– Пришел поглядеть, как вы тут пробавляетесь. Сколько бочонков за сегодня уперли?
– Веселись, пока молодой, Гаррет. Потом поздно будет.
– То есть тебе уже поздно?
Диар был из тех людей, кому только дай повод, чтобы распустить язык.
– Мне веселиться не с чего.
– Почему это?
– Так до чего страну-то довели?! Разор, раздрай… Каждый на своем стоит, а других и слушать не желает.
Ну-ка, ну-ка. Подкину-ка я Джерри наводящий вопросик:
– Неужто и у вас за политику морды бьют?
– Да нет, здесь пока не бьют. Мистер Вейдер такого не потерпит. А вот снаружи ужас что творится. Мы ж не слепые, Гаррет, и не глухие. Куда ни сунься, то в демонстрацию воткнешься, а то и в самый настоящий бунт. И кто, спрашивается, виноват? Вестимо, эти чужаки из Кантарда. Сами на неприятности нарываются.
– Понятно.
Гаррет – хамелеон: с кем болтает, под того и подстраивается. Так проще всего развязать собеседнику язык. Между тем слова Диара подтверждали подозрения Покойника: судя по всему, за беспорядками в Танфере и вправду стоит Слави Дуралейник.
– Кого как, Гаррет, а меня это достало, честно скажу. То ли дело в наше время… Мы боялись только воров да ночных грабителей.
– Уверен, король скоро что-нибудь сделает.
Например, как это у него в обычае, повернется спиной к проблеме, предоставив подданным разбираться самим. Особы королевской крови не слишком жалуют Танфер и редко осчастливливают горожан своим появлением; и уж до такой мелочи, как назревающее кровопролитие, они точно не снизойдут.
– Ладно, Гаррет, бывай. Удачи тебе.
– Тебе тоже, Джерри. Тебе тоже.
Как известно, на пивоварне варят пиво. Не спешите облизываться в предвкушении. Вам доводилось бывать на пивоварне? Первое, что замечаешь – не можешь не заметить, – это запах. В нос шибает так, что того и гляди на ногах не устоишь. Как ни печально, эта вонь – неотъемлемая принадлежность производственного процесса. А сам процесс состоит в следующем: зерно смешивают с водой и всякими добавками вроде хмеля и оставляют гнить под бдительным присмотром умудренных опытом пивоваров, у которых все рассчитано по минутам.
Молодых среди пивоваров не встретишь. У Вейдера молодняк, даже продолжатели семейных династий, трудится на подсобных работах, где нужна грубая сила, а умения почти не требуется. Сам Вейдер, еще перед войной, начинал с погонщика; он был уверен, что именно физический труд сделал его тем, кто он ныне есть. Впрочем, во времена его молодости работать начинали с девяти лет – и рабочих мест было навалом.
Короче, папаша Вейдер мог подменить любого из своих работников – и порой так и поступал, чтобы «не отрываться от земли». От своих ближайших помощников он ожидал схожего отношения к делу.
Далеко не все они оправдывали его ожидания. Взять хотя бы Манвила Гилби. Как он пыжился, пытаясь ворочать бочонки! Эта эпическая картина разворачивалась на моих глазах, и я, естественно, не преминул сообщить боссу, что Гилби чуть не лег под бочонками. Возможно, поэтому Манвил косо на меня поглядывает.
Я поздоровался с пивоварами на дежурстве. Скиббер Кессел что-то угрюмо проворчал в ответ. Мистер же Клиз был слишком занят, чтобы обращать внимание на назойливых мух вроде некоего Гаррета. Что ж, люди на работе; насколько я помню, они и в часы досуга не склонны были трепать языками. Должно быть, их все устраивает в жизни. Я крутился на пивоварне достаточно долго, чтобы усвоить: если пивовару что-то не по душе, он не задумается поднять хай на весь белый свет. У лучших из них голосины все равно что у оперных певцов.
