Довольно Странные Истории

После торжественного открытия нового крыльца множество споров велось о символическом смысле композиции, ее архитектурной сомнительности и хитрости устройства замаскированной струями арматуры, не позволяющей крыше, имеющей видимую опору лишь с одной стороны, обвалиться. Но, так или иначе, все разговоры сводились к тому, что над крыльцом канцелярии из-за фонтана вечно моросило, какие бы погоды ни стояли. Сырость делала ступени скользкими для поднимающихся и спускающихся людей и идеальным местом для проживания и размножения одноклеточных водорослей, мхов и грибков.

Во время одной из бомбежек Берлина крыльцо сильно пострадало. Снаряд попал точно в центр наклонной крыши, которая в результате обвалилась, погребя под собой ступени. Но, как ни удивительно, обезвоженные атланты (падающая крыша обломила мраморные фаллосы у основания) и пересохшие от жажды женские фигуры остались стоять друг напротив друга.

Незадолго до конца войны Йорган Шульц явился к останкам своего детища, забросал атлантов ручными гранатами а после застрелился. По одной версии, тщедушного штурмбанфюрера доконала зависть к Исааку Козаку, по другой – он не мог видеть изваяния своего любимого друга оскверненными оскоплением (красавец и атлет Исаак Козак к тому моменту уже давно подавился газом и покоился в котловане, вырытом недалеко от Мюнхена). Женским фигурам повезло больше. Уцелевшие после взрыва упавшего снаряда и гранат Шульца, вывезенные из Германии в СССР они прождали почти десять лет, чтобы стать хороводом фонтана на выставке достижений народного хозяйства.

Мало кто знает историю этих фигур, по сей день являющихся жемчужиной, украшающей облик ВДНХ, но среди работников выставки ходит слух о том, что когда отключают насосы фонтана, становится слышен шепчущий хор, повторяющий единственное слово – trinken.

Странность №5: Болезнь

Болезнь – это не данное от природы роковое явление, а начатое в раннем детстве ущемление потребности ребенка в признании его человеческой индивидуальности.

Терминологический глоссарий основных терминов динамической психиатрии

Таню всегда тошнит. Ее рвет от всего. От любой еды, напитков и сигарет. Стоит кому-нибудь в ее присутствии сказать «привет» или «как дела?», как Таня тут же перегибается пополам. Ее выворачивает желчью и тем, что она не успела выблевать раньше. Какой угодно комплимент, вопрос, проявление участия и заботы вызывает жесточайшие спазмы. Таня худа, как истощенный раковый больной. Под ее глазами вечные синяки, а в глазах синь и искорки. С ней тяжело общаться – от музыки, фильмов, книг или разговоров о них ее тошнит.

Второй удивительной особенность Тани является ее муж Володя. Он добродушно-пузат, мягкоглаз и улыбчив. Володя постоянно сутулится – большую часть времени он проводит, подтирая Танину блевоту. Когда Тани нет рядом, Володя любит выпить водки и поговорить. Усмехаясь пятой рюмке, он рассказывает, что во время поцелуя Таню тошнит рот в рот. Плача над десятой, Володя признается, что во время занятий сексом Таню тошнит безостановочно. Если Тане удается поймать оргазм, напор рвотных масс удваивается и не прекращается еще десять минут. Я киваю. Изображаю понимающий вид так, как я его понимаю.

Обнимаю Володю за плечи (бедняга пропах желудочными соками), спрашиваю: – Как ты вообще, нормально?

Володя улыбается пухлыми губами. Отвечает: – Знаешь, старина, стыдно говорить, но меня это заводит. Скажи, я извращенец?

Поспешно мотаю головой в отрицании, одновременно пугаясь трезвости в глазах Володи. Спрашиваю: – Ты ее любишь? Если любишь, то извращений быть не может.

Володя грустнеет.

– Да, – опрокинув одиннадцатую рюмку, Володя закуривает. – Люблю. Только не говорю ей об этом. Однажды взял ее за руки, сказал «я тебя люблю»… Таню потом три дня рвало кровью. Ты не представляешь, как я испугался. Стараюсь поменьше с ней разговаривать.

– Мдааа… – тяну я, проглотив слово «кошмар» и запив его водкой. – Но что может быть лучше, чем «я тебя люблю»? Какие слова могут быть прекраснее?

– Мне нужна помощь, – Володя снова улыбается.

– Чем я могу тебе помочь, дружище?

