Матильда

Рейнгольд какое-то время стоял в раздумьях, опершись на рукоять топора, а потом изрёк, оглашая свою волю:

– Ты прав, кто бы ты ни был, я не убью тебя. Соберите всё, что есть ценного на корабле, а его прикуйте к обручу драконьей самки. Когда она проснётся, ей будет, чем утолить свой голод.

– Милорды, вы не понимает, что творите. Со мною нельзя так поступать! Ведь я последний Всадник, последний! Драконы бесценны! – кричал Карл Густав приковывающим его цепью к железному обручу вокруг яйца морским разбойникам. Но Военный вождь уже покинул каюту.

Четыре оставшихся пиратских галеры выстроились в линию напротив дромона со сложенными на палубе труппами павших и огромными яйцами в каюте под баком, вместе с несчастным пленником. Лучники четырёх Драконов готовили стрелы с намотанной горящей паклей, воздавая последнюю честь павшим соратникам и храбро сражавшимся врагам и принося жертву Каргарону, чтобы в следующий раз он не был так жесток к своим детям.

– Ты вождь, но я бы оставил яйца себе. Если идея с армией драконов тебе не по душе, их можно просто продать…

– Ты сделаешь так, брат мой, когда займёшь моё место, – перебил Хагарда Рейнгольд. – Если мы продадим эти яйца своим врагам – а у нас, к сожалению, нет друзей за границами архипелага – то тем самым дадим в их руки смертельное оружие. И все клятвы, которые мы возьмём с них, не будут стоить даже яичной скорлупы. Если же оставим себе, то никто из нас не сможет управлять ими.

– Это сможет сделать Всадник.

– Но кто будет контролировать его? Нет, Хагард, не искушай меня. Драконы пришли из мира тёмных мифов и легенд, пусть же и остаются там, не нарушая равновесия в Серединном мире. Он ещё не готов к их появлению.

Взяв в руки высокий дальнобойный лук, Рйнгольд сделал первый выстрел и тогда сотни горящих стрел вонзились в покачивающийся на волнах мёртвый корабль. Каждый из воинов отдавал дань павшим, славя Бога за проявленную милость, и горящие стрелы жадно впивались в просмоленные доски, а пламя уже нежно облизывало борта.

Объятый пламенем дромон горел погребальным костром, и дым расползался по безоблачному небу жирным пятном, хорошо видным издалека. Крепления, державшие мачты перегорели, и огромные деревянные столбы рухнули на горящий корабль, сокрушая его. В рёве огня не было слышно воплей несчастного Всадника, но Рейнгольду вдруг показалось, что он слышит неистовый крик, толи рёв разбуженного чудовища, толи вопль испуганного существа, донёсшийся до него из огненного ада. Объятое пламенем судно начало рассыпаться и то, что не сгорело и не ушло на дно плавало сверху в виде обгоревших досок. Но это уже не интересовало Военного вождя. Отдав приказ поднять якорь, он готовился отправиться к родным берегам, когда кто-то из воинов соседнего Дракона, а потом и на его корабле заметил в сгущающихся сумерках барахтающееся нечто.

«Серебряный Змей» на вёслах подошёл ближе и в свете опущенных к самой воде факелов взорам изумлённых островитян, предстало крылатое чудовище размером с трёх месячного телёнка. Зацепившись когтистыми лапами за мачту, оно вылезло на подгоревший брус и тогда стало заметно, что обруч, прикреплённый к яйцу, застрял на его теле между передними и задними лапами. Что-то тянуло зверя на дно и, нырнув, он появился уже с обугленным телом несчастного Карла Густава Младшего.

Перевалив труп через мачту, зверь с остервенением принялся рвать его зубами, проглатывая куски человеческой плоти. Кровь спеклась и уже не текла, вываливаясь из брюшной полости чёрными сгустками вместе с кишками незадачливого Всадника. Всю свою жизнь он готовился служить драконам, не предполагая, что судьба отвела ему такую незавидную роль.

– Прикажи убить эту тварь! – не сдерживая отвращения, воскликнул Аарон, доставая стрелу, но Рейнгольд остановил его, сурово глядя на своих приближённых:

– От судьбы не сбежать. Пока дракон занят своим прокопченным ужином, отловите его сетями, и прикуйте к мачте. Только, братья, не называйте больше девочку тварью – её зовут Матильда.

