Волшебная лужа. Сборник рассказов

– Что же ты наделал, брат! – воскликнул в сердцах вернувшийся, – И хотя твое вино бесспорно прекрасно, и мы могли бы отмечать мое возвращение месяц, но ведь каждому известно, что жизнь – это вечная свадьба, где вино – невеста, а сыр – жених. Так какая же свадьба без жениха?

И поняли вдруг братья, что нельзя быть счастливым за счет ущемления мечты другого. И заплакали и обнялись, простив друг другу малодушие, и решили вместе и возделывать виноград, и выращивать коз, и каждое застолье отмечать вином и сыром.

– Да будет так всегда! – пожали они друг другу руки. – Лишь бы не было войны.

Бабушка, я лечу

– Бабушка, я лечу к тебе, – раздавался голос ребенка в телефонную трубку, и никто не знал, что этот детский радостный голос уже неминуемо мчится сквозь грозовой фронт в самое страшное пекло стихии.

– Все… Съезжаем… Конец.. – простонал обреченно пилот, вцепившись в штурвал самолета.

– Не убивайте нас, не убивайте! – раздалось на дальнем фоне, и связь прервалась.

Пожилая женщина вышла на крыльцо. Было раннее утро, и только дворник Матвей печально мел во дворе опавшие листья, словно косил в поле траву, и женщина вспомнила своего мужа, который с первыми лучами солнца каждое утро уходил на сенокос. А она ждала его к обеду, с любовью накрывала на стол белую скатерть, ставила кастрюлю с вареным картофелем в сливочном масле, посыпала его обязательно зеленым укропчиком, доставала из погреба кувшин с прохладным молоком и разделывала селедочку. Деревню снесли, и на том месте давно выросли многоэтажные дома разрастающегося как раковая опухоль мегаполиса. Вместо проселочных, вязких дорожек проложили проспекты, по которым спешили куда-то машины, и жизнь изменилась. Люди стали другими, и она, Антонина Павловна, наверно, тоже стала другой. Прошло пять лет, как она овдовела. Врачи говорили, что это был инсульт, но кто кроме Антонины Павловны мог лучше знать, что причина смерти ее мужа была в тоске по внукам. Она сама каким-то чудом пережила эту трагедию, и раз в год в день той ужасной авиакатастрофы под Донецком отправлялась на место крушения авиалайнера, словно собиралась в гости к дочери. Женщина покупала детские игрушки, обычно куклу Вале и робота Коле, зятю перцовку, а дочери пекла пирожки с капустой, которая та при жизни обожала, но так и не научилась печь.

На этот раз подвело здоровье, ноги совсем не слушались, и Антонина Павловна, повздыхав и поохав, решила никуда не ехать, а встретить годовщину дома в своей маленькой квартирке с котом Васькой. Конечно, в ее жизни были потом мужчины, но ей так и не удалось полюбить кого-то из них. Наверно, Антонина Павловна об этом жалела, потому когда, как не сейчас ей требовалась поддержка, но, не находив ее, женщина выходила на крыльцо, садилась на влажную от росы лавочку и долго, долго смотрела на пустую детскую площадку.

В это утро к ее ногам спустился белый голубь. Птица стала клевать разбросанную у лавочки шелуху от семечек, и, казалось, вовсе не замечает женщину, словно это был не живой человек, а памятник, и Антонина Павловна даже согласилась с такой мыслью.

«Я живой памятник, и с моим уходом останется лишь забвение, и некому будет помнить о Валечке и Колечке. Может, на том свете мне разрешат повидать моих внуков, ведь священник сказал, что они попадут в рай, и эта трагедия – всего лишь напоминание, что все мы временно пребываем на этой земле, на этом воздушном шаре, который рано или поздно все равно лопнет, не выдержав накопившуюся боль человеческих страданий. Господи, а куда попаду я?».

