Волшебная лужа. Сборник рассказов

– Идите вперед, не сворачиваете, – повторяет настойчиво он.

Старушка кивает своей маленькой головкой, спрятанной под пуховым оренбургским платком, и растерянно благодарит молодого человека за помощь. Надеясь, что слепая поняла его правильно, он освобождает ее хрупкий локоток и трепетно ждет. В этот момент он похож на мальчика, который пускает свой игрушечный кораблик по водному течению, переживая и одновременно с интересом наблюдая дальнейшую его судьбу. Убедившись, что бабушка идет в верном направлении, молодой человек облегченно вздыхает и возвращается на тротуар.

Оглянувшись еще раз, он вдруг неожиданно поскальзывается на коварной наледи и, пытаясь сохранить равновесие, резко размахивает руками. Стая воробьев, напуганная его странными движениями, взлетает ввысь. Наконец молодому человеку удается устоять на месте, но он с горечью замечает, что у одной из роз надломилась головка. Несчастный хмурит брови, осторожно трогает надломленную головку розы, и вздрагивает, когда та падает на асфальт. Опять хмурится, смотрит на часы, на этот раз его лицо становится еще мрачнее.

– Черт! – матерится он, отшвыривая сломанную розу в сторону. Задумывается на секунду, и сконфуженно отворачиваясь от любопытных взглядов зевак, кладет одну из уцелевших роз прямо на бордюрный камень. Затем быстро удаляется, видимо, не решаясь появиться на встрече с двумя цветами.

Зажигается красный сигнал светофора, но поток машин трогается неохотно, с пробуксовкой. Кто-то нетерпеливо жмет в долгий гудок, торопя впереди стоящие машины. Причиной всему оказывается та же слепая женщина. Очевидно, когда молодой человек оставил ее, она все же замешкалась и, сбившись с курса, пошла в обратном направлении.

Две симпатичных девушки-студентки на бегу подхватывают старушку под руки, и чуть ли не несут к тротуару. Пожилая женщина едва касается своими изношенными валенками поверхности дороги, не забывая постукивать при этом своей палочкой. Секунды. И вот уже благополучно миновав опасный участок дороги, она желает здоровья своим новым спасителям.

Девушки задорно смеются. Одна из них замечает оставленную на бордюрном камне шикарную желтую розу и восторженно поднимает цветок над собой.

– Класс, Катька! – радуется другая и в ее светлых глазах угадывается легкая зависть. Она бросает жадный взгляд на эту розу и тяжело вздыхает.

– А пахнет-то как классно! – восклицает ее подруга, простужено покашливая, и девушки по очереди нюхают цветок. Не понимая, что делать с этим неожиданным подарком судьбы, «названная Катькой» вкладывает цветок в руку слепой женщине.

– Где метро, где метро? – шепчет та в пустоту, постукивая палочкой.

– Бабушка, возьмите. Это Вам! – с хрипотой в голосе говорит девушка. Старушка грустно улыбается. На ее добром лице разглаживаются морщины, когда она нюхает цветок.

– Внучок, влюбился что ли? – добродушно спрашивает она.

«Названная Катькой» не может сдержать смех. Ей забавно, что ее спутали с молодым человеком.

Как я гуся ел в посольстве

Случилось мне в бытность работы дипломатом попасть на прием к послу Германии, а именно в немецкое консульство на Мосфильмовской. Я поехал со своим боссом, глубоко верующим человеком. У меня была мысль справить нужду у забора, но он предостерег меня, что мы на территории другой страны, и чтобы я вел себя прилично. Эта была конференция, посвященная продвижению немецких товаров на российский рынок. Стоит отметить, что в мире был экономический кризис. Зарплату мне задерживали, и я ходил в летних ботинках, хотя на улице стоял морозный ноябрь. В это время меня как раз любимая жена выгнала из дома за то, что я мало зарабатывал. Поэтому я жил, как бедный родственник, у всех моих знакомых, которые периодически меня также выпроваживали. Я реально голодал, но выглядел очень хорошо. Никто не мог даже разглядеть в красивом, молодом и успешном человеке такое отчаянное состояние. И вот после официальной части начался банкет. Девушки в национальных баварских костюмах на подносе разносили напитки и пиво. Гости, в основном российские и немецкие бизнесмены, а также приглашенная пресса накинулась на еду. Столы ломились всякими заморскими яствами. Чтобы описать увиденное, нужно побывать на похожем мероприятии. Другими словами, клубничка была нашпигована на киви, а киви на клубничку, а сверху еще брусничка. Рыба, мясо, сыры, знаменитые немецкие колбаски, закуски, сладости… Но больше всего мое больное внимание привлекло огромное блюдо, на котором важно красовался цельный печеный гусь. Рядом стоял немецкий повар. Он отрезал от гуся кусочки и накладывал их на протянутые блюда гостей. Желающих отведать это яство было очень много, и у меня также потекли слюни. Я было бросился расталкивать локтями зажравшихся, но мой босс остановил меня.