– Нет, – Володя смеется. – Это ответ на твой вопрос. Самые прекрасные три слова, которые я когда-либо слышал. «Мне», «Нужна» и «Помощь». Эти три слова спасли меня. Их произнесла Таня. Я сам в ту пору был болен, очень болен. Срал на всё и всех, на себя в том числе. На одной вечеринке, где я успел обосрать все так, что передвигаться приходилось по щиколотку в говне, ко мне подошла Таня. От уголков ее губ тянулись бурые потеки, в декольте хлюпало, мокрое платье облепило ее хрупкость. И тогда Таня прошептала «мне нужна помощь», а в глазах ее была синь и искорки. Так вышло, что не я помог ей, а она мне. Верю, если кто-то подобрал нужные слова для меня, то кто-то, пусть не я, спасет и Таню. Заставит кулак, сжимающий ее желудок, ослабить хватку.

– Почему не ты?

– Я боюсь. Люблю Таню, но мне страшно, что неудачная попытка убьет ее. Нужен кто-то бесстрашный, ведомый провиденьем и любовью такой силы, что уничтожает страх.

– Ты молодец, Володя. Ты все правильно делаешь, ты молодец, – что еще сказать, я не знаю.

Странность №6: Татьяна Скоррц и Король

Самая распространенная версия происхождения слова «король» заключается в том, что оно является славянской адаптацией имени Карла Великого. Карла, Карл! В настоящее время в мире существует 18 действующих королей – на одного больше, чем количество лет, составляющих жизненный цикл североамериканских цикад.

Материал из Википедии

Татьяна Скоррц живет под землей в уютной норе, обитой кошачьими шкурками. Нора Татьяны вырыта в дальнем уголке парка «Серебряный бор» под ливнеприемным колодцем с вечно забитой сором решеткой и присыпанным песком люком. Иногда крышку люка приподнимают незнакомцы, чтобы скинуть туда тело кого-нибудь из своих, вышедших из употребления. Татьяна этого очень не любит, но никогда не высказывает возражений вслух, чтобы незнакомцы ее не заметили, не спустились в ее нору и не натоптали на кошачьем ковре.

Однажды Татьяна обнаружила в своей прихожей (узком темном коридоре, ведущем от люка к термоизоляционной шторке, сохраняющей тепло в норе круглый год) вышедшее из употребления тело, но живое. Свой незнакомцев тихо стонал и пищал кнопочками мобильного телефона с разбитым экранчиком. Сперва Татьяна хотела сбросить его в коллектор (так она поступала со всеми своими незнакомцев), но этот свой незнакомцев, заметив присутствие женщины, перестал стонать и пищать кнопками, пробормотал «Черт, здесь не ловит» и умолк. Пораженная знанием своего незнакомцев о том, что здесь черт не ловит, Татьяна решила – пусть остается. В конце концов, она жила под землей именно потому, что там черт не ловил. И если кто-то еще пришел к такому же выводу, то он имеет все права на то, чтобы остаться. Так свой незнакомцев перестал быть своим незнакомцев и стал королем Татьяны Скоррц.

В тайне Татьяна сама всю жизнь хотела стать королем, но не могла, потому что была женщиной. Себя Татьяна называет библиотекарем. Она продает книги в киоске, расположенном в тоннеле перехода под Пушкинской площадью, но всякому покупателю обещает вернуть деньги, если тот принесет прочитанную книгу обратно. В отличие от норы, в подземном переходе черт ловит. Много лет назад именно в этом подземном переходе он и поймал Татьяну. Поэтому Татьяна в своем киоске спокойна – второй раз искать ее здесь черт не догадается.

Недавно я встретил Татьяну в клубе «Арена Сити Бункер». На ней был праздничный белый халат. С радостной дрожью в голосе Татьяна рассказала мне, что король умер, снова став своим незнакомцев. Он съел слишком много картофельных очисток и задохнулся во сне. В глазах Татьяны читалось восторженное ликование. Она сказала, что ей безумно стыдно за свою радость, но она не может с ней ничего поделать. Татьяна любила короля как жена и как мать, но и без объяснений понятна ее ревность. Теперь миром Татьяны Скоррц снова безраздельно и справедливо правит библиотекарь.

Странность №7: Кот лета

Духовный мир кошки утончен и дик, он не раскрывается перед людьми, навязывающими животным свою любовь.