У голубя были ярко-оранжевые глаза, и Антонина Павловна вспомнила, как учила рисовать Валюшку красками, и внучка все время забывала споласкивать кисточки, от чего цвета перемешивались: апельсины получались красно-синими, а крокодилы зелено-фиолетовыми с черными и голубыми разводами.

– Пять лет прошло как один день! – подумала женщина вслух, и, словно соглашаясь с ней, голубь начал ворковать. Дворник Матвей подбирался к подъезду, и птица, напуганная шумом метлы, взлетела в нахмуренное небо и растворилась в скрученных его облаках, а Антонина Павловна подумала, что белый голубь – это к хорошему и, наверно, вскоре она услышит какую-нибудь радостную весть.

– Тоня, слыхала, что пенсии с 1 декабря повышают на пять процентов, а инвалидам труда аж на десять! – сказал вдруг дворник Матвей. Он прекратил мести и присел перекурить на ту же лавочку, где сидела Антонина Павловна.

– А что толку, если цены в магазинах растут как на дрожжах, издевательство какое-то! – поддержала разговор женщина и уже собиралась уходить домой, как вдруг увидела на детской площадке девочку. Она была одна и играла в песочнице.

– Гляди, совсем родители с ума сошли! Оставлять одного ребенка, да и в наше то время. Когда кругом органами торгуют и людей воруют, – возмутилась женщина.

– Да! – согласился дворник, – помню раньше коляски с детьми во дворе стояли и никого. Идешь мимо, ребенок заплакал, покачаешь и дальше идешь. А сейчас эх!

И мужчина махнул рукой.

– Я, Тоня, уже весь двор перемел, хочешь, пойдем ко мне чаю попьем! Я тебя тут в такую рань каждый раз вижу и уж привык к тебе, а сегодня почему-то решил угостить тебя чаем.

Антонина Павловна перевела свой тревожный взгляд с детской площадки на Матвея и присмотрелась к дворнику. На вид ему было около 70 лет, но старик был жилистый и крепкий, словно сделан был из стали, и, если бы не старость, которая оставляла свои следы на его лице в виде глубоких морщин и вздутых синих вен на руках, Антонина Павловна бы подумала, что ей делают предложение. Она даже улыбнулась, и Матвей тоже улыбнулся, показав свои желтые редкие зубы.

– Говорят, сегодня будет снег… – продолжил дворник, – Тонь, ты лыжами-то запаслась?

– Да лыжами запаслась, только палки нужны.

– Да пару палок могу подбросить, – и старик засмеялся.

– А, старый и тебя туда же! Иди мети лучше! – и Антонина Павловна встала и, опираясь на трость, медленно пошла в сторону детской площадки, где играла девочка. Девочка была в вязаной шапочке и в куртке с изображением Микки Мауса.

– Здравствуй, Красная Шапочка, ты чего одна тут играешь? – спросила Антонина Павловна, тяжело дыша. Несколько шагов дались ей нелегко. Девочка повернула голову и деловито сказала:

– Мама уехала с дядей на машине, и сказала, что на меня папа в окно смотрит, а она сама скоро вернется. Я в этом доме живу!

«Такая красивая девочка, словно куколка с картинки», – с умилением подумала Антонина Павловна.

– Ты девочка только никуда не улетай, я уж присмотрю за тобой, пока мама вернется.

– Бабушка, а разве дети могут летать? – засмеялась девочка и продолжила лепить куличики из песка.

У Антонины Павловны задрожал голос, и она еле сдержала слезы. «Может быть Валюша прилетела ко мне в виде того голубя? А я дура старая даже семечек не дала».

