Нечаянная радость. Христианские рассказы,сказки, притчи

А вот уж апрель – зажги снега, заиграй вражки, сипит да дует, дело бабам сулит, а мужик глядит, что-то будет.

Матушка вся в заботах, куличи печёт и яйца красит. Скоро для всего христианского мира праздников праздник придёт, день, когда распятый Христос, смертию смерть поправ, воскрес из мёртвых.

В Чистый четверг, день перед распятием, всем надо в жаркой бане попариться, смыть свои грехи и после всенощной службы принести из церкви горящие свечи и выжечь святым огнём кресты на дверях и потолках своих домов.

– Этот святой крест, Илюша, для сатаны и злых духов – смерть смертная, – перекрестилась Ефросинья, а про себя горестно подумала: «Эх, кабы я это до Илюшиного рождения знала, не сунулся бы сюда змей окаянный и не испортил бы сына моего…»

– А правда ли, что Христос воскресший сейчас по земле ходит?

– Истинная правда, Илюша, – широко и торжественно перекрестился отец, – а сатана, враг рода человеческого, до самого Вознесения Христова в аду ничком от страха будет лежать и не шелохнётся.

– А вдруг Христос к нам придёт? – тихо спросил Илья.

– Что ты, Господь с тобой! – испуганно вскочили с лавки отец с матерью. – Слова-то какие дерзостные говоришь! А дерзость страх Божий из души изгоняет.

– Да чего вы испугались-то? – удивился Илья.

– Ага, «чего»! – рассердился отец. – Ну, придёт Он, положим, глянет на нас, убогих, светлыми очами и скажет строго: «Вот вы где, грешники, тараканами затаились! А ну, выходи на суд!»

– Да какие же вы грешники? – удивился Илья. – Не убили, не украли, не обманули ни одной души.

– Что ты, что ты, Илюша! – машет руками мать. – Безгрешен только Бог и Ангелы Его. Мы же грехами, как куры перьями, утыканы.

А вот уж кукушки и сизые галочки в дремучий муромский лес прилетели. Пробудили своими криками небесного Илью Пророка и отдали ему райские ключи. Седой Илья, громыхая, отпер ими небо, и хлынули на землю майские дожди. Живая эта вода смыла и утопила с лица земли всё злое, мерзкое, греховное и напоила её божественной влагой.

И вновь, как в первый день создания, стала земля молодой, пахнущей травами красавицей. Видно, недаром при крещении людей в Святую воду окунают. Только она сможет смыть с души все прежние грехи и возродить к новой, чистой жизни.

В начале мая, оглушённый пением тысяч невидимых в ночи соловьёв, Илья, блаженно зажмурившись, думал: «Нет, ни в заморских странах, ни в славном Киеве таких певцов не слыхали. Только в Муроме такая радость живёт».

А вот уж лягушка квачет – овёс скачет, комары зазвенели, скоро огурцы сеять. Вокруг Мурома нежно-зелёные ковры расстелились.

– И муравы такой духовитой нигде нет, – выглядывает в отворенную дверь Илья, – недаром, видать, Муром наш Муромом назвали.

Лето в зелёном сарафане по весенним разливам на челноке приплыло. Святая Троица тихо с неба спустилась, и теперь все три богоносных Ангела в каждом доме незримо за столом отдыхают.

Кузнечики на жаре расцокались. Всем лето пригоже, да макушка тяжела. Скотина, задрав хвосты, по полям носится – оводы-аспиды заели. На зелёные июльские луга Козьма и Дамиан пришли – все на покос пошли.

На Казанскую Божию Матерь Ефросинья из лесу черницы[3 - Ч е р н и ц а – черника.] в лопушке, как когда-то Улита, Илье принесла. Грустно улыбнулся Илья и сказал чуть слышно:

– Пошли, Господи, счастье рабе твоей Иулите и… рыжему, конопатому суженому её.

А они будто услышали и на Ильин день пришли Илью с Днём Ангела поздравить. А он им обоим, нежданно для себя, так обрадовался – до сумерек из избы не отпускал.

