Прогулка

– Вот в какое дело попал, ваше благородие… Бог с вами!

Он засучил рукав, снял шапку, взял перо и стал прилаживаться писать.

– Что писать? Я ничего не могу.

– Ну, ты эти разговоры, однако, оставь, – сказал ему чиновник серьезно. – Пиши имя и фамилию. Как тебя звать?

– Я ничего-с… к слову… Эхма-а!.. Имя, что ли?

– Имя и фамилию.

Солдат писал долго, наконец кончил, весь красный и в поту.

– Ну, вот теперь ступай.

– Мне теперь и идти-то неохота… Всадили вы меня, ваше благородие, в ха-арошее бучило!.. Извините…

Чиновник засмеялся, хозяин тоже улыбнулся.

– В отличнейшее бучило всучили…

Чиновник захохотал этому оригинальному выражению и сказал солдату:

– Ты водку-то выпей.

– Я и коснуться ее боюсь…

– Пей. Чего же?

– Ну ее к богу! Вы теперича так благородно рекомендуете, а как выпьешь – завертишься, как кубарь… Подведете бумагу, всю жизнь проклянешь! Ну ее к богу!

– Ну, как хочешь. Десятский, пей!

– Благодарим покорно. Не потребляем.

– Ну, как угодно. До свиданья!

Хозяева провожали чиновника.

– Счастливо, вашскбродие, – не утерпел сказать солдат, и когда чиновник, вежливо раскланявшись с хозяевами и с солдатом, отделился от крыльца в сопровождении десятского, – прибавил:

– Попал в кашу, нечего сказать.

– Спасибо тебе, друг любезный, – сказал ему Кашин, побледнев.

– Гаврила!

– Благодарен тебе, что ты меня разорил!

– Гаврилушко, родной! – начал было солдат, но Гаврила и жена не отвечали ему. Солдат с глубоким порывом сердечной грусти махнул рукой и сел: – словно пришибленные, сидели они долго, долго…

* * *

– Какая прелесть! – сказал чиновник, догоняя ритора, который все время держался в стороне и во взгляде которого чиновник мог заметить ужас. – Посмотрите, что это за прелесть!..

По косогору, открывшемуся перед прогуливавшимися, двигалась с граблями в руках целая фаланга женщин, разодетых в лучшие платья, яркие цвета которых как нельзя более соответствовали яркой картине природы – зелени, солнцу.

Ритор ничего не отвечал.

Скоро женщины столпились в кучу, и раздалась песня; прогуливавшийся чиновник приблизился к певицам и некоторое время наслаждался молча; но так как неподалеку стоял староста, наблюдавший за бабами, то чиновник обратился к нему с вопросом насчет Гаврилы Кашина: может ли он уплатить штраф? – затем прилег на траву, похвалил целебные свойства полевого воздуха и развернул судебные уставы.

Песня упала…

– Пойте, пойте! – поощрял чиновник, перелистывая устав о наказаниях.

Но хор косился на него и слабел.

– Пойте, пожалуста, – просил любитель природы.

Но несмотря на гуманнейшее обращение путешественника с поселянками, последние мало-помалу разбрелись, не докончив песни…

– Пора домой, – сказал, наконец, чиновник молчавшему ритору. – Я думаю, теперь получились газеты… С нетерпением жду.

Ритор молчал.

– Не сегодня-завтра, – шопотом прибавил чиновник, – во Франции должна вспыхнуть революция… вот штука-то будет… Давно пора!

Ритор все молчал, соображая, что все это значит? Как назвать, как определить эту гуманность, образованность, которая повсюду вносит с собой уныние и грусть?.. Вон с измученной совестью сидит на крыльце солдат… Вон вздыхает целая семья мещанина Кашина, видя пред собою голод… Бабы перестали петь… ушли…

– Иван Петрович! – сказал, наконец, ритор, когда они возвращались домой…

– Что?

– Как же вы… как же… – теряясь в возможности определить виденное, лепетал ритор и вдруг воскликнул: – Да что ж это такое вы делаете?

– Порядок, батюшка, нельзя! – категорически ответил чиновник и продолжал дорогу молча, срывая васильки и цветы и сбирая из них букет для жены.

Примечания

Впервые опубликовано в журнале «Библиотека дешевая – общедоступная», 1871, № 6. В дальнейшем очерк перепечатывался без изменений.

В очерке Успенский беспощадно вскрывает антинародную сущность либерально-буржуазной интеллигенции, порожденной новым, капиталистическим «порядком». Разоблачение этой интеллигенции занимает большое место в творчестве Успенского 70-х годов. Впервые ее представители были выведены писателем в цикле «Разоренье». В образах героя очерка и его жены получают дальнейшее художественное развитие образы четы Шапкиных («Наблюдения Михаила Ивановича»).

notes

Сноски

1