Флирт с одиночеством. Роман

Обычно старый моряк в такие часы усаживался поудобней в кресло-качалку и что-то подпевал себе под нос, попыхивая своей любимой трубкой. Он пел о том, как быстро пронеслась его молодость и восхвалял море, в котором провел большую часть своей жизни. По комнате плыли седые кольца дыма и медленно растворялись в тусклом свете мерцающей лампы.

Этот старик жил не один. При нем был маленький внук, который целыми днями проводил на пляже, вылепливая забавные фигурки из мокрого песка и глины. В основном это были разнообразные ящеры-драконы, которые трескались под лучами солнца и со временем рассыпались. В хорошую погоду кресло-качалку удавалось вынести на порог домика, и там, в тени дырявых рыбацких сетей, старый моряк нежился на солнце, тихонько покачиваясь.

– Смотри, дедушка, что я слепил! – хвастался радостно мальчик, показывая глиняную фигурку.

– Какая прелестная безделушка! – говорил бывалый моряк, одобрительно гладя внука по голове. – Когда-то давно я тоже лепил нечто подобное…

И тогда малыш нежно ластился к пледу, покрывавшему озябшие колени старика, и слушал удивительные истории из жизни своего дедушки.

– Мой юнга, когда-нибудь ты откроешь секрет живой глины, и все твои фигурки чудесным образом оживут и наполнятся разумом, – приговаривал старик и с какой-то тоской прислушивался к звону колокольчиков, словно ожидая, что его любимая собака вот-вот появится на пороге дома с радостным лаем.

Однажды, когда малыш играл на пляже, а дедушка по привычке пыхтел трубкой в доме и пел старые рыбацкие песенки, над островом нависла тень. Эта тень была такой большой, что даже закрыла солнце, и мальчику показалось, что наступила ночь. Он уже хотел идти домой и сварить дедушке на ужин манную кашу, как заметил корабль с черными парусами. Чайки садились на высокую мачту, кружили над ней и беспокойно кричали. Малыш вспомнил, как когда-то давно их любимая собака Элли забежала на палубу похожего корабля и долго выла, пока судно не скрылось за горизонтом.

На мостике за штурвалом стоял капитан в черном плаще с капюшоном, закрывающем ему лицо. Он поднял свою руку с неестественно длинными пальцами и приветливо помахал малышу.

– Приветствую тебя, Глиняный Мастер! – лестным эхом пронеслось из уст капитана, и мальчик вздрогнул.

Конечно, ему было приятно, что его назвали Мастером, тем более, Глиняным, но раньше малыш никогда не разговаривал с посторонними.

– Я просто мальчик, ты, должно быть, путаешь меня, чужестранец, – ответил он капитану.

– Нет, я не ошибся, Глиняный Мастер. Меня зовут Темный Капитан, а Темные Капитаны никогда не ошибаются.

Мальчик смутился, но решил не спорить с чужестранцем, а расспросить его, кто он и откуда, а главное, где его команда матросов. Ведь таким большим кораблем должна была управлять не одна дюжина человек.

– Темный Капитан, а где твои люди?

Стоит отметить, что мальчик был любознательным и никогда не боялся спрашивать о том, чего не знал. Чужестранец в ответ засмеялся, и когда он смеялся, из темноты капюшона, прикрывавшего его лицо, засверкали два огонька.

– О, Глиняный Мастер! Моя команда уснула в мрачных трюмах после бурной попойки. Ни гром этих пушек, ни даже звон золотых монет не сможет их пробудить. Безумцы! Они хотели поднять бунт против своего капитана, а самый отважный из них даже успел произнести тост за любовь. Теперь я набираю новых матросов. Я слышал от чаек, на этом острове есть те, кто знают толк не только в старых рыбацких сетях.

– Темный Капитан, напрасно ты прибыл сюда! Не стоит доверять болтовне чаек, – и голос мальчика задрожал. – На этом острове живут только двое – я и мой дедушка. И если я совсем юн, то дедушка совсем стар, и ты никак не можешь найти здесь себе подходящую команду матросов.

