года.

В начале 1942 года конструкторы артиллерийского завода в Мотовилихе провели модернизацию основной 45-миллиметровой противотанковой пушки образца 1937 года. Главной задачей модернизации было повышение бронепробиваемости. Ствол удлинили, а также разработали новый артиллерийский выстрел. В нем снаряд и гильза остались без изменения, а вес порохового заряда был увеличен. Это позволило повысить давление в канале ствола и увеличить начальную скорость снаряда с 760 метров в секунду до 870 метров в секунду. Бронепробиваемость под прямым углом к листу брони на дальности в полкилометра выросла до 61 миллиметра, а на дальности 1000 метров – до 51 миллиметра. Снаряды этих пушек без труда пробивали усиленную броню модернизированных немецких танков.

Вот и сейчас сразу две пятнистые угловатые коробки задымились, превратившись в мобильные крематории на пять арийских персон! Горите в аду, сволочи!

Но остальные танки, а вместе с ними и бронетранспортеры продолжили упрямо ползти к нашим позициям. По ним ударили уже не только пушкари-противотанкисты, но и расчеты противотанковых ружей. Конечно, пробить бортовую, а тем более и лобовую броню немецких «механических зверей» они не могли. Но вот изрядно попортить им «шкуру» тяжелые ружья Дегтярева и Симонова были вполне способны.

Немцы тоже огрызались огнем, и теперь – уже более прицельно. Несколько разрывов 50-миллиметровых снарядов накрыли позиции «сорокапяток».

Гвардии младший лейтенант Стеценко переключил рацию на прием:

– Внимание, по фашистской гадине, короткими очередями – огонь! – Стеценко и сам взялся за маховики вертикальной и горизонтальной наводки и нажал на педаль спуска.

У «спарки» пулеметов «ДШК», установленной в башне зенитного танка Т-90, режим огня был только автоматическим. Можно было еще вести огонь только из одного ствола – правого. Но сейчас работали оба пулемета. Бледно-огненные в свете дня росчерки крупнокалиберных пуль полетели в цель. Они не могли ранить – только убивали. Пятидесятиграммовые «болванки» на скорости более километра в секунду отрывали руки, ноги, головы, пробивали по нескольку немецких пехотинцев сразу, разрывали арийцев пополам! «Мясной фарш по-рейнски» – хорошо идет под баварское пиво…

По наземным целям командир танка целился с помощью телескопического прицела «ТМФП» и довольно уверенно. Степан Никифорович видел, как переламываются пополам и падают в пыль серые фигурки гитлеровских пехотинцев.

Очереди двух зенитных танков скрестились на одном из немецких броневиков. Пехота из его боевого отделения уже выгрузилась, так что все пули достались механику-водителю и стрелку-пулеметчику. От превращения в фарш их не спасли ни наклонные бронелисты, ни бронещиток пулемета – для русских пуль калибра 12,7 миллиметра это было все равно, что фанера.

Сосредоточенный огонь уцелевших пушек, пулеметов и огня пехоты заставил немцев отойти на исходные позиции. Поле перед советскими окопами было сплошь усеяно телами в мышиного цвета мундирах, чадно горели фиолетовым пламенем эрзац-бензина два подбитых танка и изрешеченный броневик.

– Отставить стрельбу! – приказал Степан Никифорович.

Он снял два отстреленных тридцатизарядных диска, поднатужившись, переложил их в боевое отделение. А из укладки достал пару увесистых дисков с патронами. Проклятые «тарелки» никак не хотели становиться на пулеметы, пришлось долбануть по ним прикладом «ППШ» из боеукладки. Только после этого лязг и громкий щелчок возвестили, что барабан надежно встал на штатное место. Таким же образом был установлен и второй барабан. Степан Никифорович резко дернул за стальной тросик перезарядки, досылая патроны в патронники. После вытер пот со лба: в одиночку перезаряжать «спарку» крупнокалиберных пулеметов было очень тяжело.

– Так, славяне, а вот теперь готовьтесь – сейчас попрут самолетами давить! – снова связался со своими танкистами комвзвода Стеценко.

Он был абсолютно уверен в своих словах – успел убедиться за почти что полтора года войны. Гитлеровцы действовали шаблонно: если с ходу не удалось взять укрепленный рубеж, они вызывали артиллерию или авиацию и ровняли обороняющихся бомбами или тяжелыми снарядами. Сейчас их артиллерия была на марше, и, скорее всего, следовало ждать «лаптежников». А вот тут-то зенитные танки себя и покажут! Существовал еще один, крайне неприятный для гвардии младшего лейтенанта Стеценко вариант: гитлеровцы могли подтянуть и самоходки. И тогда его зенитные танки уже ничего не успеют сделать.