***

Весть что «Серебряный Змей» пленил дьявола, разлетелась по Железным островам даже раньше, чем оставшиеся Драконы вошли в гавань Змеиного. Одного из двух главных островов архипелага, на котором была резиденция Военного вождя, имел вытянутую извивающуюся форму и, хотя ник-то не видел его сверху, об этом можно было судить по изгибам берегов.

Семь дней пути от места битвы до Железных островов новорожденный дракон провёл прикованным к мачте. Время от времени он кричал почти по-человечески, высоким тоскливым воплем распугивая чаек, что кружили над кораблём. Иногда чудовище принималось бить украшенным костяными шипами хвостом по палубе с такой силой, что доски начинали жалобно прогибаться, угрожая выскочить из пазов. Кормить его было нечем и потому, ему скармливали труппы умерших от ран немногочисленных пленников. Появление драконьей самки не было чем-то обычным и подстрекаемый Вороньим Клювом Мильгрем, верховный вождь Железных островов в тот же день назначил Рейнольду встречу в своём дворце.

Назвать дворцом это занимавшее немалую площадь массивное здание из почерневших брёвен назвать было сложно, то был огромная башня с бойницами и смотровой площадкой наверху, состоявшая из одной комнаты, под высоким прокопченным потолком которой висела большая почерневшая от копоти деревянная люстра, с подсвечниками для двадцати толстых свечей. Сейчас у противоположной входу глухой стены стоял уставленный яствами длинный стол, за которым сидел Мильгрем и его ближайшее окружение, вершившие судьбы жителей острова.

– Я прибыл по зову твоему, Владыка, – обратился к нему Рейнгольд с почтительным полупоклоном.

– Ты ушёл в поход, взяв десять Драконов, когда луна набрала половину своего серпа, сейчас она идёт на убыль. Ты говорил, что это будет самый удачный поход за все времена и золота, которое ты обещал привести из набега, должно было быть столько, что его хватило бы для постройки тысячи новых кораблей и вооружения всех жителей. Ты вошёл в гавань утром, сейчас скоро ночь, но я не вижу ни золота, ни драгоценных камней. Как не вижу я и половины ушедших с тобой Драконов, – сурово глядя на него начала Владыка. Хотя на архипелаге был календарь, разбивший год на девять месяцев чередовавшихся по сорок и сорок одному дню, многие продолжали исчислять время по лунному циклу.

– Я привёз дракона, владыка, настоящего дракона, и когда он вырастет…

– Ты привёл дьявола на нашу землю, – перебил его Верховный Жрец. – Дьявола, который накликал на нас беду.

– Даже если мы позволим дракону жить среди нас, значит ли это, что с его помощью ты собираешься завоевать новые земли?

– Со своим драконом я завоюю не клочок прибрежной земли, а покорю весь Серединный мир, – ответил Рейнгольд внешне спокойно, но глаза сверкали мрачным огнём. Не скрыв удивления, Мильгрем покачал крупной головой с копной чёрных как смоль волос, схваченных обручем островерхой короны, в которой часто поблёскивала седина и, отпив из серебряного кубка хмельного эля, пролившегося на его волосатую грудь, произнёс:

– Твой дракон? Ты говоришь так, словно уже Владыка Железных островов, но пока ты лишь Военный вождь, не оправдавший возложенных на тебя надежд. Ты привёз к нам дьявола, кормишь его человеческим мясом и мечтаешь захватить мир. Ты безумец, Рейнгольд если думаешь, что я позволю тебе уничтожить, то, что я создавал всю свою жизнь. Глупец, который пытается выставить своё поражение громким триумфом. Когда я узнал, про потерю половины кораблей и двух сотен лучших своих воинов, то хотел лишь твоей крови. Но что значит твоя жизнь в сравнение с нанесённым уроном? – Лицо Владыки покраснело; его голос гремел в опустившейся тишине, а глаза гневно сверкали, казалось, сейчас из них вырвется молния и сожжёт Рейнгольда дотла. – Я даю тебе последний шанс хоть что-то исправить: избавься от богомерзкого чудища и верни мне мои корабли.