– Что ж… На этот раз прав и ты. Чайкам и, правда, не стоит доверять, а мне придется немного подождать, пока ты не вырастишь и не научишься лепить так, как когда-то лепили Глиняные Боги.

– А разве Глиняные Боги существуют?

Мальчик, конечно же, что-то слышал от своего дедушки и считал, что это все сказки.

– Конечно, – уверили его с корабля, и снова под покровом капюшона блеснули два огненных глаза. – Я даже знаю их некоторые секреты…

– О, Темный Капитан, прежде чем ты покинешь наш остров, открой мне хотя бы один их секрет, пожалуйста! – взмолился мальчик.

Ему очень хотелось стать подобно Глиняным Богам и лепить из глины живые фигурки.

– Надеюсь, ты умный мальчик, и понимаешь, что ничего не бывает просто так, – усмехнулся чужестранец и оглянулся вокруг, словно боясь ненужных свидетелей.

– Что же ты хочешь в замен, Черный Капитан? – спросил мальчик и стал рыться в кармане, чтобы достать из него перочинный ножичек, который дедушка подарил ему как-то на день рождения.

– Мне не нужен твой ножичек, – угадал намерение мальчугана Черный Капитан и отмахнулся. – Таких ножичков у меня навалом. Обещай мне лучше, что когда ты станешь Глиняным Богом, то отдашь мне самую любимую фигурку, что будет у тебя на тот момент.

– Я согласен! – кивнул мальчик.

Глаза капитана снова блеснули.

– Что ж! Хорошая сделка! – воскликнули с корабля. – Слушай, Мастер. Главный секрет живой глины в том, что Глиняные Боги добавляли в нее свою кровь, от чего глина становилась более мягкой и податливой, и фигурки на время оживали. Сделай так и ты! И обязательно продержи их пару часов в дедушкином камине, чтобы потом при неосторожном падении они разлетались вдребезги.

Долго еще смотрел будущий Глиняный Бог на эти прибрежные волны, а волны то накатывались, то откатывались. Снова солнце озаряло берег на маленьком острове. А где-то в домике по-прежнему звенели маленькие колокольчики, а старый моряк, покачиваясь в кресле-качалке и пыхтя своей любимой трубкой, напевал себе под нос давно забытую песенку.

Встреча на мосту

«Надо жить, чтобы тебя помнили, малыш».

Из ночного разговора с неизвестной девушкой в одном из парков Москвы.

«Ну почему это произошло? Ведь этого не должно было случиться!»

Мужчина стоял у моста и смотрел вниз. Там медленно текла черная московская вода, унося с собой городские стоки и нечистоты. В ее вялых, ленивых водоворотах меланхолично кружился мусор: какие-то доски, ветки деревьев, пластиковые бутылки, куски разломанного пенопласта, разноцветные разводы от машинного масла и бензина, а у берега в остатках льда дрейфовали утки.

Слева и справа располагались промзоны. Дымили трубы, лениво ворочались башенные краны. Некрасивые бесцветные коробки зданий были расставлены точно чьей-то шальной рукой в пьяном угаре. Они стояли все серые от бетона, давили на сознание, вынуждая случайных свидетелей побыстрей покинуть этот неблагоприятный и, казалось, проклятый район. В воздухе превышала концентрация угарного газа, а машины все летели и летели, и при каждом пролете слышался свист рассекаемого ветра, что заставляло сердце вздрагивать. Мужчина стоял спиной к дороге, и, возможно, кто-то из водителей, заметив наклонившуюся через перила и застывшую в каком-то задумчивом оцепенении фигуру, мог признать в нем самоубийцу, решающего сорваться вниз. Но все это были предположения, которые всегда гонишь прочь, лишь бы не впутаться в нехорошую историю, и если бы кто-то сердобольный и сбавил бы скорость или вовсе решил бы остановиться, чтобы предложить свою помощь, то это было бы настоящим чудом. А тем самым мартовское утро говорило само за себя, потому что солнечный диск, пусть расплывчатый и бледный, но все же начинал проявляться на мертвом полотне туманно – свинцового неба.

«Боже, как грязно и мерзко, – подумал мужчина и поднял воротник, – какой колючий ветер!»

