подобно путнику, проглоченному степью.
Санкт-Петербург
«Кудрявый костёр шевелился в ночи…»
Кудрявый костёр шевелился в ночи,
приветствовал звёзды, как родственник,
глубоким поклоном. А складки парчи
небесной покрыли что простынью
леса заозёрные. Славен пейзаж,
когда его речь многострунная
тебя превращает в обычный стаффаж[32 - Стаффаж – второстепенные изображения в пейзажной живописи.],
во что-то совсем неразумное.
Заречный
«Я резал ягод пуповину…»
Я резал ягод пуповину
под песни недоступных птичек,
и вдруг решил, что половину
своей бы жизни закавычил.
Служил чужим черновиком,
потомка белой заготовкой,
хотя, признаться, был притом
я очень слабым и неловким.
Так кто же я? Внутри меня
ряды, ряды, ряды, ряды….
Хоть бы крупицу бытия
извлечь моей из темноты.
Санкт-Петербург
«Люблю я ширь бумажного листа…»
Люблю я ширь бумажного листа,
страницы белой шумное раздолье,
где катится волшебная река —
стихов моих ночное половодье.
Подтачивают воды берега,
несут разбитых кораблей скелеты,
и кажется, что вечная волна
поэтов знает лучше, чем поэты.
Санкт-Петербург
«Вот и я с рюкзаком, окружающим рад…»
Вот и я с рюкзаком, окружающим рад,
восседаю на нижней и угольный смрад
пропускаю по лёгким. Сегодня в квадрат
я возвёл себя утром и скобки долой —
еду в город, что спит за туманной рекой.
Город полон церквей, площадей и мостов,
и их возраст чуть больше, чем трижды на сто.
Впрочем, публика та же: людей и скотов
там статистика шепчет (как было везде):
«добродетель лениво плетётся в хвосте».
Тихий город, старинный: по улицам звон
расползается в дни православных икон,
вознесений и входов, убийств, похорон.
Чудный город, старинный. Проулков забор
мне при мысли о людях внушает: «аборт».
Но я завтра в рассвет, полный радостных сил,
про себя прошепчу, что я вновь посетил
дорогие места. Ведь по-прежнему мил
мне сей город античный: умер Ахилл
в его толстых стенах. Он дорогой рубцов
незаметных спускался в обитель отцов.
Вологда
«Я знаю этот город наизусть …»
Я знаю этот город наизусть —
людей его, историю, дома,
Но кажется, что глубже его грусть
впитала моя мягкая душа.
В осенних листьях – временная смерть.
Всего лишь смерть, что каждому дана.
И всё же так красиво умереть
умеет только местная листва.
Я помню этот город наизусть
той памятью, что каждому дана.
Наступит час, её я поднесу
Художнику как краску для холста.
Вологда
«За окном точит ночь свои синие когти…»