– Как тебе будет угодно, Владыка, – внешне спокойно произнёс Рейнгольд, хотя внутри него всё клокотало от незаслуженного оскорбления. Он также как и все рисковал жизнью во время захвата Дромона и разве его вина, что Каргарон оставил ему жизнь? Развернувшись, он вышел из замка, и Вороний Клюв произнёс, с трудом скрывая явное неудовольствие:

– Он не вернётся. Ты неоправданно милосерден Владыка к тому, кто совершил тяжкий грех, за который другого уже давно бы лишили жизни, и кто открыто заявил о претензиях на твой трон.

– Ты недооцениваешь меня, Хранитель. За Рейнгольдом стоят преданные ему воины, что лишь на словах подчиняются мне – клан Змея поддержит его, да и многие другие. Междоусобная война это то, что меньше всего нужно сейчас, когда впервые за долгие годы все островитяне едины как никогда, напуганные общей бедой. Если он не вернётся то, поставит себя вне закона: он больше не будет героем, а станет преступником, которого начнут травить все и всюду. Наши враги, за то, что он кранобородый, а наши друзья, за то, что стал изгоем. Я его изучил так, как не знает он себя сам; Рейнгольд никогда не избавиться от этой твари, которую зовёт человеческим именем, а значит не найдёт он и денег на новые корабли. И когда он вернётся, а он обязательно вернётся, вот тогда мы и сможем предать его смерти, не преступая закон.

Едва утро окрасило багрянцем скалу утёса нависшего над бухтой, «Серебряный Змей» отошёл от причала, вспенивая вёслами морскую гладь. Рейнгольд заменил косые паруса, которым порядком досталось от ветра и вражеских стрел во время минувшего похода. Теперь они были чёрного цвета и, хотя это являлось дурным знаком и сулило беду, для молодого вождя значило лишь то, что он рискует всем. И вдруг крики петухов, прочищающих горло на насестах, заглушил отразившийся от воды рёв самки дракона прикованной цепью к мачте корабля и окрестные псы, вначале завыв от ужаса, огласили округу неистовым лаем своей бессильной злобы.

***

Градираль, столица Ахерона изнывал от зноя. Хотя было ещё начало лето, солнце весь день нещадно палило, раскаляя дышащие жаром камни крепостных стен, брусчатку улиц, крыши домов и казалось, густел не только воздух, а даже кровь в человеческом теле. Было так жарко, что всё живое пыталось укрыться в тени, лишь шустрые ящерки совсем не замечающие этого, грелись, а точнее ужаривались на камнях. Северным краем Ахерон лежал на побережье Азгорского моря, южной же расширяясь, уходил в Нимейскую пустыню, что по слухам упиралась в огнедышащий ад, разверзнувшийся в чреве земли.

Судно с чёрными парусами вошло в изогнутую полумесяцем гавань порта, где у причальной стены пришвартовались десятки торговых галер разных государств. Это была нейтральная земля и непримиримые противники на время пребывания в гавани вынуждены были сосуществовать мирно, а потому Дракон с Железных островов не вызвал здесь настороженности. Даже самым свирепым разбойникам нужно было где-то пополнять припасы, закупать провиант и товары, которые не встречались в их землях. Возможно, это казалось аморальным, но каждый старался выживать, так как он умел, не видя беды в таком вот содействии. Единственным условием пребывания в городе, за которым пристально следили городские стражи, являлось отсутствие оружия у сошедших на берег корабельных команд. Городские власти старались поддержать статус мирного города, и нарушителей правила ожидало строгое наказание, от крупного штрафа до водворения в подземелья местной тюрьмы.

На сегодняшний день этот город являлся единственным местом в Серединном мире, где можно было выкупить свой товар или обменять пленников. Всё захваченное пиратами в акватории Азгора рано или поздно появлялось на рынках Градираля и купцам нередко приходилось платить дважды за один и тот же товар. Говорили здесь на нескольких диалектах – специально придуманных мудрецами языках вобравших в себя слова из наречий основных государств Серединного мира. И хотя за чертой города этим языком практически не пользовались, здесь он давал возможность общаться между собой людям разных народов без помощи переводчика.

– У вас траур, Мастер? – спросил сошедшего на берег Рейнгольда портовый матрос, получая мелкую монету – оловянный обол – за намотанный на кнехт швартовочный трос. Хотя « Серебряный Змей» не шёл в военный поход, бороды его моряков были всё так же выкрашены в красный цвет, в силу традиций и военного форса.

– Мой корабль попал в сильную бурю и прежним парусам изрядно досталось.

– Ты видно издалека Мастер? В здешних краях давненько не было серьёзных штормов, – продолжил расспрашивать его немолодой кряжистый дядька. Военный вождь оставил вопрос без ответа и вдруг спросил: – Не знаешь ли кому можно продать дракона?

– Продаёте свою галеру? – удивился матрос. Всю жизнь, посвятив морю, он относился с трепетом ко всему, что связано с ним, обожествляя корабли, и такая кощунственная мысль привела его в ступор. Рейнгольд поднявшись по каменной лестнице, вышел на набережную, удивлённо взглянув на него:

– Разве я это сказал? – и моряк, почесав загорелую плешь на темени, бросил в след: – Пожалуй, тебе к «Розе ветров», Мастер. Если где и смогут помочь, то только там. Спроси Адория.

День прошёл в торговых заботах. В корабельной казне давно не было даже серебра, не говоря про золото и добывать его приходилось, продавая овечью шерсть, пеньку, прошлогодний мёд диких пчёл, меха, изделия островных кузнецов или резчиков по дереву и кости. Когда с наступлением вечера базар опустел, Рейнгольд отправился к «Розе ветров», постоялому двору на западной окраине города, где обходя заросший лесом горный массив, сходись дороги с трёх направлений. Благодаря своему положению город являлся перевалочной базой, откуда товары, доставленные из-за моря, расходились вглубь материка. Рейнгольд знал это место по прошлым посещениям свободного города или точнее с местного языка «Дома вольных людей» и с тех пор дороги туда не забыл. Путь был не близким и опальный вождь прибыл к указанному месту, когда уже начало смеркаться.

Увидев стоящего чуть в стороне мужчину средних лет, казалось ожидавшего кого-то, Рейнгольд спросил, оглядываясь по сторонам: – Приятель ты не Адорий часом?

– Я нет. А это не ты продаёшь дракона?

– Мой корабль не продаётся, – проходя мимо, ответил островитянин, подумав, что слухи подобно ветру разлетаются по этому городу.

– Причём здесь твоё старое корыто? – удивился тот. – Я говорю о драконах из мяса, огня и ярости.

– Драконы это миф, глупые сказки которыми старухи пугают непослушных детей.

– Если это так, то, что они делают на твоём корабле?

– Не они – у меня только драконья самка, – ответил Рейнгольд незнакомцу, подходя ближе и разглядывая его. – Кто ты, дьявол тебя возьми? Слова драконьего Всадника не идут из моей головы: он встречался всё время с разными людьми, но утверждал, что каждый раз это был один и тот же человек с разными лицами.

– Бедный Карл Густав. Ты разочаровываешь меня, вождь. Я отдал столько золота, что его можно едва ли увести на одном корабле для того чтобы найти яйца дракона, собрать воедино и выложить перед тобой можно сказать на блюде. всё что тебе оставалось, это просто забрать их! А ты говоришь мне теперь что у тебя только самка?

– Кем бы ты себя не считал, чародей, я ни чего тебе не должен и я не твой слуга. В погоне за обещанными сокровищами мы потеряли половину воинов, а вместо этого нашли лишь три заплесневевших древних яйца. Пришла пора рассчитаться за сожжённые корабли. Или ты отдашь мне обещанное золото, или я раздавлю тебя как червя.

– Ты глуп язычник и неблагодарен. Ведь я создал тебя, подводя под твои абордажные крючья торговые караваны. Я вложил в это дело гораздо больше, чем ты потерял – намного больше. В сложной многоходовой игре, что веду уже долгие годы с могущественным противником, я поставил на кон всё и теперь, когда назад уже не повернуть я не позволю тебе разрушить мои планы.

– Мне плевать на них. Отдай обещанное и останешься жить, – схватив щуплого незнакомца за шею двумя руками, Рейнгольд без видимого труда оторвал его от земли, но в тот момент, когда жизнь, казалось, висела на волоске, тот повёл себя странно. Обычно при удушении кровь приливает к голове человека, в этот же раз не было ничего подобного, и кожа этого весьма, холоднокровного человека по-прежнему оставалась лишь слегка тронутой загаром.