Кубыш-Неуклюж

– Так ты физручкой работаешь? – уточника Света, поймав отлетевший от стены мяч и звонко расхохотавшись над своей выходкой.

– Да, физручкой.

– И ты какое-то время здесь будешь жить? В этой комнатушке?

– Угу.

И пальцы Наташи сжали мобильник так, что он чуть не хрустнул.

– И ты пока на больничном? – не отставала от неё Света.

– Да, ещё пару дней буду на больничном.

Света взглянула на рюкзачок и сумку.

– А почему у тебя так мало вещей?

– Мне больше не нужно.

– Живи у нас!

– У кого – у вас?

– Мы с моей подругой сняли вчера двухкомнатную квартиру. Здесь, за автостоянкой. Поспишь со мной на одном диване, ничего страшного.

– А зачем мне спать с тобой на одном диване, если я здесь могу спать одна? За семь-восемь дней я найду квартиру и перееду.

Тут прозвенел звонок. Наташа рассерженно убрала мобильник. Ей не хотелось вести разговор с риелтором в сумасшедшем доме, который через минуту должен был наступить.

– Прикрой, пожалуйста, дверь, – сказала она, – сейчас малышня сюда набежит и будет беситься.

Света прикрыла. Когда через полминуты спортзал наполнился визгом, топотом и площадной руганью пятиклашек, гонявших мяч, она задала вопрос:

– А эти две девки, Немова и Крапивина – они что, какие-то чумовые, да? Наркоманки?

– Да не наркоманки они, – дёрнула ноздрями Наташа, – просто две сучки. Вовсе не глупые. Греческой мифологией увлекаются. И красивые, спору нет. Но Ленка Шкилёва, их тёзка и одноклассница – девка вовсе сказочной красоты. И очень спокойная, как стена. Они рядом с ней, конечно, не блещут, хоть она красит только глаза и носит кроссовки с джинсами. А у них всегда макияж, укладочки, шпилечки. Сама видела.

– Из-за этого они бесятся?

– Ну не только. Конечно, это играет роль. Они сами по себе стервы. Если начнут изводить какого-нибудь мальчишку, лучше ему из школы уйти. Однажды, когда они перегнули палку и мальчик чуть не покончил с собой, я их отстегала.

– Да это как? – изумилась Света.

– Элементарно. Прыгалками. По задницам.

– Они не сопротивлялись?

– Конечно, сопротивлялись. Поэтому получили сперва по мордам, затем – по задницам. После этого целый месяц вели себя образцово. Даже повысили успеваемость.

– А родители их с тобой не разобрались?

– Какие родители? Ты – четвёртая, кто об этом знает. Они ведь гордые! Я дала им слово молчать. А если бы рассказала, меня бы здесь букетами роз завалили все, от учителей до родителей. А Варламов, наверное, подогнал бы целый грузовик роз.

– Варламов, а это кто?

Наташа не отвечая, вынула сигарету и закурила. Света последовала её примеру.

– Открой окно, – бросила Наташа. Когда её кабинет наполнился ветром, она продолжила:

– Они обе любят собак, притом так же сильно, как ненавидят людей. Я в этом, кстати, их понимаю.

– Любят собак?

– Да, представь себе. Бродячих подкармливают. А некоторых щенков домой к себе забирают, потом пристраивают.

– О, чёрт! – помрачнела Света, – бедные девочки!

– Почему?

– Да как почему? Ты разве не слышала, что по близлежащим дворам разгуливает убийца собак? Не далее как сегодняшней ночью был убит пёс прямо на дорожке от метро к школе. Его зарезали.

– Да? Кошмар! Про этого пса я ещё не слышала, но по поводу остальных убитых собак Крапивина с Немовой никому не дают покоя. Сперва они полицию донимали, а потом сами решили выслеживать живодёров. Не знаю, как там у них это продвигается. Сомневаюсь, что есть успехи.

– Бедные девочки, – повторила Света. Подойдя к форточке, она выбросила окурок. Грянул звонок к следующему уроку, и детвора, продолжая громко галдеть, из зала утопала. Встав со стула, Наташа сделала шаг к дивану, сняла ботинки и улеглась. Света поняла, что аудиенция подошла к концу.

– Мне пора идти, – сказала она.

– Ну, иди. До встречи. Скоро увидимся.

Света вышла и поднялась в вестибюль. Идя мимо дяди Васи, она ему подмигнула. Отставной прапорщик покраснел, засопел и собрался сплюнуть, однако вовремя вспомнил, что он сидит не на лавочке во дворе.

Весеннее солнце накрыло город розовыми ладонями. На ступеньках школы курили несколько старшеклассников. Среди них выделялся широкоплечий блондин с пушком над верхней губой, слегка кривым носом и голубыми глазами.

– Слушайте, пацаны, кто такой Варламов? – спросила Света также закуривая. Ребята переглянулись.

– Зачем он вам? – холодно поинтересовался блондин.

– Ну, это уж моё дело.

– Не только ваше, но и моё, поскольку Варламов – я. А вы кто такая?

Света решила не отвечать. Сбежав по ступенькам вниз, она пересекла плац, вышла за ворота и, перейдя проезжую часть, направилась к своему двору той самой дорожкой через пустырь, около которой был найден ночью Малыш.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Благодаря Маринке, которая в семь утра опять вышла с Боней, весть об убийстве бедного Малыша стремительно облетела двор, а затем квартал. И поднялся шум невообразимый. Если не первую, то вторую скрипку в этой симфонии сыграл Эдик. Так звали азербайджанца, который торговал фруктами во дворе, напротив Серёжкиного подъезда. Свою, с позволения сказать, торговую точку Эдик располагал прямо у дорожки к метро, так что покупателей было хоть отбавляй, особенно вечерами. Эдика знали все жители квартала – от инвалидов и совсем немощных стариков, которым он приносил овощи и фрукты домой, до главы управы, всего личного состава отдела внутренних дел и двух прокуроров. Всех вышеперечисленных граждан он обеспечивал витаминами безвозмездно, точнее сказать – бесплатно, поскольку даже беспомощные сулили ему громадную помощь в виде молитв за него Аллаху, хоть были все православные. Ещё Эдик дружил с дворовыми кошками и собаками, так что смерть Малыша его потрясла. Он о ней рассказывал каждому, кто в то утро что-нибудь у него покупал на пути к метро, а также и тем, кто просто здоровался. Они все звонили своим родным, оставшимся дома, те выходили повозмущаться, послушать, что говорят по этому поводу. Таким образом, Света, идя из школы, застала около Эдика полусотню своих соседей по этажу, дому и двору. Они громко проклинали ночных убийц, ругали полицию за бездействие. Не ругались только собаки и кошки, которых также пришло не мало. На плече Эдика сидел его собственный глухой кот по имени Микки. Пьяный Олег, помогавший Эдику торговать с молоденькой молдаванкой, подливал масло в огонь, расписывая подробности происшествия. Тётя Маша и тётя Оля плакали, одна – молча, другая с бранью. Серёжка вместе с Жоффреем также крутились около Эдика. Иногда бульдог начинал вдруг гавкать на торгаша. Тогда тот давал ему виноград или грушу, и лай сменялся довольным хрюканьем.

– Я шайтанов этих достану, слово даю! – рассыпался Эдик грозными обещаниями, взвешивая кому-то яблоки и бананы на электронных весах, – двести человек сюда приведу! Они будут их выслеживать, а когда найдут – порвут на куски! За что убивать собак? Кому от них плохо? Никакой зверь от скуки не убивает. Эти садисты – хуже зверей, хуже крыс! Говорю – шайтаны!