пушки бонапартовой ствол,
зато тропа, что к монументу бежит,
заросла б, если б я не прошёл.
Санкт-Петербург
«В стране этой тёмной торопятся сны…»
В стране этой тёмной торопятся сны
в цветные легенды облечься
и броситься в мир из немой глубины
в стремленьи своём быстротечном;
взрываются в вывесках, в окнах кричат,
сияют в глазах и улыбках,
всю жизнь превращая в неоновый ряд,
в иллюзию, шутку, ошибку.
Хельсинки
Про собаку
Чуть римский зал где-то вблизи Просвета[28 - Имеется в виду один из огромных залов Эрмитажа, имеющих верхнее освещение.],
где спят пейзажи в летнем стиле Фета…[29 - Фет А. А. (1820 – 1892) – русский поэт и переводчик.]
Между полей, озер, садов и гроз
застыл печальный пес.
Когда б я был лихим искусствоведом,
и ремесла того секрет мне был бы ведом,
собаки грусть бы я связал
с теорией художества начал,
и с биографией художника (то Поттер[30 - Паулюс Поттер (1625 – 1654) – нидерландский художник. Имеется в виду его полотно «Цепная собака», которое находится в коллекции Эрмитажа.]) —
порой печальной, а порой и беззаботной —
включил бы в текст эпохи суть —
всё объяснил бы как-нибудь.
Увы, я не знаток искусства кисти,
во мне лишь кто-то добрый виснет.
И потому меж фруктов, драк и роз
глядит мне в сердце грустный пёс.
Вдали таинственный таится город,
который взял реку за ворот
и заключил между мостов
в густые сети сан. узлов.
Свобода где-то за рекой…
Собаке машет как рукой
старуха-мельница. Рейсдаль[31 - Якоб Исаакс ван Рёйсдаль (1629 – 1682) – крупный нидерландский художник-пейзажист.]
вручил бы приз «за даль»
художнику печальных псов
(плюс стад хозяйских и быков).
Однако – нет. Здесь приз – «за грусть»,
пусть за собачью, пусть…
Но эта грусть в глуби предвечной
такая человечья.
Санкт-Петербург
Полночь
В безмолвия гуще купается слух,
как тело курортника в волнах,
и тянется к звёздам изменчивый дух,
очнувшись от тяжести дольней.
Молчит, недвижим, мой ночной океан,
качается сонная лодка…
Но всё же… Вглядись в этот чёрный экран:
Вселенная движется ходко.
Санкт-Петербург
* * *
Как хорошо, что ты не появился,
мой бедный стих. И я теперь свободен
от написания сатиры или оды —
всего того, чем разум соблазнился.
Рассвет над тихим озером не станет
ни темой, ни сюжетом и ни строчкой,
этапом моей службы беспорочной
безусому потомству в назиданье.
А жизнь глупца рассеется, как пепел,
над рядом человечьих поколений.
Иль пропадёт в туманности забвенья