– Не суетитесь! Выдержим паузу, показывайте, что вам безразлично это мероприятие.

– Вы, Алексей Егорович, поститесь, а я нет… – попытался оправдать я свой порыв.

И мы стояли и молча наблюдали с горделивом видом у стойки бара, как веселятся гости. Передо мной прошла официантка с подносом и предложила нам выпить. Мой босс взял бокал настоящего баварского пива изящно двумя пальчиками и с невозмутимым видом гурмана понюхал.

– Да пиво не дурно… – отметил он и поставил бокал на место.

Бокал тут же схватил какой-то дистрибьютор из Биробиджана.

– Вот это наш человек! – улыбнулся мой босс, а у меня все во рту пересохло.

Я готов был дотянуться до другого бокала, но упустил момент. Официантка уже ушла.

– Еще не время! – шептал босс, постоянно удерживая меня за рукав. – Вы смотрели фильм «Судьба человека», где немцы вызывают пленного русского солдата и наливают ему три стакана водки подряд, а он пьет и не закусывает, хотя голодный, как черт?

– Ну, вы и сравнение привели, Алексей Егорович. Боже упаси.

– Помните, Вы представляете лицо государства. Держите себя в руках!

Я все-таки уличил момент и урвал один бокал вина. Босс заметил это и недовольно сказал:

– Отпейте осторожно глоток, поморщитесь и поставьте бокал на стойку бара.

Я так и сделал, проклиная тех чертей, кто придумал этикет, и обреченно смотрел на разбазаренные столы. Гусь мой таял на глазах. Уже не было левого бока и вишенки в клюве.

– Пора! – вдруг ущипнул меня босс и перекрестился.

Мы пошли к столам с яствами, взяли по пустой тарелке. Остальные гости активно трапезничали в буфетной. Мне отрезали кусочек гуся, и тут как раз как бы незаметно подошел посол Германии. Он стал наливать себе кофе, улыбаться нам и между нами естественно завязался дельный разговор. На прощание он дал свою визитку и попросил наши, но мы с важным видом ответили, что визитки все уже раздали. Пришлось ему писать наши контакты на бумажке. Потом после разговора с послом к нам подошел министр по продовольствию, сельскому хозяйству и правам потребителей. Оказывается, есть у них такой министр, некий доктор. С ним мы тоже заключили ряд устных договорённостей на перспективу.

– Осталось лишь небольшие бюрократические проволочки преодолеть, но это политический момент… – сказал свою коронную фразу мой босс.

Министр улыбнулся, понимая, о чем идет речь.

– Безусловно, интересы наших деловых партнеров превыше всего, – ответил он на ломанном русском. – Вы знаете, как уже говорили на конференции, меньше всего пострадал экспорт сельхозпродукции из Германии, всего на 20%. Россияне – молодцы! Каждый третий верит, что кризис скоро закончится.

Мы пожали руки, и он с удовольствием дал нам по визитке.

Последней нашей целью был руководитель Торгово-промышленной палаты Германии, тоже доктор с еврейской фамилией. Мы встали с ним за один столик, и я принялся за гуся. Чудный был гусь, скажу я Вам. Это было нечто особенное. Настоящий немецкий рождественский гусь. Признаюсь, я даже хотел попросить политического убежища в Германии. Плевать мне было на то, что босс мой незаметно наступал мне на ногу и хмурился, что я слишком жадно ем гуся на глазах немцев.

