Грэм поднял голову.
– Что все это означает? – медленно произнес он. – Где я?
Тут он заметил в комнате рыжеволосого человека, который первым увидел его. Кто-то попытался переспросить, что сказал Спящий, но его тут же утихомирили.
Человек в фиолетовом ответил мягким голосом, произнося английские слова, как показалось Грэму, с чуть заметным иностранным акцентом:
– Вы в полной безопасности. Вас перенесли оттуда, где вы заснули. Здесь совершенно безопасное место. Вы находились тут какое-то время в состоянии сна. Летаргического сна.
Было сказано еще что-то, но Грэм не разобрал слов, потому что к его лицу поднесли какой-то флакон. Он ощутил на лбу прохладную струю ароматного тумана и почувствовал себя бодрее. Потом удовлетворенно прикрыл глаза.
– Вам лучше? – спросил человек в фиолетовом, и Грэм взглянул на него. Это был приятной внешности мужчина лет тридцати, с остроконечной льняной бородкой; золотая застежка украшала ворот его одежды.
– Да, – ответил Грэм.
– Вы некоторе время провели в летаргии, в каталептическом трансе. Вам знакомо это понятие? Летаргия? Это может показаться вам странным, но уверяю вас, теперь все в порядке.
Грэм промолчал, но ободряющие слова сделали свое дело. Его взгляд перебегал с одного лица на другое. Все трое смотрели на него как-то странно. Он полагал, что находится где-то в Корнуолле, но все, что он видел, никак не вязалось с этим предположением.
Грэм вспомнил о деле, которое занимало его мысли в последние минуты бодрствования в Боскасле, о чем-то важном, но забытом. Он прокашлялся.
– Скажите, вы отправили телеграмму моему кузену? – спросил он. – Э. Уормингу, двадцать семь, Чансерилейн?
Они внимательно выслушали его, однако вопрос пришлось повторить.
– Какой неразборчивый выговор, – прошептал рыжеволосый.
– Телеграмму, сир? – озадаченно переспросил молодой человек с льняной бородкой.
– Он имеет в виду передачу сообщений на расстояние по электрическим проводам, – догадался третий, миловидный юноша лет девятнадцати-двадцати.
Русобородый с досадой воскликнул:
– Как же это я не сообразил! Можете не волноваться, все будет сделано, сир, – обратился он к Грэму. – Но боюсь, нам будет трудно послать э-э-э… телеграмму вашему кузену. Его сейчас нет в Лондоне. Впрочем, не утруждайте себя подобными мелочами: ведь вы проспали достаточно долго, и теперь самое важное – преодолеть последствия этого, сир. (Грэм сообразил, что это было слово «сэр», хотя звучало оно как «сир».)
– О! – только и смог сказать он, однако почувствовал себя немного спокойнее.
Все это было весьма загадочно, но, по-видимому, люди в одеждах незнакомого покроя знали, о чем говорят. Однако же, они какие-то странные, как и этот зал. Похоже, здесь какое-то совершенно новое учреждение. Грэма внезапно обуяло подозрение. Это не может быть залом выставочного павильона! В противном случае Уормингу не поздоровится. Нет, на это не похоже. Не стали бы его показывать в выставочном зале голым.
Внезапно он понял, что произошло. Осознание пришло сразу – это была вспышка, а не постепенное озарение. Летаргический сон длился долго, очень долго; он словно прочитал мысли и истолковал смущение и страх, написанные на лицах собеседников. С глубоким волнением взглянул на них. Казалось, и они старались проникнуть в его мысли. Грэм сложил губы, чтобы заговорить, но не смог издать ни звука. Странное желание скрыть свою догадку возникло в его мозгу почти одновременно с открытием. Он опустил глаза и стал рассматривать свои босые ноги. Желание говорить прошло. Его охватила сильная дрожь.
Грэму дали какой-то розовой с зеленоватым отблеском жидкости. Он почувствовал вкус мясного бульона. Тотчас силы вернулись к нему.
– Да, теперь мне намного лучше, – хрипло сказал он, чем вызвал ропот почтительного одобрения.
Голова стала совершенно ясной. Он снова попытался заговорить, опять не смог. Прижал руку к горлу и сделал еще одну попытку:
– Сколько?.. – спросил он как можно спокойнее. – Сколько времени я проспал?
– Довольно долго, – ответил русобородый, бросив быстрый взгляд на остальных.
– Как долго?
– Очень долго.
– Так! – внезапно разозлившись, сказал Грэм. – Я хочу знать… То есть… несколько лет? Много лет? Тут что-то произошло… Я забыл что. Я… запутался. Но вы… – Он всхлипнул. – Не надо увиливать. Сколько?..
Грэм замолчал, прерывисто дыша. Прижал кулаки к глазам и сел в ожидании ответа.
Его собеседники стали перешептываться.
– Пять, шесть лет? – спросил он слабым голосом. – Больше?
– Намного больше.
– Больше?!
– Да, больше.
Он смотрел на них; казалось, какие-то бесы заставляют дергаться мышцы его лица. Он ждал ответа.
– Много лет, – сказал рыжебородый.
Грэм выпрямился и худой рукой смахнул навернувшуюся слезу.
– Много лет! – повторил он. Крепко зажмурился, снова открыл глаза и стал озираться, переводя взгляд с одного незнакомого предмета на другой. Наконец спросил:
– Так сколько же все-таки?
– Это может вас крайне удивить.
– Пусть.
– Более гросса лет.
Незнакомое слово вызвало его раздражение.
– Как вы сказали?
Двое из присутствующих быстро обменялись короткими фразами; Грэм смог разобрать только слово «десятичный».
– Так сколько вы сказали? – настаивал он. – Сколько? И не надо на меня так смотреть. Говорите.
Среди фраз, произнесенных вполголоса, ухо Грэма уловило одну: «Получается больше двух столетий».
– Что?! – воскликнул он, повернувшись к юноше, который, как ему показалось, произнес эти слова. – Кто это сказал? Как это… два столетия?
– Да, – подтвердил рыжебородый, – двести лет. Две сотни лет.