Когда прихожу к Вейдеру, я стараюсь вести себя непредсказуемо. В нашем деле рутина чревата неприятностями: будешь действовать по заведенному порядку – мигом окажешься на крючке у плохишей. Иногда я заглядываю на пивоварню всего на полчасика, а иногда практически не вылезаю оттуда, становлюсь этаким любознательным кузеном из провинции, который шляется где ни попадя, изредка помогая разгружать – или грузить – бочонки. И не только: мне доводилось и прибирать двор в компании подмастерьев, и махать лопатой на элеваторе, и засыпать в чаны хмель. Кроме того, я проверял счета на овес, рис и пшеницу, сопоставлял приход с зафиксированной выработкой. Иными словами, всячески пытался стать занозой в заднице для предполагаемых злодеев.
Воруют на любой пивоварне. Скажу не хвастаясь: у Вейдера с моим появлением воровства стало меньше, но извести его под корень все же не удалось – виной чему пресловутая слабость человеческой натуры.
15
Я достаточно близко знал погонщиков и грузчиков – пивали вместе, так что вполне естественно было начать расспросы с них. Уж они-то выложат мне все, было бы что выкладывать.
До погрузочной можно было добраться тремя способами. Во-первых, пройти через транспортные ворота. Во-вторых, по обширному подвалу, где хранились бочонки с пивом. И в-третьих, через конюшни, огромные, если не сказать – чудовищно огромные. Где-где, а на пивоварне лошадиные силы требовались в умопомрачительном количестве.
Между прочим, когда папаша Вейдер выбирал место для своего заводика, он соблазнился природными пещерами, в которых затем устроил подвал, и близостью реки – по ней на пивоварню доставляли сырье.
Я предпочел путь через подвал. При моем отношении к лошадям соваться в конюшни было несколько рискованно. И потом, пробираясь среди бочонков и бочек, бесконечными рядами уходивших в полумрак, я всякий раз испытывал восторг сродни блаженству верующего в храме.
В подвале работа кипела сутки напролет. Разумеется, я наткнулся на мистера Беркела, сверявшегося, как обычно, с длиннющим списком в руках.
– Мистер Беркел, вы что, вообще не спите?
– А, Гаррет! Почему же – сплю, и достаточно регулярно. А вам везет: как ни придете, мы непременно с вами встречаемся.
– Да уж… Что там с цифрами? Сходятся?
– Еще как! Замечательно сходятся.
То есть воровство по-прежнему наличествует, но в допустимых размерах. Когда убытки разумны, папаша Вейдер готов закрыть глаза на слабости своих работников.
Беркел протянул мне большую кружку. Как ни удивительно, кружка оказалась до краев наполненной пивом.
– Попробуйте. Новый сорт, только-только выпустили.
Я пригубил – и сам не заметил, как осушил полпинты.
– Отличное пиво, мистер Беркел. Крепче светлого, но легче моего любимого темного.
Я настроился было на продолжительную беседу о достоинствах и недостатках разных сортов пива, однако Беркел не проявил интереса, и я сказал:
– Вот что мне нравится в Вейдере: вечно он что-нибудь придумает. Спасибо. Пожалуй, загляну к вам на обратном пути.
– Милости просим. Да, Гаррет, послушайте, с чего вам вздумалось усадить на плечо это чучело? Смотрится отвратительно.
– Это не чучело. Он живой. Можно считать его опознавательным знаком. Надо же мне чем-то отличаться от остальных.
– А… – Беркел скривился так, словно я долго и нудно рассказывал ему, какие у меня в доме обои. – Ладно, мне пора. Вы там осторожнее, Гаррет.
– Вы тоже, мистер Беркел.
16
Складские помещения на пивоварне – ни дать ни взять воплощенный хаос, но из этого хаоса, как ни удивительно, вытекает бурный поток живительной влаги. Пиво – кровь нашего города, оно питает его сердце и проникает в самые потаенные места.
Погонщики и грузчики встретили меня кто дружелюбными улыбками, а кто – кривыми усмешечками. Как обычно. Возможно, те, кто скривился, имели некое отношение к кражам, которые я расследовал. Скорее всего, рассуждали они так: этот парень здорово нас подставил, ведь красть у хозяина – святое право каждого работника.
Сгущались сумерки. Конюхи разбирали лошадей и уводили их в стойла. С наступлением темноты будут грузить только чужие повозки. Близилось любимое времечко работяг, когда можно расслабиться.
В такое время проще простого стырить пару-тройку бочонков.