Ирина пожала плечами.
– Значит, где-то в другом киоске все наоборот.
– Не уверен. Вот смотрите: чем эти пачки отличаются?.. Правильно, цветом. Газеты из распечатанной пачки не имеют цветных обложек. Знаете, что это обозначает?
– Какие привезли, те и продаю, – все еще бодрясь, сказала Ирина.
– Это обозначает, что цветных обложек печатается меньше, чем реально газет. Улавливаете?
– Нет…
– А мне кажется, Ира, что вы все прекрасно понимаете. Сколько вы оставляете себе с каждого левого экземпляра "Лавки"?
– Я отказываюсь вас понимать!
– Детка, так только в кино говорят мелкие жулики. А я к вам без телекамеры пришел, один. Потому что сочувствую вам, понимаю, что зарплата маленькая, нарушение, вроде, копеечное, а вас так уговаривали помочь, обещая, что никто и не спросит даже об этих газетах. Так?
– Ну…
– Я ведь хочу, чтобы мы друг другу помогли. Зачем вам, Ира, фигурировать в деле о хищении в качестве сообщницы? Тут штрафом не отделаетесь. Ведь тогда могут и другие грешки всплыть, а? Мы копать начнем – не остановимся. Я же предлагаю вариант: вы мне говорите весь расклад, кто вам газеты возит и кто деньги за левые экземпляры забирает. Я, со своей стороны, обещаю, что никому не раскрою источник информации. Более того, постараюсь, чтобы и в качестве свидетеля вас не вызывали. Договорились?
– Ладно, – прошептала девушка, – я скажу… Левый тираж завозят вместе с остальными газетами. Так проще и незаметнее. Кто газеты считать станет? Занимаются этим экспедиторы. Одного Леша зовут, другого Стас. Они же забирают деньги. В курсе ли водители – не знаю, они обычно в кабине сидят, не выходят.
– Сколько еще киосков торгует леваком?
– 30, может 50.
– Их адреса, имена киоскеров?
– Я не знаю, – твердо сказала Ирина.
– Хорошо. Какие еще газеты допечатывают в издательстве?
– "Комок", "Реклама", "Торговый ряд".
– Кто организатор?
– Не знаю.
– А если подумать? – настойчиво сказал Рыбкин.
– Зачем бы мне это сообщали? Сама я не интересовалась.
– Ладно, верю.
– Эй, девушка, дай "Комсомолку" и "Вечерку", – за стеклом моталась нетерпеливая тень, – хватит шуры-муры разводить.
Ирина подала газеты.
– Другой вопрос. Вы же работаете посменно?.. Твоя напарница левыми газетами торгует?
– Не-ет, – протянула девушка, не понимая еще, куда клонит милиционер.
– Значит экспедиторы могут позвонить накануне и узнать, на твою ли смену придется завоз левака?.. Чего молчишь?
– Могут, – прошептала Ира.
– Вот тебе телефон, – Рыбкин достал ручку и чиркнул на первой подвернувшейся газете, – будь добра, перезвони мне и скажи, что, мол, знакомые интересовались, когда работаю, понятно?
Девушка кивнула.
– Так сколько с экземпляра берешь? – уже из чистого любопытства спросил Виктор Иванович.
– Пятьдесят копеек.
– Не густо.
В окошко сунулась лохматая голова.
– "Лавка" есть?
– Есть, – ответила Ирина и подала газету из верхней пачки – без обложки.
– Э-э-э, погоди, это же левак! – в Рыбкине проснулся заместитель по распространению газет.
– Да какая теперь разница? – еще сильнее побледневшее лицо Ирины было похоже на маску.
– Ну ты даешь!
То ли шок у девчонки, то ли "заячья храбрость", когда косой, загнанный в угол, на лису бросается? Виктор Иванович вышел из киоска и сощурился от яркого солнца. Может, действительно, пойти искупаться? Передышку он заслужил.
Непослушными пальцами Ирина закрыла замок, повесила табличку "обед" и, скорчившись на стуле, заплакала.
5.
Ощущение удачи и приподнятое настроение не оставляли Виктора Ивановича и на следующий день. Он явился в редакцию к обеду – хорошо выспавшийся и сияющий, как солдат на полковом смотре. Даже не глянув в сторону Любочки, Рыбкин смело открыл дверь в кабинет начальника.
– Здравия желаю, Станислав Юрьевич!
– Вольно, – сказал редактор. – Раскопал чего?
– Разрешите сесть?
– Садись, – тут шеф уже заинтересовался и отодвинул бумаги, которыми занимался перед этим.
– Пошел я, значит, вчера прямо до Красного проспекта, откуда был сигнал, а потом прямиком к набережной. Иду, значит, иду…
– Моя профессия – длинные очерки журналистов превращать в короткие деловые информации, – между прочим, сказал Станислав Юрьевич. – Не гони порожняк.