А в полях уже хлеб заколосился.

– Кукушек чего-то не слыхать.

– Да они, Илюша, житным колосом подавились, – смеётся отец, – столько хлебу уродилось, прямо беда.

– Эх, не могу я тебе помочь, батюшка…

– Не кручинься, сынок! Столько добрых людей мне подсобить обещались – не счесть. Будем зимой с хлебом.

А вот Борис и Глеб – поспел хлеб. Все, даже дети малые, в поле. Один Илья в избе. Задумчиво крутит меж пальцев второй узелок на бечеве от креста, на то место настороженно поглядывает, где в прошлый раз святой Глеб стоял. Вдруг в свой день придёт и спросит: «Ну, Илья, усмирил ли гордыню свою?» Что ответить?

В тревожном ожидании день мимо прошёл. Только ночью Илья вздохнул с облегчением: не надо пока ответа держать, не готов ещё…

Осенины в яркий сарафан землю вырядили, и настало бабье лето. Полетели неведомо куда, на тёмные воды или прямо на небо, журавушки, стрижи и касаточки, а ласточки, сказывают, сцепившись ножками, в реках и озёрах от зимы прячутся.

– Всякому лету аминь, – вздохнула Ефросинья, – и у нас похороны на дворе.

– Да ты что, матушка! Какие похороны?

– Да не пужайся, Илюша, тараканьи. На-ка вот, выдолби в репке серединку. Мы в неё мух уложим и тараканов, сколь наловим, и будет им в этом гробу смерть на всю зиму[4 - В Древней Руси верили, что эти «похороны» изгонят из дома всех мышей, клопов и тараканов.].

– У этих горе, а у коров праздник – быки в гости пожаловали, – озорно щурится отец. – На весь Муром ревут от радости.

Листопад октябрьскую хлябь засыпать торопится, чтобы Божья Матерь свой небесный покров не на грязь постелила. И когда в октябре Илья будто впервые увидел чудесное, блистающее на траве небесное покрывало, а на нём серебряную, от инея сверкающую иву, со страхом перекрестился, решив, что это сама Богородица во дворе стоит.

Торопливо вытирая нежданные слёзы, глядел могучий Илья на это чудо и шептал:

– Матушка, матушка моя! Жизни за тебя не жаль…

Ещё несколько долгих лет минули. Илье уж тридцать. Борода густая, тёмная, плечи богатырские, а в глазах свет, покой и мудрость. Эх, кабы ноги его каменные такими же податливыми стали, как душа. А душа его за эти годы много к Богу подвинулась.

Тёплый августовский сумерек на порог тихонько присел, в избу осторожно заглядывает, а войти боится. Там смоляная лучина потрескивает, она сейчас в доме хозяйка.

Матушка с отцом ушли в церковь. Сегодня светлый праздник – Преображение Господне, а Илья сидит под образами и задумчиво глядит на маленький, тёплый огонёк, и вот он уже не здесь, на постылой лавке, а там, за далёким морем, в горах…

«И по прошествии дней шести взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна и возвёл на гору высокую особо их одних, и преобразился пред ними: одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить.

И явился им Илия с Моисеем и беседовали с Иисусом.

При сём Пётр сказал Иисусу: «Равви! Хорошо нам здесь быть, сделаем три кущи: Тебе одну, Моисею одну и одну Илии».

Ибо не знал, что сказать, потому что они были в страхе.

И явилось облако, осеняющее их, и из облака исшёл глас, глаголющий:

– Сей есть сын Мой возлюбленный, Его слушайте.

И, внезапно посмотревши вокруг, никого более с собой не видели, кроме одного Иисуса.

Когда же сходили они с горы, Он не велел никому рассказывать о том, что видели, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мёртвых.

И они удержали это слово, спрашивая друг друга, что значит: «воскреснуть из мёртвых»[5 - Евангелие от Марка.].

Внезапно в тишине громко скрипнули ступени, и кто-то сказал из-за двери: