Матильда

– Мятежники ждут нашу армию и будут всячески мешать её продвижению, бросив против нас все силы – так или иначе мы окажемся, втянуты в полномасштабную войну. И пусть мы в итоге победим, цена победы будет немалой, чем не преминут воспользоваться наши враги. Король хочет чтобы это сделали вы – вас там точно никто не ждёт и не воспримет ваше появление началом военных действий.

– Одним Драконом мы не справимся, придётся идти за подкреплением и потом вместе с ним возвращаться сюда, а это слишком долго. Не проще ли нам будет сделать то, о чём я говорил в самом начале: просто забрать Всадника силой?

– Не думаю. Впрочем, тебе решать. Наша цена остаётся неизменной – мул с двумя мешками золота. И если у вас действительно мало времени, тогда придётся поторопиться, – сказав это, лорд Квейстор поднялся и, сделав церемониальный полупоклон, вышел к ожидавшим его воинам.

***

В королевских покоях Аль-Ватана несмотря на позднее время было как всегда многолюдно: король не вставал раньше полудня из постели и потому ведение дел начинал лишь вечером, засиживаясь в тронной зале до глубокой ночи. Придворная челядь, служанки королевы Беатрисы и их с королём Эдмундом детей; члены королевского совета, министры, маршалы и стража, стоящая в почётном карауле у дворца и королевских покоев. Сюда выбирали не лучших воинов, отличившихся в многочисленных стычках на границе, а молодых и красивых сыновей знатных фамилий, не портивших вид отметинами шрамов.

Сам монарх сидел на балконе в обитом бархатом кресле с мягкой подкладкой, а рядом, не заслоняя вида на видневшуюся в дали бухту, командир королевских гвардейцев. Уже совсем стемнело, ветер стих, и море напоминало огромное зеркало, от которого отражалось низко нависшее такое же бездонное небо. Король Виенора и лорд Эйси Квейстор были сводными братьями, и это родство по отцовской линии делало их похожими и непохожими одновременно. Старший брат Эдмунд был чуть ниже и заметно плотнее, объёмный живот уже с трудом можно было скрыть под свободным покроем атласного камзола. Длинные волосы ложились на плечи поседевшими прядями, схваченные чуть выше лба обручем почерневшей от времени короны. Мать его в отличие от родительницы Эйси была королевских кровей и оттого кожа властителя имела благородный голубой отлив. Кроме них двоих было ещё с полдюжины братьев и сестёр и больше двадцати детей и внуков, каждый из которых при определённом раскладе имел шанцы на трон.

– Ты встретился с язычниками? – спросил король, наконец, оторвавшись от созерцания, на что Эйси ответил, потягивая виноградное вино из позолоченной чаши:

– Да брат. Я сделал всё так, как ты хотел: теперь язычники отправятся на север и либо посадят на трон маленького ублюдка, чем обяжут его перед нами, либо дикари их перебьют.

– Ублюдки не помнят добра, – заметил Эдмунд и зевнул, обнажив плохо сохранившиеся к сорока пяти годам зубы. – По крайней мере, таким был его отец и если честно я не испытываю сожаления по поводу его кончины. Я и сам однажды собирался отрубить ему голову.

– Да, тогда ты ещё был принцем, но наш покойный отец отговорил тебя.

– И это принесло нам немало бед: интриган Спарбер, провозгласивший себя Королём Леса, то заключал с нами мир, то объединял против нас соседние племена и шёл войной, пока обстоятельства не вынудили его встать под знамёна Аль-Ватана, получив протекторат.

– Что не уберегло его от гибели. Если мы хотим навсегда обезопасить северные границы, придётся заставить Спарбериана любить Виенор, больше чем даже сами виеронцы. Чтобы подчинить себе территории вверх по реке совсем не обязательно начинать войну – достаточно обратить их в свою веру.

– Это вопрос не одного дня, – одобрительно кивнул головой король, ему явно нравилась мысль навсегда прекратить набеги, – но пока нам нужно решить вопрос с мятежным царством Спарбора и появившимися чудовищами.

– Может послать гонца с предупреждением? Тогда язычники начнут убивать друг друга, а мы придём на помощь тем, кто останется?

– Хороший король тот, кто убил в себе дракона, а идеальный – что прикончил в себе рыцаря. Заманчивая идея, ещё вчера, клянусь богами, я бы так поступил. Но как быть с огнедышащими монстрами, что начнут плодиться, уничтожая всё без разбора? Они станут охотиться, чтобы прокормить себя и потомство и, в конце концов, истребят всё живое. Я не люблю дикарей, брат, но чудовищ люблю ещё меньше и не тешу себя иллюзией, что смогу их приручить. Мудрец сказал мне странную вещь, за которую пришлось оторвать ему язык. Что это – существа из другого мира, посредством колдовства попавшие к нам. И наш мир лишь тонкая плёнка на пироге из двенадцати прослоек. Сквозь дыры в условном тесте маги могут путешествовать между мирами и призывать силой своих чар дьявола. Кто-то призвал этих тварей сюда, и я хочу заставить их убраться обратно.

– Но как ты сделаешь это, ведь мы лишь остров, зажатый солёным морем и бескрайней пустошью?

– Если бы я знал! – воскликнул Эдмунд, сокрушённо подняв руки над головой с проступившей залысиной на темени. – Всё что нам остаётся теперь, это ждать. Ждать и верить, что первыми ярость драконов познаем не мы.

***

«Серебряный Змей» встал в гавани Аль-Ватана, дабы запастись водой, провизией и всем необходимым для долгого пути. На каждом Драконе была своя голубятня, в которой почтовые голуби рождались и проводили большую часть жизни, возвращаясь сюда из любой точки Серединного мира благодаря неподдающемуся пониманию чутью. То были крупные сильные птицы, которых даже в тяжёлые времена кормили отборным зерном, способные преодолевать огромные расстояния. Их грудь и внутренняя часть крыльев имели светло голубой отлив, верх же был тёмно серым, мощный клюв имел загнутую форму, позволяющую не только клевать зерно, но и разрывать плоть. Отличительным знаком этой редкой породы являлась золотистая полоса на шее, казавшаяся со стороны золотым ошейником.

Привязав к груди выбранного голубя свёрнутое в трубку письмо, Мастер птиц, единственный грамотный человек на судне, подбросил его высоко над своей головой, глядя как скучавшая по вольному небу птица расправляет крылья. Его всегда удивляла способность этих бестий находить дорогу в бескрайнем море, но не было случая, чтобы голубь по ошибке сел на чужой корабль. С Железных островов вышло четыре Дракона, один пошёл к Аль-Ватану, три других встали на рейде в проливе, теперь же, как только получат весть, они присоединятся к «Серебряному Змею» в устье разделяющейся на многочисленные рукава Ламберты, что в переводе с виенорского означало «холодная река». Хотя температура воды в ней с середины весны была пригодной для купания, текла она с севера, где стояли холодные и многоснежные зимы, а всё что лежало за отделённым стеной перешейком жители Виенора называли коротким, но ёмким словом Ад.

Король Эдмунд не счёл нужным встречаться с наёмниками, вероятно посчитав это ниже своего достоинства, но лорд Квейстор не обделил их своим вниманием. Перед отплытием он прибыл к ним ещё раз, в компании вооружённой до зубов свиты, а также одетых по местному обычаю мужчины и женщины с ребёнком лет пяти, которого вела за руку.

– Здравствуйте Рейнгольд, – по-приятельски приветствовал командир королевских гвардейцев капитана «Серебряного Змея». Мужчина и женщина с мальчиком поднялись на Дракон, к неудовольствию островитян, считавших её появление дурным знаком, воины же остались на берегу. – Разрешите представить, милорд, господ, которых передаю Вам на попечение. Этот пропахший мочой засранец – единственный законный король Леса, принц Спарбериан и это ему вы должны вернуть трон. У принца есть длинное дикарское имя с перечислением всех титулов, но мы зовём его так. Покойный папаша, которого вероломные подданные разорвали надвое, привязав за ноги к макушкам склонённых к земле деревьев, вонял также, так что это у них наследственное. Этот господин будет вашим проводником. Знакомьтесь, его зовут Карстон, – закончив с наследником, брат короля представил невысокого коренастого мужчину и когда тот скинул с головы капюшон плотного дорожного плаща, Рейнгольд узнал в нём… рыбака, что взялся отвести их к жилищу Всадника. Военный вождь не подал виду, но команда, не сдержав эмоций, разразилась презрительной бранью в его адрес на своём языке.

– Не знаю, отчего он пришёлся не по душе, – заметил лорд Квейстор, понявший не столько слова, сколько их смысл и одна половина его изувеченного лица выразила искреннее недоумение, а вторая бесстрастно следила за происходящим. – Он отлично знает эти места и обычаи племён, а самое главное их дикарские наречия.

– Команда волнуется не из-за этого: присутствие кормилицы на судне дурной знак, – не став раскрывать истинную причину ответил Рейнгольд.

– Ах вот вы о чём. Но это вовсе не кормилица, – возразил Командор, а Карстон взял слово:

– Это рабыня, что будет вашей платой дикарям за пользование рекой на их территории.

– Между царством Леса и Виенором лежит пустыня, населённая дикими племенами, объединившихся в союз Четырёх Царей – так они называют себя, – вновь вступил в разговор Эйси. Общество их весьма примитивно: они живут кочевьями не строя городов, и у них нет кораблей. Но у их владений река усеяна мелкими островами, с которых в случае неуплаты дани они большим количеством военных лодок атакуют идущие суда. Поэтому придётся заплатить.

– Чем отдавать женщину для услады местного владыки, не проще ли разгромить их, уничтожив, либо просто принудить к миру, избежав позорной дани?

– Вы ошибаетесь, вождь, – произнёс лорд Квейстор. – Это отнюдь не позорная дань, а возможность минимальными потерями сохранить баланс сил на нашей границе. Живущие в пустынных степях орды кочевников, словно прокладка между нами и племенами севера. Время от времени язычники сходятся в жестоких битвах, к нашему удовольствию и либо когда-нибудь истребят друг друга, либо встанут под наш протекторат.

– И вы ошибаетесь, милорд, – вставил Карстон, вновь ставший их проводником. – Дикари не собираются брать её в жёны. Они убьют её и съедят, разделив между знатью самые вкусные части, а сердце поднесут царю.

– Они редко убивают жертву сразу. Вначале отрубают руки по локоть и ноги по колено – для них это особый деликатес. А человек продолжает жить, в специальной клетке; бедолагу усиленно кормят и он без движения заплывает жиром, до тех пор, пока мучениям не приходит конец. Тогда его, наконец, убивают и съедают целиком, разве что кишки выбрасывают собакам.

– Вы поддерживаете союз с людоедами?! – потрясённо воскликнул Рейнгольд, на что Эйси невозмутимо парировал: – Но вы же хотите приручить дьявола? Ради блага своего многострадального королевства я могу не то что обниматься с людоедами, а я готов сам кого-нибудь сожрать. Так что не искушайте меня, милорд, не хочу, чтобы именно Вы стали первым. Честно говоря, вы мне нравитесь. Да, забыл вас предупредить, есть одно обязательное условие, которое должно быть соблюдено: эта девица невинна и такою она и должна остаться до конца вашего совместного путешествия.

– Что, от порченых женщин у людоедов изжога? – проворчал старый Грант.

Не удостоив его ответом, лорд Квейстор ушёл, и Военный вождь, подойдя к Карстону спросил, пристально разглядывая его, словно видел впервые: – Кто ты, дьявол тебя возьми? И что, в конце концов, тебе от нас нужно?

– Я – твой ангел-хранитель, вождь и поверь, большего тебе знать не нужно. Я выполнил свои обязательства перед тобой и не моя вина, что королевские шпионы следили за вами.

– Если ещё раз предашь нас, я вырву твой лживый язык и повешу тебя на нём, – с ненавистью прорычал Валоорф, хватая его огромной пятернёй за шею. Казалось, сейчас шейные позвонки хрустнут, но насладившись моментом, который отчётливо представил себе, великан отпустил проводника и тот, закашлялся, растирая сдавленное горло.

Рабыню с мальчишкой вначале хотели приковать к мачте, как прежде самку дракона, но потом с глаз долой спрятали в трюме. Всё было готово к отплытию, не хватало лишь южного ветра, что раздувая паруса, будет двигать Драконы вверх по течению. Когда ветер всё же подул с нужной стороны, утробно завыл походный рог, команда пришла в движение, убирая паруса да поднимая якорь и судно, разрезая вёслами морскую гладь, наконец, отчалило от причала.

***

По одному из рукавов реки «Серебряный Змей» и присоединившиеся к нему Драконы, подгоняемые попутным ветром стали подниматься вверх по течению, время от времени помогая себе вёслами. Границы Виенора кончались не сразу за городской стеной, а шли вдоль побережья поселениями колонистов, строившие из дерева и ракушечного камня защитные укрепления. Колонисты выращивали хлеб, вспахивая на огромных круторогих волах целинные земли бескрайней степи начинавшейся сразу за песочной полосой пляжа, высаживали виноградную лозу и фруктовые сады, обживая эти пустынные места, где из-за обилия солнца и отсутствия дождей деревья не встречались вплоть до отрогов, упиравшихся в небо гор. Степь, ровная как человеческая ладонь лежала от края до края горизонта, и в ней нельзя было найти не то что бревна, а даже ветки, чтобы отогнать назойливых мух. Жизнь не была лёгкой, но таковою являлась их родина и люди, обитавшие тут, любили свой суровый край.

Лес купцы сплавляли по реке, следуя за плывущими брёвнами на плотах, с обустроенными на них крытыми корой хижинами. Путь был неблизким и трудная, опасная дорога из-за нападений степняков, с которыми не всегда удавалось договориться, занимала много времени. Обратно купцы везли на больших плоскодонных посудинах всё, что пользовалось спросом в лесной глуши. Их собирали из разобранных плотов и то были добротные хорошо просмоленные суда, не боявшиеся мелководья, длинной не редко до пятидесяти и шириною до двадцати пяти ярдов. Большой квадратный парус с кливером позволял в случае попутного ветра пусть и медленно, но подниматься вверх по течению. Если же ветер дул в другую сторону матросы брались за вёсла или продвигались вперёд при помощи воловьих упряжек, а то и рабов, что тянули корабль вместо тягловых животных.