Лоренц Конрад. Человек находит друга

Жарким летом подъезд хрущевки холоден как склеп. После яркого солнца улицы глаза на секунду слепнут, прежде чем начать привыкать к сумраку подъезда. Первые шаги по лестнице неуверенны, рука судорожно перехватывает перила, боясь отпустить их слишком надолго, будто перила могут выскользнуть змеей и раствориться во мраке. Перила вымазаны чем-то липким, может быть, сладким – ловушка для рук. Змея тоже не хочет расставаться с руками, хочет чувствовать их прилипшими к своему телу. Пальцы касаются комочков засохшей жвачки, шелушащейся слюнной пенки, проносятся в миллиметре над бритвенным лезвием. Кто-то позаботился воткнуть в полимерную шкуру перил обоюдоострое лезвие, учитесь плавать – все правильно, у змеи должны быть острые зубы.

Площадка между первым и вторым этажами плавает в желтом – ущербном брате солнечного света, плещущегося снаружи. Желтый мутным глазом треснутого оконного стекла смотрит на подоконник, уставленный бутылками, опорожненными до начала его смены при свете наполненной газом и жаром капсулы. Между бутылок втиснулась консервная банка, из которой торчит смятая, точно сигаретный окурок, тушка голубя. Расплющенные окурки повсюду: на кафеле площадки, в зеленой и коричневой глубине бутылей, в щелях почтовых ящиков, припорошенных шелухой семечек, торчат из стен, свисают с потолка.

На лестничной клетке второго этажа сидит кот, умывается, слизывает капли желтого, прилипшие к его шерстке. На улице жарко, кот наслаждается колодезной прохладой подъезда. Здесь спокойно. В этом подъезде нет собак, тут живут только люди.

Странность №8: След

След – это ничто, он не есть нечто сущее, он ведет нас за пределы вопроса «что это такое?» и делает его в известной мере возможным.

Жак Деррида. О грамматологии

Восемь часов утра. Остывшая кровать, в ней смятое тело на выглаженной простыне. Тело мое, простыня, кровать и квартира – нет. От кровати к окну тянется бурый прерывистый след. Хочется думать, что это засохшая кровь. Втягиваю носом воздух, выпускаю сквозь стиснутые зубы. Пахнет крахмалом. Полный крах. Разве этого мало? Можно ли наиграться мечтой, утомиться мыслью и уснуть так, чтобы с утра ничего не вспомнить? О, это мечта, с которой я еще не наигрался. Я не сегодня родился. Accident of birth. А хотел бы сегодня. И так каждый день. Искать не мотив, не повод вставать с кровати, а кнопку электрического чайника. Налить в чайник молока, обжечься на нем и дуть на ветряную мельницу, угрюмо косящуюся на вислоусого старика в стальной панаме. В серванте вместо сервизов книги. Под кроватью нет тапочек, только газеты. Ножки кровати заменяют шестнадцать томов Большой Советской Энциклопедии. Остальные четырнадцать томов поддерживают кухонную раковину. В коробке манной крупы канцелярские скрепки и кнопки. В солонке чернила. Открываю морозильник. Две заиндевелые пачки бумаги формата А4. С холодильником немного лучше. Там сидит кот. Его язык примерз к жестяной банке сардин. Это иллюзия. Конечно же, кот – чучело, набитое карандашной стружкой, а в банке вместо сардин ластик, точилка и степлер. Откуда тут взялось молоко? Ах, да. Я вчера сам принес пакет обезжиренного. Хочется подуть на собственный обварившийся язык, но никак не получается. Лопасти ветряных мельниц упорно не желают вертеться.

Восемь часов сорок две минуты. Я должен был покинуть территорию двенадцать минут назад. Ты меня предупредила. Строго сказала, что след из кровати будет вести на восток. А мой дух не должен оставаться здесь. «Чтобы духу твоего тут не было» – сказала ты. Но я не знаю, что нужно сделать, чтобы моего духу здесь не было. Ведь он был тут. И хочет остаться. Я его знаю. Когда дух слышит, как мне говорят «Чтоб тебе пусто было», он сразу пустеет. Становится пустым и перестает отражаться в моих глазах. Это булева алгебра, в которой ноль заменяется черной дырой, а единица – Вселенной. Развеселить духа можно только словами «Будь ты проклят». Вот тогда он искренне смеется, корчит рожи и кивает головой. Был бы, милая, был бы, да уж проклят, и давненько.