Немцы – народ очень деловой. Очевидно, они специально устраивают такие обжираловки, а сами внимательно смотрят, кто и как ест. По этим особенностям они определяют человека, стоит иметь с ним дело или нет. Политического убежища я не попросил, так как вспомнил, что жена меня хоть и выгнала из дома, но я ее люблю. Руководитель палаты без слов протянул нам визитки. Оказалось, что он жил два года в Ставропольском крае, и мы предложили ему заняться поставками сельхозтехники за бюджетные средства. Помню, как он жал нам долго руки и приглашал в гости к себе в Мюнхен.

Пока мой босс добивал Торгово-Промышленную Палату, я подошел к барной стойке и попросил бокал вина. Мне было хорошо, гусь приятным образом обволакивал мой желудок. Осушив бокал залпом, я посмотрел на барменшу. Было в ней что-то наше, родное.

– Вы в каком звании? – спросил я ее в шутку. – Лейтенант или старлей?

Она улыбнулась и налила мне еще бокал вина. В этот момент подошел босс.

– Нам пора, – сказал он, накинув на себя маску чиновника большого ранга. – Отпейте маленький глоточек и поставьте стакан на место. Уходим по-английски.

– А гусь? Может, ребятам нашим захватим? Ведь пропадет? Давайте попросим официанта.

– Уходим по-английски, – почти принудительно стал выводить он меня из страны Гетте.

«А может все-таки попросить убежище?» – колебался я, прощаясь взглядом с барменшей.

Мне показалось, что она мне подмигнула.

Чеченская рота

Памяти деда Сергея, чей орден я потерял в детстве.

Произошло это в мае 1944-го, незадолго до крупномасштабного наступления советских войск, известного в мировой истории под названием «Багратион». Германское руководство тогда не считало, что война проиграна. Основной удар Красной Армии немцы ожидали на Балканах, так как считали, что румынская нефть и черноморские проливы для Советского Союза являются логичной целью. Поэтому на Белорусском направлении они вели тактику затяжных и изматывающих боев, надеясь на раскол антигитлеровской коалиции и ошибки советского командования.

– Ахка, ахка, желторотый! – прохрипел по-чеченски старшина Заур и не узнал свой голос. Молодой солдат, тоже чеченец, с трудом оторвался от земли, вытянул шею, словно облезлый цыпленок, и взялся за лопату. Солдата покачивало от усталости, мышцы ужасно ныли, ладони кровоточили. Заур смотрел на него еще какое-то время. «Совсем мальчишка, – думал он. – Сколько таких полягут в этой глине? Сколько слез прольют их матеря?». Простуда пробивала горло так, что хотелось вырвать кадык. Шел проливной дождь, отчего земля превращалась в жижу, по которой плавали пузыри. Окопы заполнялись ею, и в ней вязли сапоги. Измученные работой солдаты засыпали прямо на ходу. Кто, прислонившись к краю окопа, кто, полулежа под навесом из веток. Заур ходил по окопам и приводил роту в чувство. Одному солдату достаточно было доброго слова, другому можно было и в морду дать. Но сейчас и то, и другое не помогало. Все валились с ног, словно лошади после бешеной скачки. Казалось, все бесполезно, напрасно. Лишь щемящее чувство опасности перед приближающимся боем тянуло эту бурлацкую лямку по морю солдатских страданий и лишений. Солдаты хрипели, молили о перекуре, проклинали этих проклятых немцев. Они любили Заура, называли между собой батей. И если кому-то доставался батин кулак, кивали одобрительно: «Значит за дело…». Сейчас все было в серой пелене пота, копоти и глины.

– Ахка, ахка… – твердил про себя Заур.

Дождь хлестал ему по лицу, а он стоял над окопом и смотрел, чтобы никто не отлынивал. Вот уже неделю роте был дан приказ вырыть окопы вокруг села Бобруйка и занять оборону. Со дня на день ожидали наступление немцев. Оно было неминуемо, как снег или дождь. На него нельзя и глупо было злиться. И старшина, как никто другой, понимал это. Внешне он был раздражен, но внутри спокоен. Только спокойное хладнокровие помогало ему выжить. Он знал, что страх тоже естественен, что желание жить дано Аллахом, и что если суждено погибнуть, то погибнуть непременно героем, за честь семьи, за Родину, за товарища Сталина. Главное, чтобы эти фашисты больше не топтали родную землю. «Чтоб они, шайтаны, утопли здесь в нашей крови и поте!», – думал он, скрежеща зубами. Молодой солдат продолжал копать, но движения его были вялы и болезненны.