Работорговля в те времена уже сходила на нет, но на побережье моря Семи Берегов она по-прежнему процветала. Войны были довольно часты среди северных племён и поток захваченных жителей или пленных солдат противника унылой вереницей брёл на невольничий рынок Аль-Ватана или Тадмора, второго по численности города Виенора. Заправляли здесь, как правило, Радониты, пришлые работорговцы – темнокожие люди с пшеничным цветом волос. Они селились обособленно от других и занимались только рабами, практически монополизировав торговлю ими. На невольничьи рынки свозились несчастные со всего Серединного мира, и здесь можно было встретить людей всех цветов кожи, от голубоглазых гигантов-северян, до чёрных как смоль карликов, живущих на крайнем юге. В редкие времена мира стоимость рабов взлетала многократно, но стоило войне начаться, и цена на живой товар падала.

Путешествуя землями людоедов, купцы рассчитывались обычно одной-двумя рабынями, иногда редким в их землях товаром, но имея с ними дело, никогда нельзя было быть уверенным в том, что дикари станут придерживаться договорённостей. Ведь вождь, с которым ты вёл дела, может быть убит и съеден, или сначала обглодан до половины, а потом убит. Вкусить мяса великого воина считалось у них хорошим делом, людоеды надеялись, что сила и храбрость достойного врага с его съеденной плотью или выпитой кровью обязательно передастся тебе. Каннибалы не питались людьми постоянно, а ели себе подобных в основном в ритуальных целях, хотя это и не делало их менее омерзительными в глазах своих соседей.

Насколько Карстон знал о них, правил людоедами Каракал Вольно Рождённый, Верховный вождь, лишь недавно начавший именовать себя царём Вольных Людей – Арабесов. Он объединил под знаком своего рода четыре самых крупных племени, и его власть простиралась над огромной территорией степи и полупустыни, лежащей широкой полосой между морем и непролазной чащей на севере. Людоеды не строили домов, а жили кочевьями, переходя время от времени на новое место. Вольные Люди, как пафосно называли они себя, не любили леса почти так же как ненавидели города, их культом были степной простор, быстрые кони и свистящий летящей стрелой ветер, когда всадники мчались на разгорячённых скакунах.

Измеряя длинным шестом глубину во избежание мелей, Драконы двигались посередине одного из ответвлений дельты Холодной пока, наконец, не вошли в её русло. День ушёл на то чтобы добраться до границ Виенора и, хотя уже начинало смеркаться, Рейнгольд распорядился продолжить путь, опасаясь, что ветер сменится и тогда придётся на вёслах преодолевать течение. У устья ширина реки составляла не меньше двух миль, и с одного берега второй казался едва видимым. Течение было не слишком сильным, как бывает на сужающихся местах и «Серебряный Змей» медленно продолжал свой путь.

С рассветом окружающий пейзаж изменился. Вместо возделанных полей и виноградников взорам предстала безжизненная пустыня, а усилившийся ветер, по-прежнему дуя с юга, прижимал к земле пожухшую на солнце высокую траву. В акватории Ламберты не было ни торговых судов, ни рыбачьих лодок, река казалась такой же безжизненной, как и степь вдоль её берегов.

– Смотрите! – вдруг крикнул Грант, выполнявший роль кормчего, указывая пальцем на замеченное им сооружение. Там, на высоком кургане стояла конусообразная пирамида, и судно осторожно поплыло вдоль правого берега, разглядывая островерхую пирамиду на насыпном холме, сложенную из человеческих черепов.

– Когда я бы здесь в прошлый раз, черепов было меньше. Видимо прошла большая война, – бесстрастно произнёс Карстон, зажав в уголке рта неизменную соломинку. – В таких курганах дикари хоронят своих царей, украшая черепами тех, кого убили и съели. Это и память об усопшем, и честь своим вождям, к тому же считается, что так они отпугивает злых духов.

– Это всех отпугивает, – проворчал Грант, а Аарон удивлённо спросил: – Как мог один человек убить и сожрать столько народу? Ведь черепов сотни и сотни.

– То дело рук не одного людоеда, а всего клана, из которого происходил покойный; в каждом племени множество кланов, ассоциирующих с собой то или иное животное. На вершину пирамиды – я не вижу отсюда, но он должен там быть – обычно кладут украшенный подобием короны череп царя или великого воина, который пал от руки похороненного здесь вождя. Видимо этого знатного человека убили где-то в этих местах, такие курганы возводят недалеко от места гибели.

– Далеко ещё до острова?