Ночь Ватерлоо

НАТАША. Да!

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Принести тебе чаю?

НАТАША. Нет!

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Ты будешь спать дальше?

НАТАША. Да!

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Бабушка обещала завтра тебе отдать прабабушкины рубиновые серёжки.

НАТАША. Да?

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Если, конечно, ты ей пообещаешь вести себя хорошо!

Садится за стол, допивает чай и берёт газету. В этот момент доносится лязг наружной двери квартиры. Елена Антоновна, оторвав глаза от газеты, прислушивается к шагам в коридоре. Входит Виктор Васильевич в чуть помятом костюме, с пакетом. Вытащив из него большую бутылку водки, ставит её на стол.

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (отложив газету) Ты что, придурок?

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Если бы ты мне этого не сказала, я бы её на твоих глазах в окно вышвырнул! А теперь – сиди и любуйся, дура! (Выкладывает на стол две дюжины мандаринов. Отбросив сумку, садится)

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (поднявшись) Как ты посмел нажраться? Ведь у тебя – два инфаркта! Что ты уставился на меня глазами бесстыжими? Отвечай мне, как ты посмел нажраться?

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (взяв бутылку) Да, два инфаркта. Но кроме них – две жены, две дочери-потаскухи и две страны! Одна – в новостях, другая – перед глазами бесстыжими! И уж если в моих глазах даже и без водки двоится всякая мерзость – я, чёрт возьми, имею право нажраться! (Откупоривает бутылку, пододвигает к себе стакан, наливает. Сдирает кожуру с мандарина)

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (сев и прижав ладони к лицу) Ты не человек!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. А кто ж я?

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Тварь! Скотина!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (с грустным вздохом) Ну да, конечно. Интеллигенту трудно не быть скотиной – по меркам женщины, так как он исторически обречён на самоотдачу! Ни одна женщина не способна взять столько, сколько он ей даёт. Две – могут, если не дуры. Но двух не дур на одном полушарии найти сложно – потому вы, Елена Антоновна, взяли больше всех остальных, вместе взятых! (пьёт, съедает часть мандарина)

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (заплакав) Что я взяла у тебя? Это ты уже тридцать лет сосёшь из меня все соки! Посмотри, кем я стала!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Вижу! Но, тем не менее – обещаю, любимая, что моя последняя мысль будет о тебе. О тебе одной! (наливает)

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (хлопнув ладонью по столу) Хватит бредить!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (усиливая декламацию жестами)

В головах – свечами смертными

Спаржа толстоногая!

Полосатая, десертная

Скатерть вам дорогою!

Табачку пыхнём гаванского,

Слева вам и справа – вам.

Полотняная, голландская

Скатерть вам – да саваном!

Пьёт, съедает часть мандарина и утирает рот рукавом.

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Как ты смеешь в нетрезвом виде читать такие стихи? Ведь это Цветаева!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты меня не любишь. Не жалеешь… (рыгает)

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Мерзкая рожа!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Разве я немного некрасив?

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. О своих дочерях подумал бы хоть чуть-чуть! Как тебе не совестно? На кого ты похож? Видели бы сейчас тебя твои пациенты, которые месяцами ждут очереди к тебе! Кандидат наук, хирург высшей категории! Знаменитость! Гамаюнов Виктор Васильевич! Дуньке весь институт завидует! Знали бы, что ей тут приходится слышать! Бессовестный человек… Совсем опустился!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты меня не любишь? Не жалеешь? (встаёт, качаясь)

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Сядь, дурак! Грохнешься!

Раздаётся хлопок наружной двери квартиры.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Если ты мне сейчас же не скажешь, жена моя, любишь ты меня или нет, клянусь – умру к чёрту! Третий инфаркт! Сию же секунду – смерть!

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Вот придурок!

Виктор Васильевич закатывает глаза, и, схватившись за грудь, начинает валиться навзничь. Елена Антоновна вскакивает, чтобы оказать ему помощь. Вбегает Дуня в брючном костюме, с сумочкой на плече. Подхватив отца, усаживает его на место.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Дунюшка! Ты спасла мне жизнь, моя дорогая…

ДУНЯ. А ты мне честь до сих пор не спас! Учти: если завтра утром двадцать пять тысяч не будут лежать вот здесь, на этом столе – вечером пойду на Тверскую!

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Как? Уже двадцать пять?

ДУНЯ. Я предупреждала – цены на внеочередные туры растут. Таиланд идёт нарасхват!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Так ты в Таиланд собралась? Ну, нет! Иди на Тверскую. Там уж, по крайней мере, заплатят. И заразят чем-нибудь попроще.

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (всплеснув руками) Совсем дурак! Что это за шутки?

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ну а если без шуток – тебе, Дуняша, не на Тверской, а где-нибудь в Бирюлёве надо маячить, между пивным ларьком и бензоколонкой. Там ваше место, Авдотья Викторовна, если наука вам никакой кувалдой в голову не вбивается! На Тверскую она намылилась с таким рылом! Нечего сказать, шустрая! На Тверской-то знаешь какие девки стоят? Покруче Наташки! С ногами во весь твой рост!

ДУНЯ. Ладушки! Если ночью квартирка заполыхает – не удивляйся, папочка! (удаляется в свою комнату)

ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (сев) Молодец! Сведёшь меня в гроб – под забором сдохнешь!