Девять часов восемь минут. Я опоздал. След застыл, а швабры нет. Пытался тереть газетами. Без толку. Выкинул газеты в окно. Выкинул кровать в окно. Выкинул все книги в окно. Выкинул холодильник в окно. Чайник оставил. Подумал, что без него станет совсем пусто. Подумал еще. Ты просила, чтоб духу моего тут не было. Дух исчезает от пустоты. Выкинул чайник в окно. Можно ли опоздать, если тебя, конкретно взятого, со всем багажом и потрохами, не ждут? Если ждут отдельную функцию. Там нужен глаз, тут палец, еще где-то дело обойдется скомканной купюрой. Телефонный разговор заменяет жизнь. Даже на Марсе. Особенно на Марсе.

Девять часов пятьдесят шесть минут. Ты позвонила, чтобы убедиться, что моего духа не осталось. По звонку я понял, что не выкинул телефон в окно. Подумал. Выкинул телефон в окно. Потом взял трубку и подтвердил, что моего духа тут действительно не осталось. Ты осталась. Осталась довольна. Довольна тем, что я опоздал. Раньше не опаздывал. «Значит, я смогла изменить тебя, ток твоей крови» – сказала ты. Смотри. Тебе отсюда виден след? Видишь, он поблескивает? А только что был засохшим. Смотри. След исчезает. В какую сторону? От кровати к окну. Знаешь, что это значит? Только то, что тот, кто его оставил, двигался от окна к кровати, а не наоборот.

Восемь часов вечера. Я так никуда и не пошел. Стоял, пялясь на пол, где утром виднелся след. Пытался вспомнить, как он выглядел. След, следующий, следящий, последний в том, что за ним еще что-то последует. Нет, край и обрыв. Пропасть. Не последний. Крайний, оторванный и пропавший. Интересно, когда ты вернешься, заметишь ли, что я здесь?

Странность №9: Новый год с Тургеневым

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!.. Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома. Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!

Иван Сергеевич Тургенев, лирический гимн «Русский язык»

«Орловский мужик угрюм и не чесан, бороду носит клочковатую, коренаст, хоть силой особой не наделен, смотрит исподлобья и избы строит такие же неказистые. Другое дело мужик тверской – против орловского мужика он что столяр супротив плотника» – записал на обоях Тургенев. Он очень любил писать на обоях и чтобы обязательно про мужиков. Еще Иван хотел записать про тамбовского, архангельского и владимирского мужиков, но Полина Виардо утащила его за лацкан пиджака к гостям – танцевать и пить шампанское.

Потанцевав и выпив шампанского, Тургенев хотел снова вернуться к своим записям, так как совершенно внезапно вспомнил замечательную характеристику мужика ивановского и боялся, что если не запишет сейчас же, то после наверняка забудет и станет досадовать на себя жестоко. Но тут Полина начала играть на фортепьяно и петь, впившись взглядом в Тургенева, как бы говоря «только попробуй, любезный Иван Сергеич, ускользнуть тихорьком пока я на фортепьяно играю и пою душевно, только рискни, голубчик, не стать свидетелем всеобщего восторга в мою сторону и не разделить его». От такого взгляда Тургенев сразу забыл про ивановского мужика и даже срочно потанцевал вокруг поющей Виардо и выпил еще шампанского без всяческих напоминаний.

Когда Полина закончила петь, Тургенев уже очень много потанцевал и шампанского выпил не меньше, так что аплодировал он громко, держа в каждой руке по бокалу. После Тургенев сам вызвался надеть меховую шапку, тулуп с белой оторочкой и валенки без галош, чтобы изображать Деда Мороза. Гостям очень понравился такой Дед Мороз, и они весело щипали его за бороду. Виардо не захотела одеваться Снегуркой. Вместо этого она еще спела и поиграла на фортепьяно. Клин клином – тут Тургенев вновь что-то припомнил про ивановского мужика, но немного потанцевал и решил, что все дело в валенках без галош.

Тем вечером, который длился всю ночь до утра, было много смеха, шуток, веселья, танцев и шампанского. Напевшись, Полина залезла на фортепьяно. Изображая из себя Далилу с остриженными волосами Самсона, она размахивала ватной бородой, не понадобившейся Тургеневу для образа Деда Мороза. Тургенев поздравлял всех тостами, щипал за нос и щеки, как то полагается настоящему морозу, и угощал леденцами, которые стащил у спящего лицом в салате графа Ландрина. Когда пришла пора расходиться, все решили не расходиться, обняли нежно Полину и уснули вместе, совершенно счастливые, особенно Тургенев.

Странность №10: Невидимый лес