Брат волка. Том 2. Суд лунной ночью

Нодан так нервничал, что одновременно сглотнул слюну и вздохнул, от чего у него защекотало в горле, однако он сдержался и спросил:

– Тогда что вы думаете по этому поводу, отец?

– Я сделал то, что хотел.

Слова прозвучали резко, но их смысл так поразил мальчика, что тот забыл о комке в горле и посмотрел на отца. Мужчина не вздрогнул и не отвёл глаз.

– Они всё равно будут клеветать, потому что это единственное, что они умеют. А в таком случае мне не о чем беспокоиться – я просто буду делать то, что хочу, и поддерживать власть, против которой им не пойти. Нет необходимости давать им повод для радости, показывая свою слабость.

И это были самые подходящие слова, самые правильные. Нодан знал, что даже если он заплачет или проявит слабость, мало кто пожалеет его. Скорее, они при первой же возможности попытаются заставить его плакать сильнее.

«Как бы сильно мне ни хотелось заплакать, я не позволю вам этого увидеть. Если хотите осуждать меня, осуждайте, я всё вынесу», – принял решение Нодан и остался стоять с каменным лицом.

– Посмотрите, какой бесстыжий! – сказала женщина, которая первой узнала Нодана.

Отец впервые за всё это время повернул голову и посмотрел на сына. На его лице не было никаких признаков осуждения.

2

По правилам полагалось, чтобы зал суда был размещён непосредственно в доме судьи. У судей не было возможности владеть общественными зданиями. Следовательно, хозяин дома, в который сегодня направился Нодан, был судьёй.

Отец без колебаний поднялся по лестнице и остановился перед небольшой угловой комнатой. То, что именно здесь хозяин проводит большую часть своего времени, знали немногие. Среди них был и отец Нодана.

Мужчина постучал в дверь и вошёл, не дожидаясь ответа. Нодан быстро последовал за ним.

Судья был в очках. Его волосы и борода отливали сединой, отчего золотая оправа его очков выглядела ещё роскошнее.

Однако Нодана удивило другое: у них у всех было хорошее зрение даже без очков; их зрение не могло ослабевать так, как у людей.

– Ты удивился, увидев очки? – спросил судья, предлагая стул сначала отцу, потом Нодану.

– А? Да, – признался Нодан. Врать в данном случае было бессмысленно. Судья встал и вышел из-за стола. Нодан подумал, что он очень похож на Санта-Клауса, особенно если переоденется.

– Я очень удивился, увидев ваши очки. Они говорят о вашем возрасте. Это значит, что вы прожили достаточно долго для того, чтобы они вам потребовались. Настолько долго, что ни один человек не может даже мечтать о таком.

Судья подошёл к Нодану и взял его руку в свою.

– У тебя холодные руки. Ты слаб.

Он уставился куда-то вдаль, по-прежнему держа мальчика за руку, и пробормотал ещё несколько слов, которые звучали как иностранная речь. Его рука была толстой, тёплой и слегка шершавой.

– Мне осталось жить около двух месяцев, не так ли?

– Ты прав, это действительно так.

– Раньше у меня не было возможности посчитать, сколько времени мне осталось находиться в больнице, поэтому я научился самостоятельно определять своё состояние. Если подумать, это довольно здорово.

– Это способности и традиции, оставленные нашими предками. Мы не передаём по наследству дворцы, замки или короны, как люди. Всё, что нам досталось от наших предков, – это уникальные способности. Но сейчас мы просто ходим в больницы, сдаём анализы, и все игнорируют свою истинную суть, поэтому происходит разрыв поколений. Если мы будем терять свои способности один за другим, то кем мы станем в итоге? Просто людьми, со странными предпочтениями в еде. Всего лишь людьми.

Рассуждения судьи Нодана совершенно не интересовали, однако его удивило, как точно он выяснил, сколько мальчику осталось жить – семьдесят дней, или два месяца и десять дней, по расчётам, полученным из больницы, и большая часть этого времени была взята у Ёнджуна.

Ёнджун, его первый слуга и предатель. Нодан до сих пор помнил то ощущение, когда он положил ладонь ему на грудь.

Когда Ёнджун предал его, перейдя на сторону скиталицы по имени Юран, Нодан едва не задохнулся от бешеной злости, захлестнувшей его. Он впервые испытал подобное. Конечно, были вещи, которые его постоянно раздражали, но в тот раз он испытал безудержный гнев. Раньше Нодан считал, что злость и гнев – это слова, выражающие одну и ту же эмоцию, однако это оказалось совсем не так. Когда всё его тело горело от искреннего гнева, а голова болела так, будто глаза вот-вот вывалятся из орбит, Нодан понял, что это совершенно разные вещи. От сильных эмоций, которые он испытал впервые, Нодан потерял рассудок.

На мгновение он почувствовал, что хочет убить Ёнджуна, а потому он вытянул из тела мальчика столько жизненной силы, сколько смог. Было так больно, словно его ладонь окунули в кастрюлю с кипятком, но Нодан не отнимал руку, и горячая жизненная сила текла по его ладони, вверх по руке, и заполняла всё тело.

Нодан скрылся с места преступления, даже не проверив, жив Ёнджун или мёртв. В тот момент его вёл не разум, а инстинкты.

Он слышал крик Юран позади себя.

– Нет!

Её голос был наполнен таким отчаянием, что по спине Нодана пробежали мурашки.

– Ёнджун!

Мальчик бежал не оглядываясь, чувствуя, как в его теле пульсирует странная жизненная сила, которой раньше не было. Она плескалась внутри него, и ударяла волнами в спину и рёбра Нодана.

– О чём ты задумался? – спросил судья.

Он внимательно смотрел на Нодана сквозь стёкла очков, и мальчику казалось, что острый взгляд вонзается в его разум, словно железная спица. Мало кто обладал таким даром, и далеко не к каждому он приходил с возрастом.

Нодан попытался казаться спокойным.

– Нет, я ни о чём таком не думал.

– Звучит неубедительно. Сегодня вечером суд решит твою судьбу. Что если присяжные заберут у тебя Хаюран и отключат от аппарата жизнеобеспечения? Тогда всё, что тебя будет ждать, – жалкая короткая жизнь в два месяца, верно?

Нодан побледнел, услышав эти слова.

– Разве нужно говорить такие вещи ребёнку? – вмешался отец.

Судья решительно покачал головой.

– Нет, он хоть и молод, но уже не ребёнок. Если у него есть территория, то к нему следует относиться как к взрослому, независимо от возраста. Он должен взять ответственность за свои охотничьи угодья. Если ты так хотел его защитить, почему не продолжил держать его на аппарате жизнеобеспечения? Зачем проходить через столько трудностей и выделять ему место?

– Это… – отец на мгновение замялся, не в силах возразить судье, но затем спросил:

– И всё же, спасёшь ли ты моего сына?

– Всё решит суд. Только суд, – голос старика прозвучал серьёзно и решительно, как будто приговор уже был вынесен.

3

Суд над Ноданом начался только с наступлением ночи, в то время, когда люди уже испытывают сонливость, а у животных, ведущих ночной образ жизни, обостряется зрение и мускулы наливаются силой.

Их судебный процесс отличался от человеческого.