Хранитель подземелий

– Брат. Младший.

– М-м-м… А где он сейчас?

Глоддрик с полминуты буравил взглядом потолок, точно пытался найти брата среди гнилых досок и паутины.

– В Силгоре. Столице Аргои.

– Он тоже служит в армии?

– Нет. Он писатель.

– Как зовут-то его?

– Ревиан. Он взял себе фамилию Гувер.

– Неужто? Да быть не может! – воскликнула Аста, – твой брат – тот самый Ревиан Гувер? Да даже здесь, на Севере, о нем многие знают. Я слышала, он собирается посетить Север и написать книгу о войне. Как он?

– Не знаю. Мы не виделись почти двадцать лет.

– А, – усиленно соображая, что сказать, Аста вдруг спросила, – ну, а тебя на родине-то ждет кто? Женщина есть?

– Была…

– Не дождалась?

– Умерла.

– Сочувствую, – Асте вконец стало неловко, – надеюсь, в Йорхэне она счастлива.

Глоддрик безмолвствовал. Аста приготовилась извиниться за свою навязчивость, как вдруг ганраец ее опередил неожиданным вопросом:

– Аста, к чему ты стремишься? Чем хочешь жить?

– Ну, – теребя подол сарафана, северянка рассудила, – как у большинства, полагаю. Выйти замуж, растить детей, прожить безмятежную, однообразную, но счастливую жизнь на родине, – Глоддрик одобрительно кивнул, хотя его лицо оставалось каменно-спокойным, – знаешь, я хотела бы посвятить жизнь помощи людям. Лечить их, роды принимать, не знаю… Помогать найти связь с высшими силами.

– Стать друидкой?

– Ну, должен же кто-то в деревне этим заняться, когда деда не станет.

– Ясно.

– А что насчет тебя, Глоддрик? Что важнее всего для тебя?

– Союз, – без раздумий ответил тот, кого вся деревня почитала за богомерзкого человека, – и люди, живущие в нем.

– В том числе и мы, северяне?

– Я сказал, все его жители.

– И ради этого ты пришел сражаться с нами. Ради будущего Союза, – ее подмывало желание сказать, что северяне выбрали свое будущее сами, а заставлять их оставаться в Союзе – насилие чистой воды, но передумала – она хотела понять Глоддрика, а не навязать ему свои мнения.

– Суть Союза в единстве, – ответил Глоддрик, – по одиночке нас перебьют те же равшары. Если сами не перережем друг другу глотки.

– Подумаешь, равшары! Этих голодранцев даже самый хилый сын Севера положит с сотню.

Глоддрик уставился на нее мигающим взглядом, что мгновенно протрезвило девушку от всплеска бурных фантазий.

– Надеюсь, тебе никогда не придется узнать этих голодранцев по-настоящему.

Аста потупила взгляд. Она оставила все надежды, что сумеет пробить брешь в толстой коже этого человека. Возможно, некоторым людям не дано пускать других в свою душу – пришла в голову ей мысль. Ее сердце обливалось кровью от одного взгляда на него.

Глоддрика распирало желание рассказать ей все. Поведать о том, как он воевал с равшарами, как попал к ним в плен. О том, что ради своего спасения, ему пришлось связаться с темной силой подземелий Азрога, что сделало его раз и навсегда Ганрайским Демоном, красноглазым альбиносом, лишенным рассудка. Эта сила сделала из добродушного парня, защитника границ своей страны, безумца, которому невыносимо жить без битв. Рассказать о том, что это он убил свою возлюбленную, принеся ее в жертву ради безопасности Союза. Что он бросил своего брата, превратившись в Ганрайского Демона, боясь, что навлечет на него несчастья, хотя обещал матери никогда не покидать его. Сказать ей, что он утратил всю веру в себя, отдавшись злому року судьбы – Ганрайскому Демону нет места в мирной жизни. О том, что он мечтает лишь о том, чтобы отдать все последние силы служению Союзу, а затем умереть славной смертью в кровопролитной схватке за будущее своей страны, чтобы потомкам никогда не приходилось брать в руки меч. Сказать о том, что он все бы отдал, чтобы стать таким же, как она и ее соседи, жить безмятежной жизнью.

Но он не решился сказать даже о том, что следующим днем навсегда покинет эти края.

– Отправляйся спать, Аста. Я растоплю печь.

Девушка поплелась стелить, оставив Глоддрика предаваться размышлениям о том, насколько он никчемен во всем. Во всем, кроме сражений.

***

Следующим утром Глоддрик незаметно, пока Аста еще предавалась снам, собирал пожитки в дорожный узел. Воину было не по душе и дальше обременять селян, которые, в большинстве своем, были ему не рады, своим присутствием. Когда же он вскинул перевязь с мечом за спину, с улицы донеслись крики.

Тем временем у хижины старого друида происходил оживленный разговор.

– То есть как – нечем платить? По-твоему, мы все это время вас крышевали бесплатно?

– Да нет же, ребята, приходите хотя бы спустя неделю, и все…

– С нас достаточно пустых слов, старый кусок дерьма! Гони дань – или пожалеешь, что на свет родился.

Щуплая фигура старого северного шамана стояла напротив троих дородных мужей. Один из них, с густой рыжей бородой и в рогатом шлеме носил за спиной двуручный топор, другой же, ниже ростом, но более широкий в плечах, опирался на облезлое древко алебарды, третий же, веснушчатый рыжий молодец, крепко стиснул рукоять кинжала.

– Но из-за войны перекрыты все пути в города! – вскричал друид, – у нас не было ни малейшей возможности вести торговлю, смилуйтесь, господа! Не желаете ли, мы вам отплатим тем, что сумели вырастить?

Рыжебородый ткнул в грудь старика так, что тот едва не упал навзничь.

– Оставьте гребаную еду себе, землепашцы недоделанные. Атаман ясно сказал – он увидит либо кошель, набитый золотом, либо твою седую голову.

Друид поднял посох, но не для того, чтобы волшбой изничтожить воров и насильников, а лишь в инстинктивном жесте, пытаясь закрыть голову от возможного удара.

– Вы же тоже люди! Неужели вы так просто возьмете и убьете…

– Заткни пасть, отродье! – веснушчатый пнул ногой старика в грудь, а затем ногой же выбил у упавшего деда из рук посох, – придется-таки его немного укоротить. Хоть какое-то назидание будет этим трутням, в следующий раз…

Договорить он не успел. Из-за плетня показался альбинос с горящими неистовым огнем алыми очами. Спустя мгновение землю обагрила кровь, а мозги юноши растеклись по земле из расколотого надвое черепа. Рыжебородый встрепенулся и снял со спины топор, но увернуться от удара локтем в висок Глоддрика не успел.

– Это ж Ганрайский Демон, – обреченно сказал тот, что с алебардой.