Вертолет стал кружить над районом и спускаться. На его брюхе видна была надпись ЦЕНТРОСПАС. Пугающий рокот заставлял вибрировать стекла окон, и женщина перекрестилась, когда вертолет скрылся за крышей дома, утягивая за собой воздушные потоки с листьями. Подбежавший дворник Матвей сквозь шум прокричал:

– Тоня, что-то случилось! Авария какая-то. Видишь, спасатели летят! Я пойду в ЖЭК позвоню Петровне, может она знает…

Солнце для слепой

Центр Москвы. Зимний ясный день. Солнце, отражаясь в зеркальных витринах фешенебельных бутиков, слепит глаза случайным прохожим. На голых ветках деревьев радостно чирикают воробьи. Молодой человек подбегает к цветочному киоску, опережает какого-то нерешительного мужчину, протискивается вперед, быстро перекидывается несколькими фразами с продавщицей и покупает три желтых розы. Продавщица, черноволосая азиатка, сгорбленная, косматая, с грязными ногтями, похожая на ведьму из детских сказок, предлагает ему красочную упаковку, рассчитывая на дополнительный заработок, но молодой человек вежливо отказывается, забирая всю сдачу. Она недовольно фыркает и переключается на нового покупателя.

Молодой человек спешит дальше по тротуару, временами поглядывая на часы. На щеках счастливчика можно заметить легкий румянец то ли от пощипывающего кожу морозца, то ли от предвкушения приятного времяпровождения. Одет он сам серо, в потертом неброском пальто и без шапки, несмотря на холод. Розы выгодно выделяются на блеклом фоне его долговязого тела своим насыщенным желтым цветом. Вдруг молодой человек останавливается, заметив что-то особо неприятное боковым зрением. Там, на сером от городской пыли сугробе, истоптанном следами птиц и собак, кто-то начертил бессмысленную, но хорошо читаемую фразу «Ты покойник». Молодой человек хмурится и продолжает движение.

Перед пешеходным переходом он видит дряблую старушонку с палочкой, которой та постукивает по тротуару. Молодому человеку не надо переходить дорогу. Он хочет проскользнуть мимо, но включается красный запрещающий цвет светофора, и пожилая женщина неуверенно делает шаг на проезжую часть. Молодой человек хватает ее под локоть свободной рукой.

– Бабушка, Вам жить надоело… – то ли спрашивает, то ли утверждает он брезгливо. Старушка что-то шепчет высохшими от старости губами.

– Что-что? – переспрашивает молодой человек сердито.

– Метро, внучок. Далеко метро…? – наконец обращает она внимание на него.

– Рядом, бабушка, рядом, через дорогу.

– Красивые розы у тебя, внучок, – улавливает приятный аромат цветов старушка, громко шмыгая своим маленьким носиком.

– Красивые… – соглашается молодой человек. Его лицо расплывается в довольной гримасе, но он тут же делает важный вид.

– А какого цвета, внучок? – наивно спрашивает старушка.

– Желтые! – строго добавляет он, и, присматриваясь, с удивлением понимает, что пожилая женщина перед ним совершенно слепа.

– Как солнце… – шепчет про себя та, улыбаясь. – Как солнце…

Удерживая ее под локоть, молодой человек топчется от нетерпения на месте. Глаза бегло ищут случайного прохожего, кто бы мог подменить его в качестве поводыря. Очевидно, тратить время на сопровождение беспомощной женщины до метро совсем не входит в его планы. Старушка при этом постоянно пытается двинуться вперед на проезжую часть.

– Да, стойте Вы, бабушка на месте! – злится молодой человек. Его вдруг прерывает угрожающий свист тормозов, заставляющий вздрогнуть даже самое смелое сердце. Поток машин останавливается прямо у зебры. Звучит сигнал для пешеходов, и молодой человек, так и не найдя замену, решается перевести старушку.

Она ковыляет еле-еле, постукивая палочкой то по асфальту, то по бамперам машин, перебирает своими слабыми скрюченными ножками и бормочет недовольно о чем-то своем, стариковском. Ее неспешащее поведение начинает еще больше раздражать горе-поводыря.

– Бабушка, Вы идите прямо и никуда не сворачиваете. Вам всего два метра осталось! – На половине пешеходного перехода молодого человека вдруг осеняет спасительная мысль, как сэкономить ценное время.

– Извините, я очень сильно тороплюсь. – Оправдывается он и показывает свободной рукой направление, будто слепой чудесным образом внезапно вернулось зрение.