Он облизнул потрескавшиеся губы и снова стал наблюдать за движением реки. Грязная река медленно текла под ногами, словно вся эта грязь истекала из него самого.

«Только уж слишком много грязи, слишком…»

На вид мужчине было не более тридцати пяти, даже чуть меньше. Видно было, что у него плохое самочувствие, особенно поражала бледность лица, но в тоже время ясные, четко выразительные глаза давали понять, что этот человек способен еще на некие усилия, даже решительные волевые усилия. Вот почему, наверно, многим и казалось, что вот-вот у него появиться второе дыхание, и он улыбнется, оторвет руки от перил и уйдет. Его пальто со стороны дороги было покрыто брызгами грязи, и в то же время удивляли его чистые лакированные ботинки, говорящие о натуре аккуратной и осторожной. Пальто было расстегнуто, и пестрый галстук, вылезавший из-под пиджака, свисал вниз и при сильном порыве ветра иногда закидывался на плечо, а потом снова сползал, когда ветер затихал, и так продолжалось до бесконечности, пока вдруг мужчина не выпрямился и не пошел вдоль дороги. Через несколько метров он остановился, какое-то время смотрел вниз, точно изучая что-то, а потом пнул это ногой. Если бы Вы проследовали за этим человеком, то увидели бы, что привлекло его внимание. Это была обычная тряпичная кукла, лежащая возможно не первый год на этом старом мосту. Кукла была изрядно потрепана и являлась сейчас скорее грязной тряпкой, чем некогда детской игрушкой. Она лежала на спине с неприлично открытом ртом, и, казалось, рот этот она открыла от какого-то внезапного удивления, может быть, из-за того, что на нее наступают, а она все не может понять, все не может опомниться от такой бесцеремонности и наглости, будто она кому-то мешает, такая мягкая и безобидная… Да и в этот раз ее не обошли безразличием и жестоко пнули ногой, и кукла отлетела в сторону, ударилась о перила и стихла.

– Эй! Кажется, это Вы уронили?

Мужчина услышал голос и обернулся. Его догоняла молодая женщина, прилично одетая: в дорогой норковой дубленке и модных красных сапожках на высоких каблуках, громко стучащих по мокрому асфальту. Она подбежала к мужчине, чуточку отдышалась и протянула что-то вперед на вытянутой руке. Но мужчина прежде посмотрел на эту руку, а не на то, что она держала.

– Эй, это Ваше? – спросили его опять.

Он отметил красоту этой изящной руки с дорогим маникюром, и ему невольно захотелось взглянуть на ее лицо. Эти руки напомнили ему о Лауре, и в то же время перед ним была другая незнакомая женщина. Дорогая прическа, сделанная в стильном салоне, парфюм нежный и ненавязчивый, губная помада с блеском, румяные щечки, длинные черные ресницы. Все говорило о том, что незнакомка, стоящая перед ним довольно обеспеченная особа, и что заставило ее наклониться посреди безлюдной дороги и поднять эту грязную куклу, а затем еще догнать и протянуть эту стекающую ему на ботинки грязь, мужчина не мог даже предположить.

«Что ей нужно?» – подумал он и взял ради приличия в руки эту тряпку.

Незнакомка широко улыбнулась, обнажив белые ровные зубы, и он ответил ей едва заметной ужимкой уголком рта. Это была восточная женщина, скорее всего, грузинка, с гордым носом, совсем не портящим ее красоту, и черными глубокими глазами, очень проникновенными, но в тоже время холодными, как этот колючий ветер. Когда их глаза встретились, он отвел свой взгляд в сторону.

– Я видела, как Вы что-то уронили, и решила остановиться. Вот моя машина! – и дамочка в доказательство махнула в сторону дороги.

У обочины стоял на аварийке небрежно брошенный серебристый «Бэнтли» с тонированными стеклами, литыми дисками – та самая машина класса люкс, которая в наше время позволяет ее владельцу автоматически получить статус и признание толпы.

– Вы из-за меня нарушили правила. Здесь нельзя парковаться! – растерялся мужчина, никак не предполагавший таких случайных встреч.

– Неужели? – и женщина прищурила глаз.