Жизненные откровения. Сборник рассказов

– И все на халяву, – спросил Чубатый.

– И все на халяву, – подтвердил Эдуард.

Такая новость совсем подкосила Тимохин разум и, давясь слюной, он спросил:

– А как же ты оттуда уехать-то смог?

Эдуард ненадолго задумался, так как Тимохин вопрос мог ввести в задумчивость любого трезвомыслящего человека.

После минутной паузы Эдуард произнес:

– А ты думаешь, что я там все время в отрубе находился?

– Ну не в отрубе, конечно, а под хорошим шафе, – ответил Тимоха.

– Даже под хорошим шафе мне там быть не хотелось, – твердо заявил Эдуард, – да разве будешь напиваться, когда вокруг тебя полуголые красотки томятся.

– Это как это томятся, – проявил интерес Бычаркин.

– А так и томятся, что лежат себе под солнцем, да на мужиков пялятся, – ответил Эдуард, – а еще подворачивают для обзора свои выпирающие прелести.

– Да, устоять тут непросто, – вздохнул Палыч.

– Но отказываться от интима тоже не резон, – заявил Тюлькин, – обозрел объект и вперед.

– Да кто бы спорил, – поддержал его Чубатый, – Эдуард – парень не промах, с женщинами обращаться умеет. Верно, Эдуард?

– Отпираться не буду, красивых женщин ценю и не пропускаю, – выпятив грудь, заявил Эдуард.

– А вот тут поподробней, – предложил Тимоха.

– Вечером на дискотеке познакомился я с одной чернявенькой. Глазищи – во, грудь – во, – показал слушателям Эдуард, – сбежали мы с ней на пляж, а там под шелест волн и прощупали друг друга по полной программе.

– Что, так сразу и дала, – удивился взбодрившийся Палыч.

– Ну почему сразу, немного покочевряжилась, а потом и разомлела под моими ласками, – сообщил Эдуард.

– Да, повезло тебе, паря, – не то с поощрением, не то с завистью выдохнул Палыч.

Вздохнешь тут, если из памяти Палыча напрочь вылетел момент, когда он последний раз лазил на свою любезную Анну Спиридоновну.

– Ну, а дальше что, – поторопил Эдуарда Тюлькин.

– А на следующий день при свете она мне разонравилась, и я нацелился на другую, – продолжил Эдуард, – та была голубоглазой блондинкой, ноги от ушей, талия как у осы, а губки. Мужики, не губки, а алые бантики под греческим носом.

При этом мужики, не сговариваясь, начали давиться обильным слюновыделением, но уши свои навострили еще больше.

– С ней мне пришлось повозиться несколько дней, – продолжил Эдуард, – и все эти турки. Они толпами ходили за блондинкой, напевая ей в уши свои слащавые признания.

– Да, – поддержал Эдуарда Тюлькин, – мне тоже пришлось с турками из-за женщины бодаться.

– Ничего себе тихарила, – воскликнул Чубатый, – что-то раньше ты нам не рассказывал о своих подвигах.

– Да, просто, случая не представлялось, – взбодрившись, сказал Тюлькин, – а турки до наших женщин, ой как, охочи.

– До наших женщин все охочи, – поддержал его Бычаркин, – нигде в мире таких красавиц не найдешь.

– В других странах женщины тоже ничего, – возразил ему Пафнутий.

И тут на Пафнутия озлобились все мужики.

– Заткнись, Пафнутий, – заорали одни.

– Ну и езжай в другие страны, – посоветовали другие.

Пафнутий впервые в жизни пожалел о том, что неосмотрительно вступил в дискуссию.

Выручило его появление Тимохиной жены.

– Опять баб обсуждаете, – воскликнула она, перекрыв своим дородным телом гаражную дверь.

Возникла минутная пауза, после которой Эдуард, по праву хозяина, предложил:

– Анфиса, милости просим за наш сервированный стол.

– Спасибочки, но нет времени с вами тут рассиживать, – сбавив тон, произнесла Анфиса.

– Радость моя, – заворковал Тимоха, – а ты все же присядь, да попробуй заморской водочки. Она, говорят, для женщин очень даже полезная.

Информация о заморской водочке заинтересовала Анфису и она согласилась:

– Ну, разве только на минутку.

Ее усадили за накрытый стол и придвинули стакан с турецкой водкой.

Анфиса взяла стакан, понюхала его содержимое и произнесла:

– Самая настоящая анисовка. Мой отец любил анисовку делать.

Сказав это, она отпила два глотка, скривилась и отметила:

– Нет, у отца лучше получалось.

Мужики переглянулись и стали собираться по домам.

За хорошее обращение Анфиса разрешила им выпить на посошок.

Вот ведь какие русские бабы. Не только красивые, но и душевные.